Всерьез о смешном
Я бы не стал писать ответ Александру Подрабинеку, который, в свою очередь, ответил на мою «ежовую» заметку. Хотя бы потому, что отношусь к Александру с искренним уважением и человек он куда более, нежели я, заслуженный. Но раз уж в его статье есть ко мне прямое обращение, то я напишу еще раз про эту нелепую, на мой взгляд, историю на Камчатке. Где г-на Федорко вовлекали в уголовное преследование за слово «идиот», а сам Федорко кивал на писателя Достоевского, который и «научил» его такому нехорошему слову, а следственные органы со всей серьезностью изучали ситуацию и пришли к выводу, что Достоевский не виноват ни в чем.
Конечно, история смешная. Но смешна она мне не потому, что в результате проверки виновности писателя Достоевского его виновным не признали по причине смерти, наступившей еще в XIX веке. И конечно, Александр, я не хотел бы, чтобы следователи писали шуточные заключения по уголовным статьям. И безусловно, они должны опираться не на чувство юмора, а на закон (хотя и чувство юмора никому в жизни не мешало, ведь самые большие глупости, как известно, делают с серьезным выражением лица). Ведь страж закона, господин Ли, действительно, черт возьми, прав! Он написал, что Достоевский не виноват — и Достоевский на самом деле не виноват! Слава богу, что Ли этот очевидный факт признал. Было бы здорово, если бы наши следователи и судьи всегда так поступали! Со всей серьезностью, со всей дотошностью исследовали и выносили приговоры. И называли белое белым, а черное черным — не меняя местами одно с другим.
Но штука (или шутка?) не в этом. Я цитировал переписку г-на Федорко и заключение г-на Ли, чтобы показать, ради чего тратятся ресурсы и время в деле с заранее ясным любому нормальному человеку результатом.
Я хочу еще раз напомнить, что дело длилось два года! Его вели шесть дознавателей! Федорко четырнадцать раз давал объяснения, доказывая очевидное. И только после этого он и написал то самое шутливое письмо. Эмоции его я прекрасно понимаю. Ведь даже в том злосчастном разбирательстве в мировом суде, где он употребил слово «идиот», все ограничилось замечанием со стороны судьи быть посдержаннее. Только благодаря ретивости пристава из простого замечания судьи родилось целое двухлетнее следствие. Об оскорблении, хотя Уголовный кодекс трактует оскорбление как «унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме». Слово «идиот» пускай и экспрессивное, но все же не является неприличным и унизительным. Но два года! Шесть дознавателей! Вели дело. И десять месяцев они потом изучали вот ту самую стёбную записку Федорко.
Вот о чем речь. О том, что дело, не стоящее выеденного яйца, изучалось такими силами и так долго. Да еще с привлечением экспертов. И таки нашелся эксперт, который заключил, что Федорко употребил «неприличное» слово.
Да, следствие и суд должны быть серьезны. Но они не должны на полном серьезе заниматься ерундой. Лучше бы они так же серьезно и вдумчиво исследовали другие дела. А то мы знаем, какими нитками разных оттенков белого шьются у нас процессы, за которыми следит вся страна.
Я по-прежнему считаю, что Федорко во многом повезло. Потому что раз уж нашелся эксперт, который увидел то, чего и близко нет, раз уж дело так долго и таким многочисленным составом изучали, то вполне возможно, что на каком-то этапе оно могло свернуть с анекдотической колеи в отнюдь не смешном направлении.
Да что я Вам, Александр, тут рассказываю? Вы же сами прекрасно помните, во что раздулась история с Вашей статьей про шашлычную «Антисоветская». А ведь к тому идет, что за подобные статьи скоро станут уголовную статью вменять — за искажение автором истории и умаление подвига народа в войне.
Василий Перов. Портрет писателя Фёдора Михайловича Достоевского. 1872.
Москва, Государственная Третьяковская галерея.
