В мире идеализма. Путевые заметки. Часть I
На пакетике с сахаром, выданном мне стюардессой шведской авиакомпании SAS, было написано: «Представь, что идет снегопад из сахара. Он выглядел бы совсем как снег, но зато насколько больше людей в этот день могли бы наесться досыта». Надпись была идеальной концовкой моего почти двухмесячного путешествия в мир идеализма, в котором вполне устроенные и благополучные люди инициируют, обсуждают и даже превращают в реальность программы, направленные на то, чтобы сделать мир – вообще и вполне конкретные его регионы – лучше.
Сказать по правде, у меня, человека, выросшего в Советском Союзе, где дорога в рай неизбежно выстилалась человеческими костями, а сам этот рай почему-то всегда и исключительно оказывался – и оказывается! — в районе Рублевки, подобный идеализм всегда вызывал известную настороженность. И подозрение, что деньги, отпущенные на лучший мир, обязательно окажутся на частных счетах где-нибудь на Кайманах или Барбадосе. Подозрения эти не всегда беспочвенны, и воспринимаются в том мире идеализма как неприятные, но неизбежные риски. Западная политическая философия давно уже, по большей своей части, рассталась с иллюзиями насчет божественной сущности земных двуногих (к которой, собственно, и восходит идея равенства и братства), давно заключила, что человек скорее плох, нежели хорош (в противном случае вера в высшую справедливость, то есть в Бога, давно бы уже отмерла), а потому придумала всяческие институциональные нормы, включая законы, дабы эту плохость – до известной, конечно, степени — ограничивать. Как писал когда-то Эммануил Кант, «республика может состоять из дьяволов»: собственно, признание этого факта и есть основа того мира идеализма, впечатлениями от которого я и намерена поделиться с читателями «Ежедневного журнала».
МИР ИДЕАЛИЗМА -1: Bellagio
Эллен Уолкер повезло с фамилией. И деньгами. Имя Jonnie Walker, написанное на миллионах бутылок виски с лейблами разных цветов — изобретение братьев-шотландцев Джона и Александра Уолкеров в первой четверти XIX века, было и ее фамильное имя. Пристрастие человечества к алкоголю умножало ее состояние, как и состояния других потомков знаменитых производителей молта — ежегодно, ежемесячно и ежечасно. И продолжает умножать, хотя Эллен Уолкер давно нет в живых.
Эта дама много повидала, много пережила и перечувствовала: она четырежды была замужем, в том числе за принцем Белладжио – изумительно красивого местечка на севере Италии, в ста с лишним километрах от Милана. С принцем Эллен Уолкер прожила четыре дня, но зато унаследовала его титул. Это был брак по расчету. Дело в том, что Эллен владела виллой, принадлежавшей другой знатной итальянской фамилии – Сербеллони. Вилла располагалась на самой высокой точке городка, с которой и открывается потрясающий вид на два озера, сливающихся как раз у подножия Белладжио – озеро Комо и озеро Лекко. Вилла была построена еще в XVI веке, и, откровенно говоря, архитектурно мало что из себя представляет, зато сад, раскинувшейся на нескольких гектарах земли вокруг виллы и ниспадающий вниз, действительно шедевр садово-паркового искусства.
Так вот, титул Эллен приобрела, однако после смерти принца удержать его оказалось непросто. К тому времени в Италии к власти пришли сторонники народного капитализма, ставшего известным как фашизм, и принцессе Белладжио пришлось отправиться в Рим, к самому Бенито Муссолини, дабы сохранить и титул, и виллу. Сколько и чего ей это стоило, о том биографы умалчивают.
В отличие от Муссолини Эллен Уолкер не была сторонницей народного капитализма, как, впрочем, и других «измов», популярных в ХХ веке. К каждому Рождеству все жители двухтысячного городка получали от принцессы Белладжио подарки, в войну, в голод, она нанимала на виллу раз в десять больше работников, чем того требовало ее хозяйство, чтобы дать людям возможность заработать себе на хлеб — денег просто так она раздавать не любила. Однако когда принцесса выходила в сад, всем работникам за исключением четырех постоянных слуг запрещалось на нее смотреть. Такая у нее была дурь.
Господь многое дал Эллен Уолкер, кроме одного – у нее не было детей. Поэтому года за два до смерти Эллен стала искать среди американских фондов тот, который принял бы в наследство ее виллу и 2 миллиона долларов на создание резиденции для людей, обремененных – так она хотела – идеей улучшения взаимопонимания между народами. Другими словами, обремененных той самой идеалистической идеей, как сделать наш мир лучше. И нашла.
Дар принял фонд Рокфеллеров, основателей знаменитой компании Standard Oil, — фонд, созданный одной из самых могущественных и самых ненавистных в мире американских фамилий «баронов-грабителей», имевших и в XIX, и в XX веках немало проблем с американским правительством, в том числе по делам о сокрытии налогов. Однако, сокрыв, отмыв и приумножив, Рокфеллеры создали одну из крупнейших филантропических организаций мира, которая вкладывает десятки миллионов долларов в некоммерческие проекты, включая образование, науку, искусство и так далее. Между прочим, знаменитый Университет Чикаго с его богатой на Нобелевских лауреатов школой экономики был одной из первых филантропических инвестиций «баронов-грабителей».
Так вот Рокфеллеры, вложив в обустройство и переустройство виллы Сербеллони еще не один миллион долларов, устроили здесь то, что у нас бы назвали домом творчества и что в Америке называется residency – резиденция. Сюда, не чаще чем раз в десять лет, приглашают провести рабочий отпуск профессоров университетов, художников, композиторов, писателей – короче, всех тех, кому не то что снять виллу, а снять мало-мальски приличную квартиру в Белладжио не по карману. Белладжио – не только изумительно красивое местечко, но еще и изумительно дорогое: в последнее время оно стало модным среди голливудских знаменитостей (например, Джордж Клуни), равно как и прочих миллионеров.
Резиденций в Америке – разных и всяких – множество, это обычный способ благотворительных вложений. Но резиденция фонда Рокфеллеров в Белладжио — одна из самых шикарных. Приезжему здесь предоставляют не только апартаменты уровня пятизвездочного отеля, включая кабинет, но и полный пансион с обязательным вечерним переодеванием к ужину, сменой блюд, официантами в белых ливреях и неспешным разговором вкупе с приятными напитками после оного.
Стоит ли говорить, что компания – пятнадцать резидентов плюс их супруги или партнеры (случается, и однополые) — все люди исключительно либеральных взглядов, озабоченных борьбой с распространением ВИЧ-инфекции в Африке, проблемами авторитарных режимов в Латинской Америке, сохранением музыкального наследия индейских племен США, последствиями болезни куру (вызванной каннибализмом) на одном из островов Новой Гвинеи в середине ХХ века и преодолением наследия сегрегации черных в Америке. Ряд можно долго продолжать: «дом научного творчества в Белладжио» существует уже пятьдесят лет. Именно здесь Ханна Арендт, знаменитый американский философ и автор труда «Истоки тоталитаризма», писала главы своей великой, хотя и преисполненной идеализма с социалистическим лицом книги.
Ситуация, впрочем, не лишена иронии, поскольку статьи и книги, переполненные идеями о том, как сделать мир лучше, создавались и создаются здесь на деньги, заработанные отнюдь не праведным трудом. Как-то производство и продажа алкоголя или добыча нефти – занятия, традиционно порицаемые западными либералами. Если добавить к этому еще и роль фашиста и диктатора Бенито Муссолини в сохранении аристократической виллы в руках простолюдинки и наследницы алкогольных миллионов Эллен Уолкер, то картинка вырисовывается и вовсе фантасмагорическая.
Спрашивается, однако, зачем Эллен Уолкер, равно как и братьям Рокфеллерам, вся эта филантропия? Ответов как минимум три. Первый вполне прагматический: во многих странах наследство, оставленное на благотворительные цели, освобождается от налогов. Таким образом, вместо того чтобы платить деньги некоей абстракции под названием государство, за которым маячат если и не обязательно вороватые, то часто мало способные к эффективному управлению бюрократы, богатые люди передают часть своего состояния тем и на те цели, которым сами себя посвятить не могли, и при этом экономят на налогах. Вторая причина — стремление сохранить память о себе на земле даже после того, как тело твое превратится в прах. У Эллен Уолкер не было детей, и ее имя уже никто бы сейчас не помнил, перейди вилла в частные руки для частных нужд, а так – помнят и будут помнить. Братья Рокфеллеры, основавшие свою первую филантропическую организацию еще во второй половине XIX века, в мирской жизни немало грешили (один из них умудрился не явиться на похороны собственной жены, попросив священника объявить, что покойница была вдовой), однако уже сейчас о том помнят лишь биографы, зато благотворительные программы династии работают по всему миру.
Наконец есть и третья причина. Это – инстинкт самосохранения, инстинкт, присущий всем живым и, тем более, разумным существам. Проблема – для тех, кто умеет это делать — не в том, как заработать миллионы и миллиарды, а в том, как сохранить их для детей и внуков, и не просто сохранить, а сделать так, чтобы те могли пользоваться своими капиталами, не живя за глухим забором в башнях с искусственным климатом. Отсюда – инвестиции в сохранение окружающей среды, в изучение проблемы глобального потепления, наконец – в социальную справедливость. В Лондоне, на углу шумной Оксфорд-стрит, я увидела объявление одной их религиозных организаций: «Приходите, у нас есть для вас хорошие новости о вечной жизни». Так вот люди, сделавшие миллиардные состояния, в «новости о вечной жизни», как правило, не верят – они вкладывают миллионы в то, чтобы она была.
Продолжение следует
Обсудить "В мире идеализма. Путевые заметки. Часть I" на форумеСказать по правде, у меня, человека, выросшего в Советском Союзе, где дорога в рай неизбежно выстилалась человеческими костями, а сам этот рай почему-то всегда и исключительно оказывался – и оказывается! — в районе Рублевки, подобный идеализм всегда вызывал известную настороженность. И подозрение, что деньги, отпущенные на лучший мир, обязательно окажутся на частных счетах где-нибудь на Кайманах или Барбадосе. Подозрения эти не всегда беспочвенны, и воспринимаются в том мире идеализма как неприятные, но неизбежные риски. Западная политическая философия давно уже, по большей своей части, рассталась с иллюзиями насчет божественной сущности земных двуногих (к которой, собственно, и восходит идея равенства и братства), давно заключила, что человек скорее плох, нежели хорош (в противном случае вера в высшую справедливость, то есть в Бога, давно бы уже отмерла), а потому придумала всяческие институциональные нормы, включая законы, дабы эту плохость – до известной, конечно, степени — ограничивать. Как писал когда-то Эммануил Кант, «республика может состоять из дьяволов»: собственно, признание этого факта и есть основа того мира идеализма, впечатлениями от которого я и намерена поделиться с читателями «Ежедневного журнала».
МИР ИДЕАЛИЗМА -1: Bellagio
Эллен Уолкер повезло с фамилией. И деньгами. Имя Jonnie Walker, написанное на миллионах бутылок виски с лейблами разных цветов — изобретение братьев-шотландцев Джона и Александра Уолкеров в первой четверти XIX века, было и ее фамильное имя. Пристрастие человечества к алкоголю умножало ее состояние, как и состояния других потомков знаменитых производителей молта — ежегодно, ежемесячно и ежечасно. И продолжает умножать, хотя Эллен Уолкер давно нет в живых.
Эта дама много повидала, много пережила и перечувствовала: она четырежды была замужем, в том числе за принцем Белладжио – изумительно красивого местечка на севере Италии, в ста с лишним километрах от Милана. С принцем Эллен Уолкер прожила четыре дня, но зато унаследовала его титул. Это был брак по расчету. Дело в том, что Эллен владела виллой, принадлежавшей другой знатной итальянской фамилии – Сербеллони. Вилла располагалась на самой высокой точке городка, с которой и открывается потрясающий вид на два озера, сливающихся как раз у подножия Белладжио – озеро Комо и озеро Лекко. Вилла была построена еще в XVI веке, и, откровенно говоря, архитектурно мало что из себя представляет, зато сад, раскинувшейся на нескольких гектарах земли вокруг виллы и ниспадающий вниз, действительно шедевр садово-паркового искусства.
Так вот, титул Эллен приобрела, однако после смерти принца удержать его оказалось непросто. К тому времени в Италии к власти пришли сторонники народного капитализма, ставшего известным как фашизм, и принцессе Белладжио пришлось отправиться в Рим, к самому Бенито Муссолини, дабы сохранить и титул, и виллу. Сколько и чего ей это стоило, о том биографы умалчивают.
В отличие от Муссолини Эллен Уолкер не была сторонницей народного капитализма, как, впрочем, и других «измов», популярных в ХХ веке. К каждому Рождеству все жители двухтысячного городка получали от принцессы Белладжио подарки, в войну, в голод, она нанимала на виллу раз в десять больше работников, чем того требовало ее хозяйство, чтобы дать людям возможность заработать себе на хлеб — денег просто так она раздавать не любила. Однако когда принцесса выходила в сад, всем работникам за исключением четырех постоянных слуг запрещалось на нее смотреть. Такая у нее была дурь.
Господь многое дал Эллен Уолкер, кроме одного – у нее не было детей. Поэтому года за два до смерти Эллен стала искать среди американских фондов тот, который принял бы в наследство ее виллу и 2 миллиона долларов на создание резиденции для людей, обремененных – так она хотела – идеей улучшения взаимопонимания между народами. Другими словами, обремененных той самой идеалистической идеей, как сделать наш мир лучше. И нашла.
Дар принял фонд Рокфеллеров, основателей знаменитой компании Standard Oil, — фонд, созданный одной из самых могущественных и самых ненавистных в мире американских фамилий «баронов-грабителей», имевших и в XIX, и в XX веках немало проблем с американским правительством, в том числе по делам о сокрытии налогов. Однако, сокрыв, отмыв и приумножив, Рокфеллеры создали одну из крупнейших филантропических организаций мира, которая вкладывает десятки миллионов долларов в некоммерческие проекты, включая образование, науку, искусство и так далее. Между прочим, знаменитый Университет Чикаго с его богатой на Нобелевских лауреатов школой экономики был одной из первых филантропических инвестиций «баронов-грабителей».
Так вот Рокфеллеры, вложив в обустройство и переустройство виллы Сербеллони еще не один миллион долларов, устроили здесь то, что у нас бы назвали домом творчества и что в Америке называется residency – резиденция. Сюда, не чаще чем раз в десять лет, приглашают провести рабочий отпуск профессоров университетов, художников, композиторов, писателей – короче, всех тех, кому не то что снять виллу, а снять мало-мальски приличную квартиру в Белладжио не по карману. Белладжио – не только изумительно красивое местечко, но еще и изумительно дорогое: в последнее время оно стало модным среди голливудских знаменитостей (например, Джордж Клуни), равно как и прочих миллионеров.
Резиденций в Америке – разных и всяких – множество, это обычный способ благотворительных вложений. Но резиденция фонда Рокфеллеров в Белладжио — одна из самых шикарных. Приезжему здесь предоставляют не только апартаменты уровня пятизвездочного отеля, включая кабинет, но и полный пансион с обязательным вечерним переодеванием к ужину, сменой блюд, официантами в белых ливреях и неспешным разговором вкупе с приятными напитками после оного.
Стоит ли говорить, что компания – пятнадцать резидентов плюс их супруги или партнеры (случается, и однополые) — все люди исключительно либеральных взглядов, озабоченных борьбой с распространением ВИЧ-инфекции в Африке, проблемами авторитарных режимов в Латинской Америке, сохранением музыкального наследия индейских племен США, последствиями болезни куру (вызванной каннибализмом) на одном из островов Новой Гвинеи в середине ХХ века и преодолением наследия сегрегации черных в Америке. Ряд можно долго продолжать: «дом научного творчества в Белладжио» существует уже пятьдесят лет. Именно здесь Ханна Арендт, знаменитый американский философ и автор труда «Истоки тоталитаризма», писала главы своей великой, хотя и преисполненной идеализма с социалистическим лицом книги.
Ситуация, впрочем, не лишена иронии, поскольку статьи и книги, переполненные идеями о том, как сделать мир лучше, создавались и создаются здесь на деньги, заработанные отнюдь не праведным трудом. Как-то производство и продажа алкоголя или добыча нефти – занятия, традиционно порицаемые западными либералами. Если добавить к этому еще и роль фашиста и диктатора Бенито Муссолини в сохранении аристократической виллы в руках простолюдинки и наследницы алкогольных миллионов Эллен Уолкер, то картинка вырисовывается и вовсе фантасмагорическая.
Спрашивается, однако, зачем Эллен Уолкер, равно как и братьям Рокфеллерам, вся эта филантропия? Ответов как минимум три. Первый вполне прагматический: во многих странах наследство, оставленное на благотворительные цели, освобождается от налогов. Таким образом, вместо того чтобы платить деньги некоей абстракции под названием государство, за которым маячат если и не обязательно вороватые, то часто мало способные к эффективному управлению бюрократы, богатые люди передают часть своего состояния тем и на те цели, которым сами себя посвятить не могли, и при этом экономят на налогах. Вторая причина — стремление сохранить память о себе на земле даже после того, как тело твое превратится в прах. У Эллен Уолкер не было детей, и ее имя уже никто бы сейчас не помнил, перейди вилла в частные руки для частных нужд, а так – помнят и будут помнить. Братья Рокфеллеры, основавшие свою первую филантропическую организацию еще во второй половине XIX века, в мирской жизни немало грешили (один из них умудрился не явиться на похороны собственной жены, попросив священника объявить, что покойница была вдовой), однако уже сейчас о том помнят лишь биографы, зато благотворительные программы династии работают по всему миру.
Наконец есть и третья причина. Это – инстинкт самосохранения, инстинкт, присущий всем живым и, тем более, разумным существам. Проблема – для тех, кто умеет это делать — не в том, как заработать миллионы и миллиарды, а в том, как сохранить их для детей и внуков, и не просто сохранить, а сделать так, чтобы те могли пользоваться своими капиталами, не живя за глухим забором в башнях с искусственным климатом. Отсюда – инвестиции в сохранение окружающей среды, в изучение проблемы глобального потепления, наконец – в социальную справедливость. В Лондоне, на углу шумной Оксфорд-стрит, я увидела объявление одной их религиозных организаций: «Приходите, у нас есть для вас хорошие новости о вечной жизни». Так вот люди, сделавшие миллиардные состояния, в «новости о вечной жизни», как правило, не верят – они вкладывают миллионы в то, чтобы она была.
Продолжение следует
