Единственное, чем может оказаться полезен кризис – это тем опытом, который помогает впоследствии не повторять ошибок. Ошибок, способных в одночасье разрушить годами, а то и десятилетиями строившуюся экономическую систему. Последние два года были в этом смысле чрезвычайно урожайными, и опыта можно было набраться на пару десятков лет вперед.

О предварительных итогах кризиса уже было написано в сентябре, когда стало очевидно, что российская экономика выходит из рецессии. Сейчас эти предпосылки, возникшие еще летом, начали оформляться в тенденции. И появилось больше оснований для заявлений о том, что кризис в России закончился и начался процесс восстановления. От того, насколько будут осознаны ошибки, допущенные до кризиса и в период борьбы с ним, зависит, будет ли восстановленное здание российской экономики более устойчивым в будущем. Собственно, главное, что необходимо сделать – попытаться честно ответить на следующий вопрос.

Почему российская экономика упала сильнее других?

Если послушать российского президента, который в минувшем году развил бурную активность в качестве блоггера-модернизатора, причина в сырьевой зависимости российской экономики, которая не выдержала обвала мировых цен на нефть. Этот тезис высказывался им неоднократно, именно он стал главным объяснением того, что в нижней точке кризиса российский ВВП был на 11 с лишним процентов ниже, чем за год до этого. Эту же мысль на разные лады повторяют и правительственные чиновники, и многие экономисты.

Возможно, президент действительно верит в то, о чем говорит, хотя нельзя не отметить, насколько это объяснение удобно: сырьевая специализация сложилась и до президента Медведева, и даже до президента Путина. Единственное, в чем они могут себя упрекнуть – в недостаточных усилиях по борьбе с этой сырьевой специализацией. А к нынешней администрации и вовсе претензий быть не может: когда Медведева сделали президентом, кризис уже вовсю бушевал в США и волны начали расходиться по всему миру.

Проблема в том, что это «объяснение» абсолютно ничего не объясняет. Никогда ни для кого не было секретом, какова доля сырьевого сектора и та роль, которую он играет в российской экономике. Она, кстати, не настолько велика, как принято думать – добыча полезных ископаемых занимает в российской экономике немногим более 10%. Правда, с доходами федерального бюджета все обстоит иначе – сырьевой сектор кормит страну, точнее, государство и весь нерыночный сектор, пригревшийся под его крылом.

Но непредсказуемость мировых цен на нефть, возможность их обвала – главный урок, который власти извлекли из прошлого кризиса 1998 года. Именно поэтому и создавался Стабфонд, разделенный позже на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. Все те годы, которые Алексей Кудрин провел в кресле министра финансов, с 2000 года, государство совсем не занимало на внешнем рынке, активно сокращало внешний долг, погашая его, в том числе, и досрочно.

К середине 2008 года и правительство, и ЦБ накопили огромные резервы, которых, по всем оценкам, должно было хватить минимум на три года, даже в случае если бы нефть вообще перестала хоть что-нибудь стоить. Почему-то эта «страховка» не сработала.

Есть одна вещь, которую совсем невозможно понять, если исходить из тезиса о сырьевой зависимости. При анализе динамики промышленного производства видно, что из всех секторов российской экономики сырьевой пострадал меньше всех. Рухнули автопром, строительство, производство промышленного оборудования и бытовой техники – все что угодно, но не сырье. Производство нефти и вовсе выросло до рекордных за постсоветские времена значений. Провалился же тот сектор, на который была возложена миссия авторитарной модернизации – госкорпорации и, прежде всего, «Ростехнологии».

Другие сырьевые страны – Бразилия, Австралия или Норвегия, да и арабские страны – пережили кризис гораздо легче, чем остальной мир. Из стран «большой двадцатки» худший результат, если не брать Россию, продемонстрировала Японию. А уж эту страну заподозрить в зависимости от сырьевого экспорта или технологической отсталости сложно.

Так что тезис о том, что глубина падения российской экономики была предопределена сырьевой зависимостью, не выдерживает критики. Сырьевой сектор напротив оказался тем преимуществом, благодаря которому рост экономики в России возобновился несколько раньше, чем в развитых странах.

Истинные причины

Неприятное открытие, которое сделали российские власти в 2008 году – высокая, сопоставимая с резервами ЦБ, внешняя задолженность российских компаний и банков. Вызвана она была тем простым фактом, что Банк России, пытаясь не допустить излишнего укрепления рубля, скупал миллиарды долларов на валютном рынке, выбрасывая в обращение десятки миллиардов рублей. Именно эти, эмитированные под покупку валюты рубли и разгоняли инфляцию в стране, в результате которой ставки ЦБ и на кредитном рынке были высокими. Брать дешевые кредиты в долларах или евро в условиях более высоких ставок в России и стабильно укреплявшегося рубля было выгодно, что стимулировало дополнительный приток валюты в страну.

Финансовый кризис и кризис ликвидности за пределами России сломали этот механизм, рефинансировать кредиты для российских компаний и банков стало невозможно, отсюда и всплеск спроса на валюту во второй половине 2008 года, который привел к сокращению золотовалютных резервов ЦБ.

Главным провалом российской политики, который и предопределил худший среди экономически значимых стран результат – «плавная девальвация рубля», которая нанесла удар по российской экономике из-за переоценки валютных кредитов. Она же стала причиной инфляции в первом полугодии – импорт (и, прежде всего, продовольственный) подорожал, ударив и по населению.

Попытка замещения внешнего финансирования внутренним сопровождалась повышением ставки ЦБ, в результате чего единственным прибыльным бизнесом начала года стали валютные спекуляции, чем и воспользовались «системообразующие» банки, получившие помощь от ЦБ и потратившие львиную ее долю на скупку у того же ЦБ его валютных резервов.

Едва ли можно считать случайным тот факт, что падение остановилось примерно через два-три месяца после того, как ЦБ и Минфин кардинально изменили политику – прекратили девальвировать рубль и начали исполнять бюджетные обязательства. Тогда же прекратилась инфляция, которая так и не начала расти, несмотря на серию снижения ставок, в результате которой ставка рефинансирования опустилась до минимальных значений за весь постсоветский период.

Кстати, если уж речь зашла о Минфине, то было бы полезно развеять еще один миф, родившийся уже в ходе кризиса, – миф о чрезвычайно высокой цене, которую правительство платит за вывод российской экономики их кризиса. Тезис о том, что резервы истощаются слишком быстро, а в следующем году и вовсе закончатся. Этот миф искусно поддерживается министром Кудриным, что стало поводом для его критики со стороны оппозиции.

Для того чтобы понять, как на самом деле обстоят дела, достаточно вооружиться калькулятором и зайти на сайт Минфина, где есть помесячная информация о размерах Резервного фонда и Фонда национального благосостояния.

Если принять за начало кризиса середину сентября, когда банкротство Lehman Brothers обрушило мировые биржи и едва не похоронило российскую банковскую систему, то несложно увидеть, что стало с резервами правительства за прошедшие 13 с небольшим месяцев.

На 1 октября 2008 года Резервный фонд составлял 140,98 миллиарда долларов или 3,559 триллиона рублей. К 1 декабря текущего года (последние опубликованные данные) он «похудел» до 75,07 миллиарда долларов или 2,239 триллиона рублей. Долларовая оценка упала почти вдвое, рублевая – почти в 1,6 раза.

Но есть у Минфина и другой фонд – Фонд национального благосостояния (ФНБ). Он на 1 октября 2008 года оценивался в 48,68 миллиарда долларов или 1,228 триллиона рублей. Зато к нынешнему декабрю он удвоился – в ФНБ было уже 92,89 миллиарда долларов или 2,77 триллиона рублей.

Несложное арифметическое действие, и картина кардинальным образом меняется. Совокупные резервы правительства за 13 месяцев с начала кризиса в долларах снизились со 189,66 миллиарда до 168 миллиардов. Это около 20 миллиардов долларов, но о половине речи уже не идет – потери составили менее 11%. В рублях правительство, благодаря девальвации, и вовсе заработало. На первое октября прошлого года у него было 4,787 триллиона рублей, а к 1 ноября этого – 5 с небольшим триллионов.

В сухом остатке несложно убедиться, что совокупный размер правительственных фондов за время кризиса вырос на 222 миллиарда рублей. И это в условиях «самого страшного кризиса со времен Великой депрессии», в условиях сжатия внутреннего спроса – как со стороны населения, так и со стороны промышленности.

Перспективы

Правительство и ЦБ не никогда не признаются в истинных причинах провала российской экономики в 2009 году, поскольку это провал той политики, которая проводилась в конце 2008 – начале 2009 года. Сейчас, как уже было сказано, политика эта меняется, и есть надежда на улучшение. Но эта робкая надежда может оказаться призрачной – когда ошибки не признаны, есть угроза их повторения.

Фотография РИА Новости