Минувшая неделя в суде ознаменовалась скандалом: свидетель Надежда Шек сообщила, что незадолго до прихода в суд ее вызвали на допрос по некоему новому делу, связанному с Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым. Прокурор Валерий Лахтин тут же сообщил, что если свидетельница расскажет подробнее об этом допросе, она нарушит уголовный закон, а судья пригрозил ей уголовным преследованием. В остальное время продолжался допрос свидетелей, причем на сей раз, помимо тех, кто вновь совсем ничего не мог сказать по сути обвинения, нашелся один — бывший сотрудник ВНК Александр Тихонов, — который обвинял ЮКОС в нанесении ущерба государству. Однако на вопросы защиты по существу дела он ответить не смог.
Ситуацию в суде по просьбе «Ежедневного журнала» комментирует адвокат Платона Лебедева Константин Ривкин:

«Всех свидетелей, приходивших в суд за последнее время, я бы условно разделил на две группы: бывшие сотрудники СП РТТ, выполнявшие чисто секретарские функции, и Александр Тихонов. Тихонов — это второй эшелон нападок, связанных с эпизодом обмена акций, который квалифицируется как хищение. Первый эшелон возглавляли господа Авалишвили, Рыбин и Дергунов. Товарищ Тихонов глубоко убежден, что ЮКОС неправ, а почему — этого он объяснить не может. В этой своей уверенности он демонстрирует поразительное незнание закона и бизнес-практики. Когда ему задают элементарные вопросы, лежащие на поверхности, он либо не знает, либо не помнит, либо не может объяснить. Например, он рассказывает, что когда пришел ЮКОС, перестали выплачивать дивиденды акционерам. А когда его спрашивают, кто довел юридическое лицо до такого состояния, что оно стало банкротом и имело дикие налоговые недоимки, и с какого перепугу организация в таком состоянии должна в первоочередном порядке выплачивать дивиденды, а потом платить государству налоги в бюджет — на этот вопрос у него ответа нет. Он демонстрирует довольно своеобразное представление о том, что относится к полномочиям совета директоров и собрания акционеров. Кроме того, он проговорился, что в качестве чиновника довольно высокого уровня он некоторое время представлял интересы государства в советах директоров серьезных компаний — «Роснефть» и «Транснефть». Но когда ему задавали простые и примитивные для члена совета директоров вопросы, он не мог ответить ни на один. Таким образом, Тихонов — это типичный номинальный директор, голосующий по установке сверху, в то время как Ходорковскому и Лебедеву использование подобного «инструментария» ставится в вину. Когда то же самое, что и Тихонов, делали представители ЮКОСа, например, в совете директоров «Томскнефти» или ВНК, это, согласно обвинительному заключению, криминал. Следствие считает действия тех же бывших сотрудников СП РТТ противоправными, а юридические лица, которые этими сотрудниками регистрировались в интересах заказчиков, следствие называет фиктивными — такой термин они некоторое время назад изобрели.

Что касается шума, который поднялся из-за заявлений бедной свидетельницы Шек, я абсолютно не удивлен, поскольку еще на первом процессе мы все это проходили: к нам пачками приходили свидетели, которые в ответ на наши вопросы признавались, что кого-то в этот самый день, кого-то неделю назад допрашивали в Следственном управлении Генеральной прокуратуры. Мы делали заявления о ведении параллельного следствия, ссылались на судебное решение, принятое в рамках дела журналиста Холодова: когда в ходе того процесса была установлена подобная ситуация, Московский окружной военный суд не стал по стойке «смирно», а вынес частное определение, в котором обратил внимание генпрокурора на допущенные в ходе расследования нарушения закона — давление на свидетелей, подлежащих допросу в судебном заседании. К сожалению, у нашего суда, видимо, не хватает смелости, чтобы констатировать это как давление и нарушение закона. Мы знаем, что параллельное расследование ведется, часть материалов появляется в нашем деле: вспомните — не успел первый свидетель Крайнов дать показания, как прокурор Лахтин попросил приобщить к материалам дела новые документы. Так что никакой новости в этом нет, это просто лишнее подтверждение того, о чем мы говорим с самого начала процесса. Если в рамках этого нового дела наши подзащитные Ходорковский и Лебедев являются лицами, в отношении которых уголовное дело возбуждено, то есть их фамилии названы в соответствующих постановлениях, то нас обязаны поставить об этом в известность. А на самом деле есть гигантское дело 18/41-03, возбужденное 20 июня 2003 года, от которого отпочковывается большинство дел ЮКОСа, и при желании с Ходорковским можно связать все, что угодно, как связали с Ходорковским и Лебедевым ситуацию с реализацией имущества ЮКОСа в период банкротства компании или иск «ЮКОС против Российской Федерации», когда Ходорковский и Лебедев уже давно находились под стражей».

СЕЙЧАСНЫЙ МОМЕНТ

После некоторого относительного оживления процесс снова подернулся плотной тоскливой ряской. Говорить настолько не о чем, что впору завести разговор о погоде.

Что, впрочем, не так уж и нелепо, если учитывать прямую метафорическую связь между происходящим в зале и наблюдаемым за окном – все та же ноябрьская беспросветность, на корню убивающая надежду на то, что это может когда-нибудь закончиться. Вся, не столько структура, сколько фактура процесса работает на неизбывное ощущение бесконечности.

В этом есть нечто эпическое – что-то вроде былины, где бесконечно и многословно повторяются описания внешних и внутренних признаков героев и столь же бесконечно варьируются одни и те же диалоги, наподобие этого:

Ибрагимова: «Требовало ли одобрения абсолютного большинства сделок на заседаниях совета директоров управление дочерними предприятиями через ВНК?»

Судья: «Я не понял вопроса».

Ибрагимова: «Управление дочерними предприятиями через ВНК требовало на заседаниях совета директоров одобрения абсолютного большинства сделок?»

Краснов: «Вопрос все равно не поняли».

Впрочем, время от времени монотонная фольклорная говорильня взрывается внезапными петардами психологического «достоевского» романа, и тогда наблюдатель вздрагивает, начинает нервозно прислушивается и слышит:

Судья: «Платон Леонидович…»

Лебедев: «Вот этому с хамскими привычками товарищу с погонами замечание объявите! Я спокоен и задаю вопросы. А этот наглец в синих погонах меня перебивает, и ему замечания вы не делаете! …».

Лахтин: «Пусть он не оказывает психологическое давление на свидетеля, апеллируя к какой-то аудиозаписи. И пусть скажет, что это за аудиозапись! Мне интересно как прокурору!»

Лебедев: «О, Лахтин испугался собственных записей!»

Или же:

Лебедев: «Как вы в «сейчасный момент» смогли установить, что я в ноябре 1996 года…»

Лахтин: «Ваша честь, я прошу встать! …снять этот вопрос! Свидетель не может ответить!»

Судья: «Вы за свидетеля отвечаете?»

Горбунов: «Это мое внутреннее убеждение было на тот момент».

«Сейчасный момент», «встать», «снять» — прелесть что такое!

В какой-то момент в зале запахло неотчетливой, но интригующей сенсацией:

Шек: «В среду мне сказали, что это допрос по другому делу. Мне сказали, что в отношении Ходорковского и Лебедева возбуждено несколько дел. И что меня допрашивают по другому делу. С меня взяли подписку о неразглашении. Я не понимаю, что я могу говорить, а что нет».

Судья: «Вы дали подписку, я вам не советую давать сведения по допросу, который был в среду, иначе вы можете стать субъектом уголовного преследования».

Краснов: «Уууууу…»

Шек: «Ну то есть лучше ничего мне не рассказывать? Я просто не знаю, что можно говорить, а что нельзя».

Клювгант: «Просим занести в протокол, что свидетельница сообщила на заседании, что в отношении Ходорковского и Лебедева заведено несколько дел».

О как! Я же говорю, что конца этому не видно.

ЛЕОНИД САМОЦВЕТОВ

Художник АЛЕКСАНДР КОТЛЯРОВ