Прежде чем переходить к следующему заклинанию под указанным выше прелестным именем «Стабильность», я хочу вернуться ненадолго к первой статье цикла. Я уже отправил ее в «ЕЖ», как вдруг мне по служебной надобности пришлось вернуться к одному историческому документу. Это «Национальная стратегия противодействия коррупции», предъявленная президентом Медведевым «городу и миру» 13 апреля сего (2010) года. На тему этого документа я уже высказывался на страницах «ЕЖа», по возможности деликатно. Но тут мне бросилась в глаза одна деталь, на которую я раньше не обращал внимания и которую смог заметить только после того, как в предыдущей статье объяснял читателям про использование терминов «государство и общество» нашими лидерами.

Так вот, милостивые государи, привожу отрывок из текста «Стратегии»: «II.5. Целью Национальной стратегии противодействия коррупции является искоренение причин и условий, порождающих коррупцию в российском обществе». Помните? Наши лидеры в своей риторике (а значит — в своем мышлении, в своей картине мира) разделяют государство и общество. Следовательно, они относят коррупцию к свойствам общества, но не относят к свойствам государства. Государство непогрешимо. Общество — источник коррупции, и оно, проникая в государство в виде своих представителей — людей, надо думать, может заражать государство. Вот такая картинка.

Но это к слову. Вы можете меня спросить: «А зачем такое внимание к словам?». Отвечаю. Язык — прямое отражение нашей социальности. Хотите узнать, что происходит с обществом (в широком смысле, а значит, и с обществом-государством), изучайте язык, его применение, смыслы слов и выражений. Этим мы с вами и занимаемся. А в конце, позанимавшись, попробуем поставить диагноз.

Да, хочу напомнить: присылайте ваши предложения по словам и выражениям представителей власти. Отбирайте самые распространенные, часто произносимые, словно заклинания, и, на ваш взгляд, примечательные, обладающие свойствами важных симптомов. А теперь двинемся дальше.

Итак, «стабильность». Она встречается в речах и репликах наших лидеров не реже, чем «государственные интересы». Мы систематически узнаем, что «стабильность — наше главное достижение». Тут же нам объясняют, что поэтому нам стало лучше жить по сравнению с «лихими девяностыми», «ельцинским хаосом» и т.п. Кроме того, нас постоянно грозно предупреждают, что «никому не позволено нарушать стабильность». Когда президент поздравляет с Новым годом лидеров других стран, то почти наверняка там будут пожелания «стабильности и безопасности».

Систематически это приобретает курьезные формы. В недавнем «Бюджетном послании на 2011-2013 гг.» «обеспечение макроэкономической стабильности» заявлено как одна из главных задач. Тут как-то сразу вспоминается, что дефицит бюджета, инфляция, имущественное расслоение, доля теневой экономики в ВВП — тоже макроэкономические показатели. Надо ли понимать, что перед правительством поставлена задача сохранить их на существующем уровне?

Или так. В последнем Послании нашего президента Федеральному собранию сказано: «Очевидно, что реализация наших стратегических планов невозможна без полноценных перемен в обществе». И уже в следующей фразе одним из главных условий таких перемен названа «социальная стабильность». Вы что-нибудь понимаете? Я — нет.

Перечисленные примеры (а их гораздо больше) показывают, что некоторое понятие применяется явно бессмысленно, неадекватно. Отсюда логично предположить, что за его постоянным применением стоит какая-то сверхидея, подсознательно влияющая на психику ораторов, постоянно побуждающая их применять это слово к месту и не к месту; последнее — чаще. К этому вопросу мы еще вернемся, но сначала немного метафизических рассуждений.

Суть в том, что окружающий нас мир — физический, биологический, социальный — принципиально нестабилен. В природе все постоянно меняется, причем изменения ускоряются. Сейчас наблюдается 20-кратное ускорение эволюции. А вот еще пример: культурологи считают, что в течение XVII века приращение человеческого знания примерно равнялось количеству знания, накопленному за всю предшествующую историю (при понимании сложности подобных количественных сопоставлений). Только в XVII веке появились в Европе государства в понимании, близком современному. А люди моего возраста могли наблюдать, как с середины прошлого века, стремительно ускоряясь, менялось то, что ныне называется электроникой.

Стабильности в смысле постоянного состояния чего бы то ни было в природе нет. Такая стабильность — человеческое изобретение: местами выдумка, время от времени — достижение. Чтобы что-то где-то оставалось более или менее стабильным, надо целенаправленно затрачивать усилия, ресурсы, энергию. Известный житейский пример: чтобы поддерживать в холодильнике постоянную низкую температуру, надо подводить электричество к устройству, создающему холод. Причем часть энергии тратится впустую: на ненужный нам разогрев самого устройства и, тем самым, окружающего пространства. Вывод (не только из этого примера, конечно): «Поддержание стабильности — дело затратное».

Это важный вывод. Но еще важнее для нас следующий пример. Антропологи уже давно наблюдают примитивные племена, остававшиеся десятки тысяч лет в неизменном состоянии, находясь в изоляции. Не менялись их материальная культура, социальная организация, численность. Вся совокупная индивидуальная энергия членов племени тратилась исключительно на поддержание этого стабильного состояния, препятствующего исчезновению племени (я применяю здесь термин «стабильность», игнорируя для простоты и краткости весьма условную возможность подобной терминологической вольности). Суровые условия выживания и отсутствие потенциально обогащающих контактов приводили к тому, что стабильность достигалась за счет отсутствия развития (включая рост численности племени). Данный пример иллюстрирует еще один важный для нас тезис: «Обеспечение социальной стабильности может быть чревато социальными потерями».

Не претендуя на аксиоматическую строгость, дополню два приведенных тезиса еще одним, логически взаимосвязанным с предыдущими. Мы можем сформулировать нечто вроде закона сохранения стабильности: «Если где-то стабильности стало больше, то обязательно найдется место, где стабильность уменьшилась». Этот тезис может уютно расположиться между первыми двумя. Ведь он легко вытекает из ограниченности наших ресурсов и из того, что поддержание стабильности требует ресурсных затрат. А социальные издержки могут вытекать из уменьшения стабильности в одном месте, поскольку ресурсы переброшены в другое место, где стабильность победно увеличилась.

Рассмотрим применение последнего тезиса на практике. Мы можем наблюдать полную стабильность и предсказуемость в парламенте (в российской Думе, к примеру). Но при этом стремительно тает стабильность на улицах, где она должна поддерживаться властью, а растет, зато, опасность. Бывает и наоборот: на улицах все сравнительно стабильно и безопасно, а в парламенте — хаос, непредсказуемость и потасовки. Чего уж точно не бывает: стабильности и в одном месте, и в другом. Самое печальное, что выбор — за нами, но мы как-то не тщимся выбирать, где нам хочется иметь стабильность, а где мы готовы допустить беспорядок. Но вернемся к нашим метафизическим рассуждениям.

Конечно, физический мир богат наблюдаемыми стабильностями: скорость света, постоянная Планка, число протонов в атоме гелия и т.п. Но и эта стабильность условная, если вспомнить про темпы изменений, происходящих во Вселенной. Если мы перейдем к живой материи или социальной организации общества, подобные очажки стабильности начисто исчезнут. Чем сложнее система, которую мы наблюдаем, тем меньше оснований говорить о ее стабильности. Современная наука утверждает: сложные, адаптивные, самоорганизующиеся системы всегда располагаются на границе хаоса и порядка.

Есть категория, близкая, но не тождественная стабильности — это устойчивость, т.е. способность поддерживать в течение некоторого промежутка времени текущее состояние системы в некотором допустимом диапазоне изменений в условиях постоянных воздействий извне или возникающих внутренних дисфункций, если эти воздействия или дисфункции не превосходят определенный критический уровень. (Простите мне невольную наукообразность). Несколько слов об устойчивости, и мы затем сопряжем два этих понятия.

Нашему наблюдению, конечно, доступны краткосрочные стабильные состояния. Еще чаще мы наблюдаем монотонные изменения чего бы то ни было: выключенный утюг остывает, человек с возрастом дряхлеет, а общество вырождается. Боже! И вселенная остывает! Короче — неумолимое действие второго начала термодинамики. Но недавно наука обнаружила и постоянно действующие процессы противоположной направленности — процессы самоорганизации, когда структуры порядка возникают из хаоса (синергетические эффекты). Это происходит на всех уровнях, от физического до социального. Поэтому чаще всего мы сталкиваемся в природе с циклическими или колебательными (периодическими) процессами. То, что мы считаем стабильным, на самым деле может оказаться колебательным процессом, но эти колебания мы либо не фиксируем, либо считаем несущественными (типичный случай — поддержание температуры на заданном уровне в холодильнике).

Так же часто мы фиксируем некоторые стабильные состояния как часть монотонного процесса изменений. Но эти изменения либо очень малы, либо крайне медленны. И мы либо пренебрегаем для простоты этими изменениями, либо не замечаем их на том уровне точности измерения, которая нам доступна. И это еще не все. Очень часто наблюдаемые нами монотонные процессы являются просто небольшими фрагментами периодических процессов; просто этот фрагмент по времени очень мал по сравнению с периодом изменений (циклов).

Итак, периодические процессы — самые распространенные из наблюдаемых нами. Мы живем среди них: смена сна и бодрствования, дня и ночи, времен года; электроны вращаются вокруг ядра атома, Земля вокруг Луны, галактики вокруг своей оси.

Периодические процессы обладают одним важным качеством: они гораздо устойчивее прочих — стабильных или монотонных. Замечательный пример: вращающийся волчок. Если слегка толкнуть его ось вращения (ручку волчка), то через некоторое время, после небольших колебаний оси, устойчивое вращение восстановится.

Периодические процессы в нашем социальном мире — одно из великих достижений культурной эволюции. Маятник смен власти и направлений и социально-экономической политики постоянно колеблется между двумя полюсами: экономическим и социальным. На первом полюсе политика ориентирована на снижение ограничений для предпринимательства (например, снижение налогов). Это позволяет накапливать совокупное общественное богатство, но при росте дифференциации доходов и социальной напряженности. В результате политика сменяется на поиск способов разумного распределения общественного богатства, снижение имущественной дифференциации, что снижает экономическую эффективность. Когда возникает угроза того, что распределять будет нечего, направление политики снова меняется на противоположное. Этот маятник, действующий в условиях демократии, не только устойчив, но в каждом цикле позволяет совершенствовать и социальную политику, и экономическую. Одна из причин — конкуренция, смена власти в ходе колебаний политического маятника. Тут ровно то, о чем любят говорить в России, — устойчивое развитие (не стабильное! такого не бывает в природе). Только в России до сих пор, с советских времен, думают, что бывают устойчивые направления развития. Между тем, это не так, что подтверждается всей нашей историей. Более или мене устойчивыми могут быть только социальные устройства (машинки, способы), обеспечивающие более или менее устойчивое развитие.

Но об этом и многом другом в следующей серии.

Продолжение следует

Автор - Президент Фонда ИНДЕМ

Рисунок Михаила Златковского / zlatkovsky.ru