Да, западло!
Открытое письмо
Правозащитники обратились к ЕС и США с просьбой закрыть въезд в эти страны для Нургалиева, Лужкова, Матвиенко и еще целой группы чиновников средней руки. Лично я с этим обращением не согласен. Во-первых, потому что в списке нет главных виновников инкриминируемого этим деятелям – событий 14-15 апреля в Москве и Санкт-Петербурге - Сечина, Путина и Фрадкова как минимум. А во-вторых, меня интересует только одна из всех возможных поездок этих типов - и это вовсе не поездка на Запад, а в противоположном направлении, и не за границу, а в район Краснокаменска.
В тот же день в эфире «Эха Москвы» с правозащитниками также не согласились Сванидзе и Барщевский. Их не устроила апелляция к Западу. Барщевский вопрошал о том, что, мол, неужели «мы сами не можем разобраться» в своей стране, а Сванидзе негодовал еще и по поводу того, что обратились не к Общественной палате, не к омбудсмену Лукину и не к Памфиловой из Администрации президента, воскликнув: «Что, западло?».
Негодование этих господ выглядит очень странно. Во-первых, когда сотрудник нынешнего правительства РФ в штатском употребляет глагол «разобраться», то сразу вспоминается, как его коллеги по службе в форме и с дубинками разбирались в минувшие выходные, и нет желания просить их продолжить. Во-вторых, когда Барщевский с глаголом «разобраться» употребляет местоимение «мы», то хочется спросить: а это кто? Барщевский, ОМОН и им подобные? По крайней мере, многие из тех, кого я знаю, в т.ч. я сам, говоря «мы», Барщевского и ОМОН в это понятие не включают. Для них есть другие названия, самое мягкое – «они». И мы действительно должны понять, что есть «мы» - и есть «они», общего у нас с ними только одно - участие в споре по вопросу о том, какой будет страна. В-третьих, замечу уже для Сванидзе, было бы крайне странно, если бы Л. Алексеева, Л. Пономарев, Ю. Рыбаков и другие авторы письма попросили бы Лукина и Памфилову лишить упомянутых чиновников правительства РФ возможности ездить на Запад (!). Я даже не буду иронизировать на эту тему, настолько это странно.
Но, может быть, ещё интереснее то, что Сванидзе то ли не обратил внимания, то ли просто не знал, что обращения к Лукину и Памфиловой от правозащитников как раз были, просто не по этому, а по более естественным для этих адресатов вопросам. И, реагируя на их рассказ об этих действиях, я, еще до появления всей этой истории в эфире, сказал Л. Алексеевой и Л. Пономареву, что не желаю, чтобы, по крайней мере, в том, что касается меня лично, обращались к этим и любым другим шестеркам путинской шайки. Я, конечно, не стал обижать уважаемых мною людей терминами из лексикона Общественной палаты, но теперь, обращаясь не к правозащитникам, могу сказать: мне это – западло.
Мне вообще западло разговаривать с теми, кто добровольно взялся изображать предмет мебели, т.е. ширму, будь то псевдоправозащитную, псевдоинтеллектуальную или псевдожурналистскую, для своих злобных и тупых хозяев. С хозяевами можно будет разговаривать об условиях капитуляции, а с этими-то о чем?
Поэтому, конечно, слова Сванидзе для меня в этой колонке всего лишь публицистический повод обратиться к тем, кого я называю «мы». У нас сейчас во многих смыслах тяжелое время, в т.ч. и во взаимоотношениях с некоторыми людьми, которые еще вчера были для нас своими. Я искренне рад за тех, у кого среди друзей и приятелей не оказалось перевертышей. Боюсь, однако, что у многих сложилось иначе. У меня – точно иначе.
Мне сейчас стыдно, что я по-человечески нормально, а порой даже тепло, общался с Лужковым, Матвиенко, Чубайсом, Цоем, Куликовым, а также еще с некоторыми людьми, среди которых встречаются авторы изданий, где я публикуюсь, и еще черт-те каким количеством извергов и подлецов. Мне стыдно перед моим младшим сыном, что поздравить мою жену с его появлением на свет приезжал Платонов. Конечно, я не Ванга, будущего предсказывать не умею, а все равно стыдно. Я ни в коем случае не призываю к сваливанию всех чохом в одну корзину с политической и, тем более, правовой точки зрения. Я говорю сейчас исключительно о чувствах и моральных оценках. И эмоционально нам тяжело это пережить. Я знаю, что тяжело многим. Каспарову – по поводу Фетисова, Лимонову – по поводу многих бывших членов его партии, Кара-Мурзе – по поводу Добродеева, другим – по поводу людей с не столь известными фамилиями. Мы должны это пережить. И сделать выводы. Прежде всего – для себя, т.е. чисто морального свойства.
Потому что в обществе обязательно должна быть мораль, иначе оно обречено. И от морали не убудет, сколько бы людей, считавшихся ее носителями, не променяли эту ношу на что-то более легкое и выгодное. Убудет от них самих. Я не знаю, почему бывший член правления «Открытой России» Жуховицкий пошел в партийный высший совет, возглавляемый Барщевским – человеком, оболгавшим наблюдателя ПАСЕ на процессе М. Ходорковского, – председателя этого правления, и легко ли теперь Жуховицкому жать руку своему новому председателю. Но я знаю, что это его, Жуховицкого, а не Ходорковского и не морали, проблема. А моя проблема – пережить то, куда пошел Жуховицкий, как можно быстрее.
Недавно некогда просто доктор, а теперь еще и видный член Общественной палаты Рошаль, посмотрев фотографии со зверствами ОМОНа против участников «Марша несогласных» в Питере, сказал примерно следующее (цитирую со слов участников беседы, которым полностью доверяю): «Снимки сделаны на фотоаппаратуре очень высокого качества. Мы знаем, на чьи деньги она куплена». Кроме качества аппаратуры, он не нашел, что еще можно оценить на этих фотодокументах. Мне стыдно, что я просил этого человека лечить моих детей. Он, конечно, очень хороший медик, но я все равно уверен, что мои мальчики, если и когда это понадобится, своим детям найдут других врачей. А этот пусть лечит тех, кто к нему обратится. Нас там больше не будет.
Драматург Кнут Гамсун много лет был гордостью Норвегии, а во время оккупации стал коллаборационистом. Нет, не полицаем, а по профилю – воспевал Гитлера и гитлеровцев в газетах и журналах. После победы его не судили и вообще не преследовали – его книги перестали издавать, пьесы – ставить. Норвежцам иметь с ним дело было западло, и поэтому они просто забыли о его существовании. Наверное, многим из них это было очень трудно. Но они смогли. Сможем и мы.
