В повестке дня – военный переворот?
В сегодняшнем номере газеты «Завтра» опубликовано интервью полковника Владимира Квачкова. Это поразительно интересный документ, который говорит о весьма серьезных изменениях в сознании офицерского корпуса. По сути дела перед нами — развернутая политическая программа военного переворота. Полковник-диверсант, обвиняемый в организации покушения на Анатолия Чубайса, благоразумно вины за собой не признает. Однако в то же время заявляет, что данное покушение – «первая вооруженная акция национально-освободительной войны», вести которую — священная обязанность каждого офицера и солдата. Существующий уже не первое десятилетие такой пропагандистский жупел, как «оккупационный режим», который будто бы создан в России, Квачков воспринимает как совершенно адекватное описание реальности. Поэтому считает себя не арестованным преступником, а доблестным офицером, попавшим во вражеский плен. Проще всего сказать: вот вам еще один пример подвинувшегося рассудком вояки, который во всех проблемах ищет след «мировой иудейской закулисы», прямо призывает к военному перевороту.
Штука, однако, в том, что, как говаривал Полоний, у этого безумия есть система. Оно почему-то охватывает тех, кого можно назвать «честными служаками». Так произошло с генералом Львом Рохлиным, который под занавес своей политической карьеры возглавил густопсовое «Движение в поддержку армии» и стал слать в войска телеграммы, призывая к неповиновению командованию. То же самое – с бывшим министром обороны Игорем Родионовым, который удивлял чиновников военного ведомства своим бескорыстием. И вот теперь Квачков с его безукоризненным послужным списком, участием в боевых действиях в Афганистане, Таджикистане и Чечне.
Любопытно и то, что Квачков и ему подобные отказываются считать Владимира Путина «своим». И это несмотря на то, что вроде бы Верховный главнокомандующий немало делает для армии. Военный бюджет стремительно растет, маневры идут одни за другими, жалование увеличивается и выплачивается регулярно. Дня не проходит, чтобы Путин и его подчиненные не заявили о своей неизбывной любви к русскому солдату, о том, что именно служилый человек составляет опору нынешнего режима. К тому же людям, подобным нашему полковнику, по идее должна нравиться война президента с олигархами. Но нет, Квачков почем зря костерит антинародный путинский режим и в то же время не скрывает симпатий к Ходорковскому, с которым провел некоторое время в одной камере.
На мой взгляд, главная проблема в том, что люди, подобные Квачкову, чрезвычайно остро реагируют на очевидную некомпетентность нынешней власти, ее стремление откупиться от военных подачками, пайкой и нежелание всерьез заниматься проблемами Вооруженных сил. Как только Квачков переходит от ритуальных проклятий по поводу русофобии и исполнения воли неких зарубежных темных сил к критике военной политики властей, то есть той сфере, которую он, сотрудник ГРУ, а потом Центра военно-стратегических исследований Генштаба, знает досконально, его слова приобретают весомость и убедительность — под ними подпишется любой здравомыслящий человек. «Российская армия, впрочем, как и советская, так и не смогла выработать верного понимания сущности современной войны и вооруженной борьбы. Общей теории войны как не было, так и нет… Теория военного искусства вместо того, чтобы от ядерных войн шагнуть в область войн космоса, электроники и управления, вернулась к войнам середины прошлого века. Бред Путина, его пособников о борьбе с международным терроризмом не достоин даже упоминания» — по сути дела это ясное требование военной реформы, от которой отказалось военно-политическое руководство страны. При этом Квачков в отличие от большинства генералов вовсе не идеализирует советский опыт.
Еще более показательна рассказанная в интервью история о том, как Квачков пытался пробить совершенно правильную и выстраданную идею о создании сил специального назначения, вывода их из подчинения ГРУ. Эта идея, как и многие другие разумные предложения, пришла в противоречие с интересами военной бюрократии, на которую опирается Владимир Путин, и была отвергнута. Подозреваю, что как раз с этого момента полковник стал бороться с мировой закулисой.
Людям, подобным Квачкову, тем, кто бескорыстно тянет солдатскую лямку, просто позарез нужна ясная картина окружающего мира, понимание своего места в этом мире, ощущение, что они служат Родине, а не за паек. Псевдо-патриотическая, имперская риторика Кремля их не устраивает как раз потому, что они видят, как в условиях относительного финансового благополучия полным ходом идет процесс разложения Вооруженных сил.
В то же время эти люди всю жизнь считали, что внешние враги только и ждут, чтобы напасть на страну. Поэтому в равнодушии высших чиновников к армии они видят некую злую волю, реализацию особого плана по уничтожению Вооруженных сил. Будучи людьми мировоззренчески вполне стерильными, они легко становятся апологетами самых диких политических взглядов. Если допустить, что среди российского офицерства найдется немало тех, кто разделяет взгляды Квачкова (а это, повторю, будут, скорее всего, люди бескорыстные, пользующиеся авторитетом в войсках), то ситуацию можно назвать просто опасной.
В ельцинские времена армия проигнорировала призывы к бунту. Во-первых, потому, что в военачальниках еще была сильна советская закваска, для них было немыслимо ослушаться политического руководства. Во-вторых, было ощущение, что смутные времена пройдут и армия займет достойное место в российском государстве. Теперь же государство вроде бы построено, а армия как была, так и осталась на его задворках. А за пятнадцать постсоветских лет страх перед высшей властью улетучился. «Настоящий голос армии — это лязг гусениц танков, БМП и БМД, вой двигателей самолетов и вертолетов, БТРов и других боевых машин, — утверждает Квачков. — Это голоса команд командиров взводов, рот, эскадрилий, батальонов и полков. И первая команда: «К оружию!» Похоже, исполненная вдохновения картина военного переворота (нарисованная явно не без помощи Александра Проханова) перестает быть столь уж нереальной.
