Нужно не снижать налоги, а остановить беспредел налоговиков

Заметным событием прошлой недели было посещение премьер-министром Михаилом Фрадковым федеральной налоговой службы и его заявление о том, что он все-таки настаивает на снижении НДС до 13%. Во время пребывания премьера в налоговой службе состоялось выступление руководителя этой службы господина Сердюкова с предложением взять дополнительно, по его оценке, 2 миллиарда долларов у российских нефтяных компаний, которые те держат в офшорах. По отчету самого руководителя налоговой службы, в этом году рост сбора налогов составил 32%. Прирост налоговых поступлений с января по октябрь этого года – 4,685 триллиона рублей. Поступления от налога на прибыль увеличились на 60%. Это при росте экономики, не превышающем 6%. То есть налоговые изъятия, не в последнюю очередь благодаря «делу ЮКОСа», резко выросли. Но налоговикам этого мало.
Между тем главная проблема в российских финансах сегодня не нехватка денег, а то, что деньги, поступающие в бюджет, очень трудно разместить в экономике. Особенно учитывая то обстоятельство, что действия в отношении ЮКОСа и других компаний – прежде всего со стороны прокуратуры, хотя налоговая служба уже спорит с ней за пальму первенства, – являются причиной падения деловой активности. Это уже привело к снижению темпов экономического роста и к ускорению инфляции.

Но у каждого своя задача, и это понятно. Поэтому Фрадков предлагает понизить налоги и при этом – что важно – как бы продолжить либеральную политику. Сердюков же, напротив, предлагает «задействовать резервы» и взять два миллиарда долларов, которые якобы держат наши нефтяные компании в офшорах.

Первым по порядку и по значимости идет Михаил Ефимович. Его стремление проводить либеральную политику посредством снижения налогов – апробированный вариант. Очень похвально. Но в данном случае совершенно неуместно. Потому что мы уже существенно снизили налоги. В предшествующий период произошло снижение налога на прибыль с 35 до 24%, снижение единого социального налога с 35% в среднем до 26%, а с учетом регрессивной шкалы реальная эффективная ставка ЕСН составляет сейчас тоже около 24%. Установлен единый подоходный налог – 13%. Поэтому сегодня проблема дальнейшего снижения налогов не стоит, в крайнем случае есть некий резерв снижения – примерно 2 процентных пункта ВВП, с тем чтобы дойти до уровня налоговой нагрузки порядка 30-32%. Дальше мы, как страна, которая уже индустриализована, урбанизирована и которая уже имеет определенный уровень социальных обязательств, идти не можем. Обращать внимание на то, как дело обстоит в Китае, других странах, где реализуется модель догоняющего развития, но с более низкого уровня, мы тоже не можем. Потому что государственные гарантии и обязательства уже стали привычными для населения. Оно состоит не из патриархальных семей, которые в аграрном обществе содержали стариков и детей, а из семей нуклеарных, которые не могут обойтись без некоторых гарантий со стороны государства, особенно после социализма. История с монетизацией льгот показывает, что просто так, без социального напряжения, без сильных политических рисков по этому пути двигаться не удастся.

В результате снижения ЕСН уже образовался дефицит Пенсионного фонда. Реформа, которая привела бы к повышению пенсионного возраста и к тому, чтобы и сами будущие пенсионеры делали вклады в свои пенсионные накопления, пока тормозится. Поэтому мы уже вошли в фазу внутренней структурной несбалансированности государственных финансов. В этой связи предложение о снижении НДС представляется необоснованным по двум причинам. Во-первых, мы уже выбрали возможный эффект от снижения налогов, а во-вторых, давление на бизнес оказывается не столько посредством увеличения налогов или изменениями номинальных налоговых ставок, сколько силой. У нас в последнее время именно такая ситуация: с одной стороны, налоги снижаются, с другой – наступает господин Сердюков, усиливая давление налоговых служб. Если бы еще это давление шло в рамках закона, не использовались бы особые отношения с прокуратурой и судами, то можно было бы поддержать тезис, что надо платить налоги и что налоговое администрирование у нас остается нерешенной проблемой. Но если запись в иске ФНС о том, что данный налогоплательщик является недобросовестным, предопределяет решения суда, а закон не определяет, что значит «недобросовестный», достаточно мнения налоговиков, то дело обстоит иначе: это уже назвали налоговым терроризмом. Если при этом есть и другие формы давления на бизнес, то в таких условиях снижать дальше налоги бессмысленно. Сначала надо договориться о том, что есть презумпция добросовестности налогоплательщика. Если это не так – а налоговая служба доказывает, что это не так, – то тогда бессмысленно снижать налоги вообще.

В заявлении господина Сердюкова о двух миллиардах просвечивает его понимание того, что такое бизнес. Если уж на то пошло, то офшорные зоны как раз и создаются для обеспечения предпочтительных условий налогообложения, они прописаны в международном законодательстве. Влезть в те компании, которые находятся в офшоре, нельзя: это заграница. Так специально заведено в международной практике, чтобы способствовать развитию бизнеса, дать какие-то гарантии частным компаниям и возможность извлечь какие-то выгоды от «оптимизации» налогообложения. Преднамеренно говорю эти «преступные», «запретные» слова, но на самом деле оптимизацией налогообложения занимаются во всем мире, причем прежде всего посредством офшоров. Однако для Сердюкова международная практика и право не указ. Он, вероятно, думает, что при помощи прокуратуры сумеет дотянуться и до Кипра, и куда угодно. С таким отношением к бизнесу и с таким пониманием экономических процессов надеяться на то, что в стране снова когда-нибудь будут высокие темпы экономического роста, просто нелепо. Бизнес нуждается в гарантиях. Он и бежит из России потому, что ищет большей защищенности. Если отечественные налоговики полагают, что сбор налогов сродни спецоперации по ловле шпионов, бизнес либо вовсе прекратит активность, либо убежит еще дальше. Два миллиарда, на которые хотел бы покуситься Сердюков, не подлежат российскому налогообложению. Они вернулись бы, если бы понимали, что на родине им уютнее, чем в офшорных зонах. Более того, зависит это не в последнюю очередь от налоговых органов.