2010 год продолжил тенденцию начальственной любви к природе: он стал рекордным по уровню внимания первых лиц государства к природоохранной тематике. Чуть ли не в каждом крупном выступлении президента и премьера – от послания Федеральному собранию до выступления на конференции «Единой России» по проблемам Дальнего Востока – речь заходила о проблемах экологии. Прошедшее в мае заседание президиума Госсовета РФ было специально посвящено вопросам охраны окружающей среды. В ноябре в Санкт-Петербурге с большой помпой прошел международный Форум по сохранению тигра, на котором Россия – единственная из 13 «тигриных» стран – с гордостью отрапортовала о стабилизации численности диких тигров на своей территории. Внимание к природе не ограничилось только пассажами в речах: в стране разрабатывались законопроекты, принимались федеральные целевые программы, переподчинялись ведомства. Одних только официальных поручений в области охраны окружающей среды президент и премьер за год роздали больше полусотни, а считая с поручениями, данными премьер-министром в августе прошлого года, – 67.

Здесь я должен был бы написать, что у 37 из этих поручений срок исполнения истек в 2010 году и что выполнено из них аж целых шесть. Что множество правильных слов никак не соотносится с реальными действиями – они существуют словно бы в параллельном пространстве. Что это даже не лицемерие, а полная беспомощность, неспособность воплотить в жизнь хоть какую-то цельную и последовательную политику. И что вряд ли можно найти более красноречивую иллюстрацию эффективности пресловутой «вертикали власти». Так оно, собственно, и есть, но писать это мне совершенно не хочется. Дело в том, что все это я уже писал, подводя итоги предыдущего, 2009 года.

Честное слово, наблюдая за телодвижениями российской власти в области охраны природы, начинаешь чувствовать себя героем фильма «День сурка». Ведь все это уже говорилось по многу раз, теми же словами, теми же людьми (или, по крайней мере, обитателями тех же кабинетов). О том, что необходимо восстанавливать в полном объеме государственную экологическую экспертизу. О том, что нужно создавать систему нормирования негативного воздействия на окружающую среду. О том, что Лесной кодекс в его нынешнем виде фактически блокирует не только нормальное ведение лесного хозяйства, но даже элементарную охрану лесов от пожаров, самовольных порубок и т. д. Об энергосбережении и энергоэффективности, о ликвидации бесчисленных зон экологического бедствия, о современных технологиях сбора и утилизации отходов... И вроде бы все с этим согласны – а через год мы обнаруживаем, что ничего не изменилось.

Хотя, казалось бы, уж в этом-то году решительных действий просто не могло не быть. Когда дымом от горящих лесов и торфяников заволакивает дачи на Рублевке, то даже национальным лидерам становится ясно, что с экологией в стране творится что-то не то. Особо отметим: дело не в масштабах пожаров – общая площадь сгоревших лесов в этом году даже несколько меньше, чем в среднем за последние годы – а именно в том, что на сей раз горело совсем рядом. То есть в полном соответствии с малоприличной русской пословицей – жареный петух в ж... клюнул – после чего, по идее, даже самые безответственные персонажи должны приступать к исполнению того, что требуется.

Не менее наглядным был и другой урок – авария в Мексиканском заливе, результатом которой стал трехмесячный нефтяной фонтан. Стоит только мысленно соотнести эту историю с амбициозными российскими планами освоения углеводородных запасов арктического и тихоокеанского шельфов – и перед глазами встанут вовсе уж апокалипсические картины. Случись нечто подобное где-нибудь у берегов Сахалина или Ямала – откуда там возьмутся сотни кораблей, сдерживающих растекание нефти, и тысячи добровольцев, собирающих ее на берегу? Откуда и на чем к месту аварии будут ежедневно доставлять сотни тонн диспергентов? Это уж не говоря о том, что сегодня в мире просто не существует технологий локализации и сбора нефти на покрытом льдом море. А в России – не существует законов, устанавливающих требования к компаниям-операторам и их ответственность в случае разлива.

Обе природные катастрофы – своя и чужая – вылились в очередные поручения: разработать проект закона «О нефтяном загрязнении морей» и поправки в Лесной кодекс. (В первом случае глава государства дополнительно подстраховался, предложив на встрече «большой двадцатки» разработать новое международное законодательство по регулированию разработки и добычи нефти на шельфе.) Работа над отечественной версией Oil Pollution Act вроде бы ведется, но пока законопроект не представлен даже на одобрение правительства – хотя срок исполнения поручения уже истек. Что же до лесных поправок, то они, уже принятые в трех чтениях, демонстрируют специфический управленческий подход, при которой суть проблемы игнорируется вовсе: «усилить контроль» (т. е. объем бумажной отчетности, которую должны предоставлять исполнители), увеличить финансирование, а в остальном оставить все как есть.

Единственной уступкой здравому смыслу в области лесной политики стало летнее решение Путина о выводе Рослесхоза из системы Минсельхоза и подчинении его напрямую правительству. Т. е. фактическое восстановление статуса, который имела эта служба до ее ликвидации тем же Путиным в 2000 году. Может, и не стоило бы сейчас поминать старое, но что же делать, когда единственным полезным шагом государственного деятеля оказывается отмена собственных мудрых решений! Причем для осознания неадекватности последних мало было десяти лет – понадобились еще и катастрофические пожары. Буквально по Карамзину: «Для исправления Иоаннова надлежало сгореть Москве!».

Но почему все-таки «вертикаль власти» так фатально неэффективна в вопросах охраны природы? Иногда чиновников, упорно саботирующих возложенные на них поручения, можно даже понять: поди-ка исполни их, когда они противоречат друг другу! К примеру, после майского заседания Госсовета президент поручил нормировать негативное воздействие на основе наилучших существующих технологий, а после оглашения послания Федеральному собранию – на основе стандартов качества окружающей среды. Первый подход означает сравнение показателей процессов (данного производства с наилучшим известным), второй – результатов (состояния среды). Невольно вспоминается байка про старшину, пытавшегося построить взвод одновременно по росту и по алфавиту.

Случай, конечно, крайний и анекдотический, но вполне отражающий некоторую шизофреничность государственной экологической политики. Как, например, сочетаются принятый в обеих столицах курс на раздельный сбор и максимальную переработку бытовых отходов – с планами строительства новых мусоросжигательных заводов? Или копенгагенские обещания России снизить к 2020 году выбросы парниковых газов на 25% – с сохраняющимися официальными планами утроить к тому же году потребление угля?

Чтобы понять, как это происходит, сделаем небольшое отступление. Вероятно, самым известным – и уж точно самым скандальным – примером внимания высшей власти к экологическим проблемам стало вмешательство Медведева в конфликт вокруг Химкинского леса. Приостановив было вырубку одного из немногих более-менее сохранных звеньев «зеленого пояса Москвы», глава государства через три с половиной месяца умыл руки: мол, ничего не поделаешь, трасса необходима, а других вариантов ее просто нет. Может, оно и так, но никаких доводов в пользу такого утверждения общество не услышало: обещанное открытое обсуждение проблемы так и не состоялось. «Да, широкого открытого обсуждения не было, но было весьма полезное ведомственное обсуждение», – заявил, отвечая на упреки в неисполнении обещаний, ответственный сотрудник Минприроды.

Эту фразу можно считать ключом к нынешней экологической (да и не только экологической) политике федеральной власти. Последовательно и методично отбирая у граждан все возможности контролировать принимаемые решения, она, похоже, искренне не замечает, что в отсутствие гражданского контроля консилиум специалистов неизбежно превращается в торг лоббистов. Характерным примером может служить одно из самых скандальных решений – о запуске Байкальского целлюлозно-бумажного комбината и разрешении ему сбрасывать сточные воды в Байкал. Это шокирующее решение было принято без всякой дополнительной экспертизы, на основании одной лишь памятной записки, подписанной Андреем Дементьевым – заместителем министра промышленности и торговли РФ и... главой совета директоров БЦБК. Вероятно, по тому же механизму принимались решения и по Химкинскому лесу, и по другим экологически значимым вопросам.

«Лоббирование собственных интересов со стороны отсталого ресурсного бизнеса приводит к тому, что даже все прогрессивные антикоррупционные предложения министерств и ведомств сводятся на нет», – говорит один из лидеров российского природоохранного движения Евгений Шварц, комментируя полную недееспособность федеральных властей в этой области. Но беда в том, что выстроенная в России система власти только в таком режиме и может работать. И никакие природолюбивые заклинания, никакие угрозы оценивать работу губернаторов по экологической обстановке в их регионах ничего не меняют и не изменят.