А были ли террористы?
Cui prodest? Кому выгодно было организовывать или инсценировать несостоявшийся террористический акт в Москве на праздник 9 мая? Что требовалось показать? Что официально установленный мир в Чечне хрупок и президент Рамзан Кадыров не контролирует ситуацию, раз до сих пор существуют силы, способные финансировать и организовывать мощную террористическую сеть в Дагестане-Чечне-Москве? Или, напротив, с террористами может справиться только нынешний президент Чечни? А может вся эта история — ответ нам, маловерам, сомневающимся в силе, профессионализме и оперативности ФСБ?
Загадка несостоявшегося теракта на Профсоюзной улице в Москве в День Победы 9 мая 2007 года еще долго будет занимать умы аналитиков и экспертов, любящих разгадывать подобные ребусы, подбрасываемые сотрудниками спецслужб. В заявлении ФСБ пока нет никаких подсказок: «В результате проведения активных оперативно-розыскных мероприятий пресечена террористическая деятельность бандгруппы, сорваны ее намерения по совершению террористических актов в столичном регионе». Четко и ясно. А вы разбирайтесь и думайте: как так получилось, что машина, нашпигованная взрывчаткой, находилась во дворе дома на Профсоюзной улице, где снимал квартиру ее владелец Лорс Хамиев и где проживало много московских чеченцев? И это притом, что сам Хамиев был задержан в Грозном? Почему из четырех задержанных 8 мая двоих отпустили, а Батукаева и Мусаева оставили на 30 дней под стражей? Зачем в СИЗО «Лефортово» их пичкают какими-то таблетками?
Информационные агентства сообщали, что Лорс Хамиев проходил свидетелем по делу о взрыве у ресторана «Макдональдс» в 2002 году. Адвокаты же, участвующие в этом деле, такого свидетеля вспомнить не смогли. Кто прав адвокаты или ФСБ? Сообщали также, что Умар Батукаев скрывался от службы в армии. По словам родных, Умар никак не мог быть призван в армию: он заканчивал пятый курс в Академии экономики и права.
Мы уже порядком подзабыли о пресловутом «чеченском» следе, о раскрытии «террористического подполья» и прочих громких операциях, столь популярных в 2003-2004 годах. Аресты чеченцев и их обвинение в «приготовлении к совершению акта терроризма», а также «незаконном приобретении, хранении, перевозке и ношении взрывчатых веществ», как правило, происходили после уже совершившихся терактов и должны были показать, что органы МВД и ФСБ «не дремлют», идут по пятам террористов, не позволяя им осуществить свои преступные намерения.
Так было в июле 2003, когда после подрыва террористки - смертницы на стадионе в Тушино бывший тогда министром МВД Борис Грызлов заявил о раскрытии в подмосковном Электрогорске террористической сети. По обвинению в хранении оружия были арестованы три брата — Мухадиевы. Операция по задержанию «террористов» проводилась в лучших традициях жанра «Вихрь – антитеррор»: убоповцы вломились в квартиру, заставили всех лечь на пол, надели наручники. Потом в ванной комнате и в комнате братьев нашли две парфюмерные коробки с 8 тротиловыми шашками и с тремя электродетонаторами.
На следствии и в суде Мухадиевы утверждали, что видели, как оперативники вносили в квартиру сумку. Одного брата сразу отпустили, а два других провели в заключении 10 месяцев, после чего судья решила, что братья виновны, но их следует отпустить из под стражи прямо в зале суда, назначив наказание «ниже низшего» — ровно столько, сколько они уже отсидели. О раскрытии террористического подполья в связи с этим делом никто из высших руководителей государства больше не вспоминал.
Другое, еще более известное дело — дело студентки 3 курса Лингвистического университета города Пятигорска Зары Муртазалиевой. Ее задержали с 196 граммами пластита, который, как она утверждала и как было доказано на суде ее адвокатами, девушке подложили в сумочку в отделении милиции, когда она вышла из кабинета помыть руки. В постановлении о привлечении ее в качестве обвиняемой, в частности, указывалось, что она проходила обучение в террористическом лагере под Баку и участвовала в военных действиях во время первой чеченской войны в 1994-1996 годах. После того как посольство Азербайджана обратилось с протестом в российский МИД, а мать Муртазалиевой предоставила следствию справки, что во время первой чеченской войны обвиняемая училась в средней школе, эти абсурдные обвинения против нее были сняты. Но Муртазалиева все же получила 8 с половиной лет по тем же самым статьям — «приготовление к совершению акту терроризма», «незаконное приобретение и хранение оружия», по подозрению в причастности к которым 8 мая этого года задержаны в Москве Умар Батукаев и Руслан Мусаев.
Я неслучайно так подробно остановилась на некоторых моментах прошлых «чеченских» дел. Сдается мне, что «дело столичных студентов-чеченцев» — «привет» из недавнего прошлого. Слишком много похожего в почерке авторов «сценария» по раскрытию террористической сети
Есть, впрочем, одно существенное отличие: задержанные московские студенты — дети столичной чеченской интеллигенции. Их родители уже много лет живут в Москве, чувствуют себя здесь вполне уверенно, обросли многочисленными связями. Им и в страшном сне не могло привидиться, что их дети когда-либо столкнутся с российской правоохранительной системой таким страшным образом.
Чеченская московская диаспора пребывает в шоке и недоумении. «Началась третья чеченская кампания, взялись за интеллигенцию», — вот самое распространенное мнение, которое высказывают в этом кругу по поводу последних арестов.
«Почему моего сына объявили террористом?»
О том, что случилось, Фатима Батукаева узнала от мужа, которому позвонил друг сына в момент их задержания. Больше всего Фатиму возмущает, что ее сына на весь мир объявили террористом, хотя не было еще ни следствия, ни суда.
О том, что ей пришлось пережить за последние дни, Фатима Батукаева рассказала в интервью «Ежедневному журналу»:
— Мы уехали из Грозного в 1994 году. В Москве очень давно жил родной брат со своей семьей. Сын с третьего класса учился в московской школе. Закончил школу, поступил в институт. Учится на пятом курсе юридического факультета Академии экономики и права. В прошлый четверг он должен был защитить диплом. Получилось, что он диплом так и не защитил.
Муж рассказал, что Умара задержали. Умар подошел к водителю той машины, которая за ним следила весь тот вечер: «Почему вы меня преследуете? Кто вы такие?»
Тогда они предъявили документы. Потом подъехала милиция и забрали четверых ребят. Мы знаем, как люди исчезают. Я быстро написала заявление в милицию, взяла фотографию сына. Когда я открыла дверь, меня встретили двенадцать человек. Обыск начался в 23 часа. Они заявили, что весь боевой арсенал для взрывов все это время находился в моей квартире. Мне предложили его выдать. Я им дала бахилы, они обошли всю квартиру. Потом позвонили куда-то и отменили автобус, который должен был подъехать для обыска, с пожарниками. Обыск продолжался в течение восьми часов.
Соседи были понятыми. Ничего не нашли. Ни сигарет, ни литературы, ни тем более взрывчатых веществ. Это были сотрудники 3 следственного управления ФСБ. Но когда уходили, извинились, каждый от своего имени. Сказали: «Это наша работа». Вели себя корректно. Они проверили компьютеры. Ни один диск не забрали. Забрали старый телефон Умара, его записную книжку. Говорили между собой, что ничего нет.
— Видели ли вы своего сына на суде об избрании меры пресечения?
— Я видела, как моего сына тащили на четвертый этаж два человека в черных масках. Он не мог сам передвигаться. Я как мать почувствовала, что с моим сыном что-то не нормально. Адвокату Умар сказал, что им дают какие-то таблетки. Когда привели второго задержанного, я думала, что у меня сердце выскочит, у меня такой страх за своего сына появился. Второй тоже (Руслан Мусаев) сказал своему адвокату: «Нас чем-то пичкают. У меня нет сил стоять на ногах». Когда его вывели из зала суда, он еле шел, но не успел выйти на лестничную клетку, как потерял сознание и упал. Его быстренько подхватили, хотели поставить на ноги, но он был, как труп. Распластался на полу. Двое в масках на него навалились, но он покатился по ступенькам.
— А «скорая помощь»?
— Никто ему помощь не оказывал. Бегал по суду полковник Савицкий. Я кричала, требовала, чтобы ему оказали помощь. Он минут десять пробыл в таком бессознательном состоянии. Я спрашивала охранников: «Неужели ничего человеческого у вас не осталось? Ведь когда вы снимаете форму, вы такой же человек, как все остальные? Спасите! Он умирает!» Они его взяли, подняли, притащили в зал суда. Опять-таки врачей никто не звал. Сказали, что это обморок, принесли воды. Но потом они вдруг забегали: секретарь суда, полковник ФСБ Савицкий. Вызвали, наконец, «скорую». Приехали врачи, но они не смогли привести его в чувство, вызвали вторую «скорую». Савицкий предположил, что это у него, наверное, проблемы с сердцем. Врачи же сказали: «Дай Бог такое сердце каждому из нас. У него здоровое сердце. Прежде чем мы окажем ему помощь, мы должны знать, чем вы его пичкали». Тогда полковник Савицкий, сказал: «Им что-то давали, но я не знаю что, потому что давали в СИЗО».
Почему мой сын был в таком состоянии? Значит, они хотят, чтобы он был этим террористом. То есть они хотят заставить его сказать то, что им нужно для доказательства его вины.
Фатима Батукаева обращает внимание на то, что даже, если бы ее сын был в чем-то виноватым, он, увидев за собой слежку, мог бы скрыться. Он же, напротив, сам подошел к тем, кто его преследовал, то есть сам бросился в «пасть дракона».
Друзья и адвокаты пока высказывают осторожные предположения о том, что задержание чеченских студентов связано с Лорсом Хамиевым — владельцем заминированной машины, который на допросах в Грозном мог назвать их фамилии.
Сейчас трудно предугадать, как будут развиваться события — освободят ли ребят или им уготована судьба их соотечественников, прошедших через все круги следственного и судебного ада.
Очевидно одно: пресловутый чеченский вопрос и политические игры вокруг него, жертвами которых, как правило, становятся простые люди, вновь напомнил о себе. На этот раз жертвами оказались те, кто бежали от войны, кто пытался построить новую жизнь и забыть о террористах, настоящих и мнимых. Кто хотел просто жить, работать и растить детей.
Не получилось.
