«Достал!»
Вы заметили, что главный оксюморон (от греческого oxymoron – «остроумно-глупое») первого президентства Владимира Путина — «управляемая демократия» — совершенно ушел из официального языка? Сам президент еще позволяет себе иногда забавляться со словом «демократия», обогащая политическую науку соображениями о ее особом пути развития в России, все же остальные, включая главного кремлевского специалиста Владислава Суркова (если вспомнить его недавнее интервью Spiegel), этот термин старательно обходят. И за это Кремлю – пишу без всякой иронии – надо сказать большое спасибо.
Во-первых, со временем это позволит нивелировать путаницу в мозгах сограждан, которые слышат одно, а в реальности наблюдают прямо противоположное. Они в большинстве своем не знают, как функционирует демократия в странах, где она есть, и судят о ней по наставлениям различных политтехнологов, которые тоже не знают и черпают свои сведения исключительно из переводных текстов да западных бутиков модной одежды. Во-вторых, это позволит очистить слово от тех многослойных напластований, которые оно обрело за годы российской посткоммунистической трансформации. В-третьих, и это, может быть, самое важное, приближение официального политического языка к реальности делает закрытую политику Кремля более предсказуемой.
Ну вот, например, в последний год стало значительно более понятно, какую политическую систему пытается выстроить Кремль и, следовательно, как и где мы будем жить. Режим этот называется бюрократическим авторитаризмом, при нем все главные решения принимаются и все главные ресурсы страны распределяются внутри узкой коалиции чиновников и военных — не важно, армейских, как было и есть в целом ряде стран Латинской Америки, или военных в штатском, то есть представителей спецслужб, как было, например, еще недавно в Перу, есть в Парагвае и, похоже, формируется у нас в России. Соответственно и вся реальная политическая борьба также происходит внутри этой коалиции (отсюда – такая низкая эффективность управления), в то время как остальным отводится роль молчаливых наблюдателей.
При этом такой принцип организации политики (он именуется «корпоративизмом») вовсе не исключает наличие партий и движений, даже – с элементами оппозиционной риторики. Просто система функционирует по принципу большой корпорации, в которой каждому движению отводится своя роль. Одни, как, например, «Наши» (или, как замечательно окрестил их мой коллега Александр Рыклин, – «Их»), берут под контроль молодежный электорат. Другие, как, скажем, Общественная палата, – гражданские организации. Третьи, например, СПС – бизнесы разной величины и продвинутую в сторону рынка интеллигенцию. Четвертые, как «Родина», окучивают националистически настроенную публику. Пятые – Жириновский – маргиналов, шестые, «Яблоко», университетских интеллектуалов с социал-демократическими привязанностями, седьмые, КПРФ, тружеников наемного труда и госсектора. Однако все они суть подотделы одной и той же корпорации под названием Кремль, ибо их выживание напрямую зависит от того, смогут ли они договориться с товарищами «за стенкой» или нет. Что, собственно, мы воочию наблюдали в зимней истории с самым многочисленным и самым структурированным подотделом – КПРФ и ее давним лидером господином Зюгановым, который уцелел только и только благодаря договоренностям с президентом.
Самое важное в такой системе – исключить какую-либо бесконтрольную политическую или гражданскую инициативу: система настолько ригидна, что не умеет эффективно реагировать на внесистемную оппозицию, а потому стремится задушить ее в самом зародыше. Работать с лидерами инкорпорированных в систему организаций «гражданского общества» (кавычки обязательны), напротив, и безопасно, и удобно, не говоря уже о том, что позволяет сохранять флер некоего плюрализма (ну хотя бы для того, чтобы не выгнали из «восьмерки»). Пути известны: прямое давление, деньги, если надо — насилие, то есть замена мятежного лидера на своего, социально близкого и легко управляемого, как, например, было с КПРФ. Такая система существовала в Венесуэле в течение почти десятилетия, в 1970-х годах, когда власть в результате вполне даже прямых выборов переходила от одной главной партии с некоторым левым душком (социал-демократы) — к другой, тоже главной, но с некоторым правым душком (христианские демократы). При этом разница между ними в выборе политики и главных персонажей, контролировавших основной источник богатства – нефть, была вполне номинальная и состояла лишь в том, какие группы интересов они инкорпорировали в свое тело: скажем, более левые подмяли под себя профсоюзы, а более правые – всякие ассоциации малого бизнеса. С внесистемными оппонентами не церемонились: они либо соглашались быть под присмотром и отдавали свои организации под полный контроль правящей коалиции, либо их просто убивали. Лафа эта закончилась в тот самый момент, как упали цены на нефть: корпоративистская политика требует больших финансовых вливаний со стороны государства. И все последующие годы, вплоть до нынешнего, Венесуэлу трясет как на вулкане: перевороты, финансовые кризисы, мятежи…
Так что перспектива у нас нерадостная. Во всем этом печальном сценарии есть два обнадеживающих фактора. Во-первых, корпоративистские системы крайне нестабильны – их подтачивает постоянная грызня наверху. Во-вторых, на всех флангах российского общества – и на левом, и на правом — появляются молодые политики, которые, во всяком случае пока, не готовы играть по заданным правилам. Следовательно, ресурс сопротивления есть, и он будет расти: как написано на одной из листовок молодежной коалиции «Оборона», аккурат под портретом В.В. Путина, «Достал!».
