Мнение глобалиста
В Высшей школе экономики состоялся семинар на тему «От империи к нации», что дает формальный повод высказаться по поводу поисков национальной идеи, длящихся вот уже полтора десятилетия. Ищут ее все и всюду – и справа, и слева, и особенно сверху. Сильнее всего озабочены сторонники сильного государства, что вполне объяснимо: без идеи, способной сплотить нищих и миллионеров, мусульман и православных, буддистов и атеистов, немцев и ненцев, сложно говорить о «державе». Поиски ведутся в разных направлениях. Уже сейчас можно сказать, что ни «удвоение ВВП», ни абстрактная «борьба с бедностью», ни вытаскиваемая на свет триада «православие-самодержавие-народность» подобного рода идеями не стали.
Параллельно в последнее время активизировались изыскания, имеющие вполне прикладное значение. Это попытка идентифицировать «место России в современном мире» – то, которое она занимает и которое ей занимать пристало. Эксперты и стратеги все чаще «рассуждают в терминах» геополитики, геостратегии, геоэкономики.
Между тем все эти поиски и рассуждения представляются если не окончательно устаревшими, то стремительно устаревающими. Что формирует нацию – культура и система ценностей, язык, религия, общие экономические интересы? Достаточно взглянуть на любую «развитую» страну мира, чтобы понять: наций больше нет. Так же, как нет и «постиндустриальной» Америки, «полупостиндустриальной» Европы и «сырьевой» России. А есть постиндустриальные Нью-Йорк, Лондон, Франкфурт, Гонконг, Москва. Есть «сырьевые» Техас, Аляска, Сибирь. Есть индустриальные Мичиган с его Детройтом, Урал, Бавария. Они могут конкурировать между собой, но при этом у них общая природа, общие глобальные вызовы. Высокие цены на нефть одинаково выгодны Нефтеюганску, Хьюстону и Анкориджу. Падение спроса на автомобили одинаково бьет по жителям Тольятти и Детройта. Для Москвы, Лондона, Нью-Йорка хороши любые колебания цен. Главное, чтобы росли биржевые обороты, а чем торговать – нефтью, валютой или кокосовыми орехами – не так важно. Американские и российские производители стали одинаково рьяно требовать оградить их от «демпингующих» конкурентов: американские от российских и китайских, российские – от украинских. Американские и российские производители автомобилей используют одинаковые аргументы, когда требуют от правительств принять меры против экспансии корейских и японских машин.
Наконец, надо признаться себе в том, что и границы культурных различий пролегают сегодня совсем не там, где раньше. Достаточно взглянуть на списки бестселлеров московских и, скажем, парижских книжных магазинов. Это становится еще более очевидным, как только начинаешь общаться с жителями Нью-Йорка или Лондона. Мы читаем одни и те же книги, нам нравятся похожие фильмы и музыка, у нас общий культурный код. Одни и те же вещи кажутся нам смешными, прекрасными, ужасными. Они отличаются от того, что кажется смешным, прекрасным, ужасным фермеру из рязанской области или со Среднего запада.
Так стоит ли тратить время и силы на поиски черной кошки, которая давно уже сбежала из темной комнаты? Может ли страна прожить без национальной идеи, ориентируясь исключительно на общечеловеческие ценности? Станут ли культурно богаче и свободнее люди, ощутив себя «гражданами мира»? Ответы на эти вопросы кажутся очевидными.
