Надо ли говорить, что в ряду социальных и политических неурядиц, приведших Россию в 1917 году к революции, сословное неравенство занимало, пожалуй, одно из самых значимых мест. Именно отжившие сословные перегородки помешали русскому обществу в начале XX века достичь всеобщего успокоения и мира (тем более в неблагоприятных условиях мировой войны). Казалось бы, уж этот исторический урок должен бы быть усвоен нынешними преемниками постимперской власти. Действительность свидетельствует об обратном.

       Сословная изоляция новой русской знати поражает воображение даже прежней, весьма изощренной в привилегиях (пусть и по меркам своего времени), советской номенклатуры. Фантастические темпы социального обособления уже не перпендикулярны расслоению (оно-то как раз состоялось давно), скорее, мы являемся свидетелями манифестируемого открыто процесса окончательного закрепления сословных привилегий.  Шагом в этом направлении может стать третий срок Путина, но ведь и помимо этого очень многое свидетельствует о том, что постсоветская аристократия руководствуется в различных областях государственной и общественной жизни негласной и закрытой табелью о рангах.

        Престолонаследие, да и сословное наследование как таковое, постепенно становится фундаментом новой путинско-медведевской системы. Причем эта система получает в лице отдельных специалистов, близких к элитным заказчикам, вполне достойное идеологическое оформление. Небезызвестный профессионал из 90-х Ефим Островский (весьма одаренный, надо сказать, консультант разных политпроектов и выходец из «Никколо М») прямо сформулировал задачу http://www.ostrovsky-2007.ru/ — создание, посредством нового сверхэлитного образования, обособленной касты, не зараженной демократическими иллюзиями о достижимом социальном равноправии. В его представлении наследная «новая аристократия» призвана стать в России «безжалостной элитой» XXI века, когда управляемым отводится весьма незавидная участь. Кстати, преподносится продукт на специальных лекциях, с разной периодичностью и в разных престижных местах. В этом же направлении трудятся и некоторые другие «элитные» специалисты, идеологически обеспечивающие неотвратимость возрождения сословных привилегий.

         От сегодняшней русская дореволюционная элита отличалась в положительную сторону хотя бы тем, что имела «служилый» характер. Таким он оставался и при Петре I, когда был принудительным, и позже (с отменой манифестом 1762 года обязательной службы) — русские дворяне продолжали преданно трудиться во благо отечества. В своей подавляющей массе чиновники и офицеры, ученые и инженеры, преподаватели и врачи считали службу формой принятия на себя личной ответственности за судьбу русского государства. Причем в Российской империи по достижении определенного чина или ордена дворянское звание давалось автоматически — сословие пополнялось и таким образом. Не то теперь. Нынешнее «новое дворянство» (термин приписываемый Николаю Патрушеву, руководителю Совбеза и недавнему директору ФСБ, http://www.agentura.ru/dossier/russia/people/soldatov/colonka/medvedevservices/) служить обществу не желает в принципе, а уж расступаться для пополнения своих рядов неофитами из этого общества и вовсе не собирается.

         В интервью польской газете Dziennik Андре Глюксман http://www.inosmi.ru/world/20081210/245970.html, леволиберальный философ и известный критик авторитарного режима в России, приводит небезынтересное мнение французского дипломата: «Это правда, Путин — бывший кагэбешник. Но в этом нет ничего дурного. В России КГБ — это как у нас Ecole Nationale d'Administration». И далее Глюксман заключает: «Все равно, как если бы кто-нибудь сказал, что КГБ — это Гарвард».

       Весьма примечательное сравнение. КГБ — это не просто «учреждение» и «образование», но и, в известном контексте, «чистилище», обеспечивающее в указанной выше негласной табели форму политической и национальной благонадежности (присутствие там чеченцев, евреев или якутов ограничено процентной нормой).

       Подневольное же население, составляющее ¾ страны, автоматически отнесено к «менее ценным членам общества», над которыми в интересах «главного сословия» допустимы любые экономические, общественные и почти научные эксперименты: можно кинуть в любую бойню на Кавказе, а можно провести исследования с социальными льготами — отнять/вернуть, интересны последние опыты с биоорганизмами в условиях низких температур, какие имеют место в «Речнике». В общем, спектр огромен.

         Всё самое пошлое и уродливое в сословной истории России (особенно в начале XX века) было связано в первую очередь с царским двором, превратившимся в условиях надвигающейся смуты и войны в откровенное «шапито». Разложение столь глубоко затронуло высшую аристократию, что необходимость эволюционных перемен, способных предотвратить катастрофу 17-го, была очевидна всему образованному слою русского общества.

        Нечто подобное, с известными историческими оговорками, имеет место и теперь. Источником упадка является нынешний «кремлевский двор» с его сонмом придворных жуликов и бездельников. Речь идет о 2-3 тысячах самых титулованных чиновников, олигархах и группе обеспечения — телевизионные деятели, журналисты, политологи (одним словом, богема).

        Это уже вполне сложившийся кластер в социальной структуре российского общества. Его малочисленность обеспечивается уже упомянутой маркировкой — «КГБ». Осмелюсь предположить, что, так или иначе, никто из властного нобилитета не может избежать spy-инфильтрации. Причем по всем другим важным признакам этот face-control  предполагает исключительную расположенность к главному предмету культа — ДЕНЮЖКАМ. Не просто капитал как средство достижения личных целей, порой вполне благородных (как у гейтсов и баффетов), а ДЕНЮЖКИ как конечная и абсолютная субстанция. «Гаитянская история» в этом смысле весьма показательна. Действительно: не  тратить же на этих «менее ценных членов общества» (да ещё и с другого континента) предметы божественного культа.

        Изложенные соображения дают основания предполагать, что «первое сословие» не так уж политически близоруко, чтобы не понимать, к чему ведёт вся эта игра с престолонаследием, несменяемостью и самоизоляцией. Предположу, что цель «новых дворян» вполне себе инфернальная. Доведя Россию до края, за этот край заглянуть: как считалось стильным ещё недавно в этой среде, сжечь понравившийся и оплаченный предварительно ночной клуб (по слухам, именно так почил в бозе клуб «Дяgilev»). Ведь чувство «контроля», которым так кичатся «кремлевские дожи», весьма и весьма подбивает довести ситуацию до предела. Тем более в русской истории случалось такое не единожды. К слову, для их вполне языческого мироощущения, с культом денег и земных наслаждений, возможность оказаться «у конца всех времен» входит в набор оплаченных заранее удовольствий. Однако ощущение, что эта новая русская мистерия их не коснется (дети там, бизнес там, частные лайнеры стоят в московских портах под парами), может оказаться лишь эфемерной иллюзией.