На протяжении 2012 года власть последовательно и, надо сказать, довольно успешно развивала наступление на гражданское общество. Параллельно, столь же успешно, отыгрывала очки, потерянные в сентябре-декабре года 2011-го. Этапы этого триумфального шествия: президентские выборы — новые репрессивные законы — «дело Pussy Riot».
     В ходе предвыборной кампании, максимально задействовав по-прежнему огромный административно-пропагандистский ресурс, Путину удалось решить задачу консолидации консервативного, зависимого большинства.
     В качестве идеологической основы этой консолидации были активнее, чем когда-либо, использованы мотивы страха перед любыми переменами и грубого антиамериканизма. Вся кампания была проведена прямолинейно, даже дубовато, но чрезвычайно напористо. Эта особенность обозначила переход к новой стилистике власти, которая характеризуется уже не страстью к эстетско-тонким разводкам, а упором на немудрящее, прямое силовое давление.
     Этот стилистический переворот отражает, разумеется, кадровые изменения в кремлевской команде и, прежде всего, индивидуальные различия между Владиславом Сурковым и Вячеславом Володиным. Но в первую очередь он является следствием такого фундаментального фактора, как категорическая неготовность власти не только вступить с обществом в диалог, но даже ради соображений приличия этот диалог имитировать. Главное здесь — характер и личные обиды первого лица. Но присутствуют и рациональные соображения: победу нам обеспечила стабильная поддержка большинства. Вот это — свое — большинство и надо удерживать, а на остальных, чужих — сколько их там? — нечего и порох тратить.
     В соответствии с этой стратегической установкой была, вслед за президентской избирательной кампанией, проведена законодательная кампания лета 2012 года. Все инициативы — об НКО, о митингах, о клевете и о госизмене — прошли на «ура» и били в одну точку. Главный эффект от всего этого пакета — сужение пространства гражданских свобод. И можно сколько угодно рассуждать, что это будут «спящие» нормы. Даже «спящие», они дамокловым мечом нависнут над обществом. А время от времени, по мере необходимости, ничто не помешает их «будить».
     Дело о «кощунстве» в храме Христа Спасителя, казалось бы, случайно возникшее и стоящее особняком, на самом деле так же было очень прагматично использовано Кремлем. Снова — для консолидации «своего» электората и давления на общество. И что особенно важно — обозначения образа врага. В результате грамотно, профессионально проведенной с использованием всех государственных мощностей фундаменталистской истерики, существенной составляющей которой стал сам процесс над тремя «ведьмами», власти удалось выставить себя защитницей традиционных ценностей в глазах наиболее ортодоксальной и количественно вполне значимой части граждан. А защищать эти ценности — православие, духовность etc — приходится, естественно, от исторического врага России — прогнившего Запада и его российских наймитов — прозападной, либеральной пятой колонны.
     Из президентской кампании и «дела Pussy Riot» Путин вышел ревнителем веры и православным генсеком с выраженной социальной опорой на патерналистские, материально и ментально зависимые слои, и все более определенной политической опорой на последовательно антизападные, националистически-сталинистские силы.
     Соответственно в сторону эдакого смешанного клерикально-советского, опрично-гэбэшного мракобесия менялась и атмосфера в стране. По всей видимости, именно подобная атмосфера и имелась в виду, когда в ходе обращения к Федеральному собранию РФ президент говорил о «духовных скрепах».
       При этом личный рейтинг Владимира Путина, как и рейтинг власти в целом, демонстрирует стабильную тенденцию к снижению. Протестные настроения не только никуда не делись, но как реакция на все то, о чем шла речь выше, укрепились. Однако такое их политическое выражение, как уличная активность, практически сошло на нет. Последняя несогласованная акция у Соловецкого камня, собравшая не более двух-трех тысяч, фактически подвела черту под тем этапом гражданских протестов, который столь бурно и с таким драйвом начался в декабре 2011 года.
     На этом смешанном фоне состоялся финальный и наиболее фантасмагорический аккорд уходящего года — ответ России на акт Магнитского.
     Решение сделать российских детей-сирот крайними в очень мутной, очень конъюнктурной коррупционно-политической истории подлежит совершенно однозначным моральным оценкам, но с трудом поддается рациональному анализу.
     Идея была: с одной стороны, изобразить твердый отпор Штатам, перекрыть античиновничьи настроения антизападными и извлечь популистские дивиденды.
     Это не получилось.
     С другой стороны, совершить очередной шаг в сторону автаркии, в сторону дистанцирования от Запада — политического, культурного, цивилизационного.
     Это, в некоторой степени, получилось.
      В целом можно говорить о серьезной ошибке верховной власти. Была очевидна переоценена степень общественной и элитной поддержки всего антизападного и антиамериканского. Степень эта действительно высока, но уж слишком болезненна эмоционально детская тема и слишком слаба, натянута официальная аргументация.
     В политику вмешался не искусственный, из пальца высосанный так называемый духовный фактор, как в фарсовом деле о плясках в храме Христа Спасителя, а реальный, по-настоящему серьезный и при этом простой и ясный для всех фактор моральный. Мало кого, кроме истинных энтузиастов, прельщает репутация пожирателя детей.
     Прямым, непосредственным результатом административного изнасилования депутатского корпуса и поспешного, с непросчитанными рисками принятого «антисиротского» акта стала фрагментация элит. Она выразилась и в глухом, придавленном ворчании в Думе, и в беспрецедентном, открытом несогласии сразу нескольких членов кабмина. Это ослабляет позиции властной группировки и в то же время толкает ее в направлении дальнейшей радикализации на риторическом, политическом и правоприменительном уровнях. Что, в свою очередь, по закону замкнутого круга, углубляет брожение в верхах.
     Не извне, не со стороны радикальной оппозиции, немногочисленной, идеологически несовместимой и временно объединенной только личным неприятием Путина, а внутри, в усилении разброда и недовольства вроде бы прикормленных элит, прячется главная потенциальная угроза режиму.
      И чем менее адекватно поведение власти, тем сильнее будут настроения недоверия, внутреннего оппонирования и поисков выхода.