Он останавливается. Видна полуоткрытая дверь и машина «скорой помощи». Дальше сопровождающим идти нельзя, они — сотрудники хозобслуги тюрьмы и не имеют права выходить на улицу. По версии администрации СИЗО «Бутырки», Сергей Магнитский вышел из тюрьмы своими ногами. Его провожали сотрудники хозобсуги, но на выходе из изолятора он сам донес сумки до машины «скорой» помощи. А сумок этих у него было никак не меньше четырех.

Нормально ли это? Человека госпитализируют в экстренном порядке с обострением панкреотита, но свои сумки со скарбом, который он накопил почти за год пребывания за решеткой, он несет сам. И почему-то на помощь к нему не спешат санитары «скорой помощи».

Повторюсь: странная картина. Но, если верить видеозаписи ухода Сергея Магнитского из СИЗО «Бутырки», снятой камерами видеонаблюдения 16 ноября 2009 года около пяти часов вечера, уходил он из «Бутырки» своими ногами.

По официальной информации, Магнитского доставили в больницу СИЗО «Матросская тишина» в 18.30. Чуть больше часа его везли с Новослободской до Сокольников. Никто не знает, что происходило с ним в машине «скорой помощи». В «Матросской тишине» на сборном отделении его осмотрел хирург и поставил диагноз «острый холециостопанкреатит». Было решено положить Магнитского в хирургическое отделение, чтобы провести спазмолетическую терапию. Но ему внезапно стало плохо, врачи посчитали его состояние неадекватным. Как они говорят, не могли сами справиться и вызвали психиатрическую «скорую помощь». Около девяти часов вечера состояние Магнитского резко ухудшилось, он потерял сознание. Его на носилках перенесли в палату интенсивной терапии, попытались реанимировать. Но он умер.

Трудно поверить, что человек, который всего несколько часов назад своими ногами вышел из одной тюрьмы, сам сел в «скорую», предварительно погрузив туда сумки, через четыре часа умер в сборном отделении другой тюрьмы, так и не оказавшись, по сути дела, на больничной койке.

Первоначальная причина смерти, объявленная врачами адвокату Дмитрию Харитонову: «панкреонекроз поджелудочной железы и токсикологический шок». Вполне возможно, что состояние Магнитского за несколько часов резко ухудшилось именно из-за интоксикации.

После вскрытия официальная причина смерти неожиданно изменилась: «острая сердечная недостаточность вследствии кардиомиопатии». Родственникам, которые просили разрешить им повторное судебно-медицинское обследование, прокуратура отказала. Друзья Сергея, прощаясь с ним на кладбище, заметили, что на одной его руке, на костяшках пальцев — синяки. Об их происхождении можно только догадываться. Когда Магнитский уходил из «Бутырки», его заставили написать: «За время пребывания в СИЗО никакого ни физического, ни психологического давления на меня не оказывалось ни сотрудниками СИЗО, ни сокамерниками».

Удастся ли адвокатам и родным погибшего возбудить уголовное дело по факту смерти Сергея Магнитского, которая могла быть вызвана халатностью врачей и администрации СИЗО «Бутырка»? Ведь именно в «Бутырке» в течение четырех месяцев как будто бы умышленно не замечали жалоб Сергея Магнитского. А написал он их не меньше пятидесяти. В московских СИЗО при странных обстоятельствах и раньше умирали зэки, но никогда еще в их смерти не признавали виновными ни врачей, ни сотрудников тюремной системы.

Я не знаю, каким юристом был Сергей Магнитский, но очевидно, что он был борцом. Почти год содержания под стражей он боролся за соблюдение закона в тюрьме, где закон повсеместно нарушается. Он написал десятки жалоб и, понимая, что они не регистрируются администрацией «Бутырки», на свиданиях с адвокатами отдавал им копии этих жалоб или посылал их по почте. Теперь, благодаря тому, что эти бумаги сохранились, мы можем не только узнать, в каких условиях содержатся в СИЗО «Бутырки» две тысячи человек, но и попробовать понять, что привело к трагическому концу самого Сергея Магнитского.

Из всех десятков заявлений и жалоб Магнитского, в которых он описывает, в каких нечеловеческих и поистине средневековых условиях приходится сидеть подследственным, еще не осужденным людям, меня больше всего поразило его письмо, адресованное адвокату Дмитрию Харитонову. В этом письме он рассказывает о том, как 6 августа 2009 года его доставили в Тверской районный суд Москвы.

«Человеческий фарш» для тюрем и лагерей

В этот день судья Сергей Подопригоров должен был рассматривать одну из жалоб Магнитского в порядке 125 статьи УПК. Юрист пожаловался в суд на действия следователей МВД. Впрочем, подобных жалоб Сергей написал несколько, поэтому толком не знал, какая из его жалоб будет рассматриваться 6 августа в 14 часов. Когда же его привезли в Тверской суд, он попросил сотрудника конвойного помещения взять у судьи материалы дела, чтобы он мог как следует подготовиться к заседанию. Судья передал часть материалов, но там не было самой жалобы Магнитского. Целый день Сергей провел в конвойном помещении вместе с другими доставленными в суд зэками. В СИЗО им выдали сухие пайки с кашей и супом, но у сотрудников конвойной службы сломался электрический чайник. Так что за целый день Магнитский не имел возможности что-либо поесть. В 18.30 выяснилось, что заседание суда перенесено на 10 августа. Никакой бумаги о том, по какой причине заседание суда было перенесено, Сергею не вручили. Потом была долгая дорога домой. Сначала зэков доставили к Пресненскому суду, где предложили пересесть в другую машину. Но в ней было уже полно народа и для Сергея не оказалось места. Его поместили в другое отделение той же машины, где пришлось стоять, согнувшись, и у него заболела спина. В «Бутырку» Магнитского привезли в восемь часов вечера, и он провел несколько часов на «сборке», «в помещении площадью около 20 квадратных метров, без окон, без принудительной вентияции, только с одной вентиляционной решеткой, выходящей в коридор. Там имелась напольная ваза, однако она не отделена какой-либо перегородкой, так что никто не решился сходить в туалет». Многие из находившихся в камере курили, там было человек сорок, у Сергея стали слезиться глаза и разболелась голова. В свою камеру он попал только в половине двенадцатого.

Эта неудавшаяся поездка в суд глубоко потрясла Сергея Магнитского. Он пишет: «Не представляю, как можно в таких условиях ежедневно ездить в суд, участвовать в заседаниях, защищать себя, не получая на протяжении многих дней, пока идет судебный процесс, ни полноценного питания, ни горячего питья, ни возможности спать достаточное для восстановления сил время. Правосудие в таких условиях превращается в процесс перемалывания человеческого мяса в фарш для тюрем и лагерей, процесс, в котором человек не может ни эффективно защищать себя, не даже сознавать, что с ним происходит, думая лишь о том, когда же все это наконец закончится, когда он сможет избавиться от этой физической и эмоциональной пытки и попасть в лагерь (на оправдание судом никто не надеется, говорят, что в наших судах бывает не более 2% оправдательных приговоров), где степень страданий, которым подвергается человек при отбывании наказаний, как здесь многие говорят, сказывается меньше, чем пока тебя, еще не признанного виновным, подвергают здесь, пока протягивают через эту мясорубку».

Свидетель беспредела

После этого случая Сергей пробовал записаться на личный прием к начальнику СИЗО. Он хотел рассказать ему о том, что происходит с зэками, хотел сообщить, что ему необходима медицинская помощь и его надо вывезти на повторное УЗИ в больницу «Матросской тишины». Свое заявление он передал корпусному, но, как выясняется сейчас, начальнику СИЗО это заявление корпусной, скорее всего, не передал. Во всяком случае, в журнале, где фиксируются все просьбы зэков о личном приеме, заявление Сергея Магнитского не значится. Более того, начальник СИЗО Дмитрий Комнов заявляет, что Магнитский ему никогда не жаловался и он (Комнов) вообще его не помнит. В такое верится с трудом.

Обо всех подобных «элитных» заключенных начальник СИЗО обязательно должен быть осведомлен. Не говоря уже о том, что без его одобрения Магнитского бы так не мотали из камеры в камеру. За четыре месяца он сменил пять камер. А уж жалоб по разным поводам написал несколько десятков. Другой вопрос: почему их не регистрировали?

Было ли это специальным умыслом, согласованным со следователем, который, судя по всему, дожимал Магнитского, доходчиво объясняя ему на допросах, что стоит пойти на сделку с правосудием и дать показания, авось тогда и условия содержания станут получше, и можно будет получить свидание с женой. Неизвестно, говорил ли он все это Магнитскому открытым текстом, но Сергей должен был понимать, что изменение позиции по уголовному делу могло бы облегчить его участь.

За год пребывания под стражей следователь разрешил Магнитскому всего одно свидание с женой и матерью, хотя по закону полагается по два свидания в месяц. Дать или не дать свидание, решает следователь.

Может быть, невнимание к жалобам Магнитского объясняется всего-навсего обычным наплевательским пренебрежительным отношением тюремщиков к надоевшему жалобщику? Нормально ли, что, судя по журналу «жалоб и заявлений», из двух тысяч человек за девять месяцев этого года на прием к начальнику «Бутырки» записались всего 353 человека?

Я вполне допускаю, что следователь давал указания начальнику оперчасти, как относиться к жалобам Магнитского. Тот, вероятно, докладывал ему обо всех изменениях в его поведении и настроении. Может быть, следователь, зная, что Магнитский постоянно жалуется, просил, чтобы его жалобы не принимали, понимая, что это будет нервировать Сергея и таким образом можно давить на него.

Нарушители клятвы Гиппократа

Судя по жалобам Сергея Магнитского и достаточно странным объяснениям врачей, к заболеванию Магнитского они отнеслись халатно и безразлично. Судите сами. 1 июля 2009 года в больнице «Матросской тишины» ему ставят диагноз «хронический панкреатит», делают УЗИ, рекомендуют провести УЗИ еще через месяц и не исключают в будущем проведения плановой операции. 25 июля лечение заканчивается, и вместо того, чтобы оставить Магнитского на «Матросской тишине», где и условия получше, и есть больница, в которой уже меньше чем через месяц нужно проводить повторное УЗИ, его все-таки переводят в «Бутырку». А там его просьбы о медицинской помощи не замечают два с половиной месяца. Заведующая терапевтическим отделением, которая обязана была бы обратить внимание на запись в медицинской карте о повторном УЗИ, об этом ничего не знает. Когда же 7 октября Сергей попадает-таки к ней в медсанчасть на лечение в связи с обострением хронического панкреатита, она и не думает отправлять его на обследование в больницу «Матросской тишины».

Эта же заведующая терапевтическим отделением выписывает Магнитского 12 ноября, заявляя, что у него «идет положительная динамика». А на следующий день у Сергея возникают серьезные боли, и его опять госпитализируют. Субботу и воскресенье он лежит в медсанчасти. Врача нет. Есть фельдшер, она дает ему те лекарства, которые давали раньше. Не надо быть медиком, чтобы понять: что-то тут не так. Почему на следующий день после выписки больному становится хуже? Опытный и внимательный врач должен был бы перестраховаться и подумать: а не стоит ли все-таки от греха подальше отправить Магнитского в больницу, где кроме но-шпы и спазмалгона есть более современные средства медпомощи?

Его отправляют в «Матросскую тишину», где есть хирургическое отделение, только тогда, когда ему становится резко хуже. Только тогда, когда, судя по записям в медкарте, у него появились «рвота каждые три часа, боли опоясывающего характера».

Но уже поздно. Похоже, интоксикация развивалась очень быстрыми темпами, и когда Сергей приезжает в больницу, ему становится резко хуже. Он умирает.

Теперь тюремные начальники, делая глубокомысленные лица, заявляют, что Магнитский-де не выдержал стресса, связанного с судебными заседаниями. Он-де расстраивался из-за проблем со следствием.

Заведующая терапевтическим отделением «Бутырки», пытаясь понять, что же случилось, успокаивает себя тем, что обострение состояния Магнитского может быть связано с нарушением диеты. Якобы накануне повторной госпитализации он поел соленой рыбки. Честно говоря, это представляется крайне сомнительным, учитывая, что в камере у Магнитского не было холодильника и вряд ли бы он стал есть рыбу...

Вот и получается, что, по логике тюремщиков, в смерти Сергея Магнитского они не виноваты. Жалобы его у них не зафиксированы. Значит, он им никогда не жаловался.

Если же верить врачам, то и они не виноваты — они лечили, как могли. Если спросить следственных работников, они скажут, что тоже не виноваты. Врачи каждый раз писали, что Магнитский хоть и болен, но в следственных действиях участвовать может. В чем же тогда их вина?

По большому счету, виноваты все вышеперечисленные, да вдобавок виновата и судья Тверского суда Елена Сташина, которая не хотела ничего знать о проблемах со здоровьем, которые были у Магнитского. Не хотела слышать его просьб о том, чтобы его, подозреваемого по экономической статье, выпустили из клетки на время судебного заседания. Дали ему возможность спокойно ознакомиться с материалами дела за столом. Чтобы ему изменили меру пресечения.

Так на последнем заседании 12 ноября судья Сташина пропустила мимо ушей все заявления Магнитского. А он говорил о том, что материалы дела, которые принес следователь, значительно отличаются от тех, с которыми он и его защита были ранее ознакомлены.

По закону, судья должна была отложить дело и дать стороне защиты и обвиняемому ознакомиться с документами. Иначе нарушалась состязательность процесса. Судья этого делать не стала и продлила Магнитскому срок содержания под стражей.

24 ноября 2009 года исполнился год, как Магнитского арестовали.

Он не дожил до этой даты восемь дней.

Сергей Магнитский стал 55-ым заключенным, который умер в этом году в Москве за тюремной решеткой.

Во вторник президент Медведев попросил генпрокурора Чайку и министра юстиции расследовать смерть Магнитского в тюрьме. Следственный комитет возбудил уголовное дело по двум статьям: «неоказание медицинской помощи» и «халатность». Пока нет ни подозреваемых, ни обвиняемых.

Но думаю, они будут. И хорошо бы, чтобы не назначали «стрелочникоми» врачей, а докопались до спайки «администрация СИЗО — следствие — суд».

В любом случае, основными доказательствами вины в халатности станут жалобы, написанные Сергеем Магнитским в тюрьме.

Теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что не зря погибший юрист Hermitage Capital, как бы предчувствуя свою смерть, посылал копии жалоб своим адвокатам.

Очевидно, что если бы он этого не делал, то правды о его гибели в тюрьме мы не узнали бы никогда.