Праздник, Окуджава и Бродский
Недавний опрос ВЦИОМ показал, что 66% россиян не намерены праздновать День народного единства. Более того, еще 14% заявили, что праздновать вообще-то будут, но как, сказать не могут (большинство из них, скорее всего, так и не определятся). Лишь 12% смогли внятно объяснить, как собираются отмечать День народного единства (за домашним праздничным столом, в гостях и др.).
Большой сенсации здесь нет — о прохладном отношении россиян к этому празднику известно давно. Интереснее динамика. В 2006 году лишь 49% респондентов однозначно заявили, что не будут отмечать 4 ноября. Таким образом, количество равнодушных выросло на целых 17 пунктов. Почему? Ответ прост: три-четыре года назад новый праздник активно «раскручивался» как альтернатива «красному» 7 ноября. Сейчас же активности явно поубавилось, интерес к празднику снизился, в том числе и во власти. Так что россиян ждут мероприятия разной степени официальности, мало отличающиеся от Дней города, ежегодно проводящихся от Москвы до самых до окраин. Некоторое разнообразие внесло лишь движение «Наши», которое первоначально попыталось решить сверхзадачу — отобрать у националистов бренд «Русский марш». Напомним, что впервые само это понятие появилось в 2005 году, когда лояльнейшему Евразийскому союзу молодежи разрешили провести шествие под таким названием (в рамках борьбы с «оранжевой» угрозой, которая тогда была главной фобией российской власти). Однако к евразийцам тогда присоединились настоящие национал-радикалы и откровенные нацисты, так что ситуация вышла из-под контроля. Но джинна из бутылки уже выпустили — была создана традиция националистических акций, приуроченных к новому празднику.
Правда, с отбором бренда сейчас ничего не вышло — понятно, что такая акция лишь создала бы дополнительную рекламу националистам. Да и сам бренд пахнет чрезвычайно дурно. Поэтому акцию все же решили провести, но под другим, менее запоминающимся названием: «Все свои». Представительница «Наших», объясняя смысл названия (который действительно сразу не поймешь), заявила: «В России — все свои, нашу страну прославили разные народы и культуры: Пушкин и Багратион, Бродский и Окуджава». И следовательно, надо лучше понимать друг друга и относиться друг к другу с уважением. В принципе, против этих тезисов возразить нечего. Занятно лишь, что их излагает представитель организации, которая только недавно отличилась пикетами у дома Александра Подрабинека, обвиняя журналиста в оскорблении ветеранов. Теперь же героями «Наших» становятся Окуджава и Бродский — видимо, из политкорректности и стремления к респектабельности.
Только примеры оказались неудачными — с учетом особенностей деятельности «Наших». Окуджава известен не только как фронтовик (об этом сказано в каждой биографической статье о нем), но и как автор знаменитой антивоенной «Песенки веселого солдата», переименованной для цензора в «Песенку американского солдата»:
Возьму шинель, и вещмешок, и каску,
в защитную окрашенные краску,
ударю шаг по улочкам горбатым...
Как просто стать солдатом, солдатом.
Забыты все домашние заботы,
не надо ни зарплаты, ни работы —
иду себе, играю автоматом,
как просто быть солдатом, солдатом!
А если что не так — не наше дело:
как говорится, родина велела!
Как славно быть ни в чем не виноватым,
совсем простым солдатом, солдатом.
Впрочем, обмануть цензуру не слишком удалось. Действительно, «родина велела» — это ведь из советского «новояза», где под родиной понималось кремлевское начальство, отправлявшее солдат выполнять «интернациональный долг» в очередную страну. Например, подавлять венгерскую революцию («Песенка» написана через несколько лет после этих событий, но еще задолго до разгрома «Пражской весны» и, тем более, ввода войск в Афганистан). Окуджава — именно как человек воевавший — был противником милитаризма и насилия в любом варианте — советском, российском, немецком, американском… На идеологию «Наших» такой универсальный подход совсем не похож (хотя, разумеется, американский милитаризм они считают плохим, как и советские комсомольцы — их предки).
С Бродским дело обстоит еще сложнее. Вот что он писал о маршале Жукове, идоле современных государственников:
Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирающий в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».
К правому делу Жуков десницы
больше уже не приложит в бою.
Спи! У истории русской страницы
хватит для тех, кто в пехотном строю
смело входили в чужие столицы,
но возвращались в страхе в свою.
У литературоведов есть разные точки зрения, как трактовать «правое дело» — либо как признание Бродским правоты СССР во Второй мировой войне (эта версия кажется мне более убедительной), либо как иронию над очередным советским трафаретом. Но нет оснований сомневаться, что позиция Бродского в отношении Советской армии близка к точке зрения, высказанной недавно польским премьером Дональдом Туском: «Советские войска освобождали Польшу, но не могли принести ей свободу, так как сами не были свободны». А не к официальной советской и современной российской, отстаиваемой «Нашими».
Думается, впрочем, что если бы Бродский был жив, жил в России и опубликовал свои стихи сейчас, то «Наши», оставив в покое Подрабинека, начали бы пикетировать именно его дом. Действительно, Подрабинек хотя бы не определил ныне почти канонизированного Жукова и его погибших солдат в «адскую область». Туда, где находятся нераскаянные грешники, преступившие, в частности, заповедь «Не убий». Как известно, возвращаясь из успешного похода, православное воинство молилось Господу, не только смиренно благодаря Его за дарованную победу, но и каясь за допущенные прегрешения. В советской традиции это было отброшено — отсюда и резкие слова Бродского как христианского поэта.
Остается предположить, что прокремлевские молодые люди толком ни Окуджаву, ни Бродского не читали (а может, и просто не читали, как в свое время лояльные советские граждане не читали Пастернака, хотя сейчас их книги можно свободно купить). Иначе не стали бы ссылаться на их имена, обосновывая проведение своей очередной акции.
Автор - первый вице-президент Центра политических технологий