О роли стыда в российской политике
По тусовке шепоток: Андрей Илларионов, советник президента, выступил с очередными скандальными заявлениями на пресс-конференции, которую организовал известный мастер закулисных дел Глеб Павловский. Это неспроста, шумит тусовка. Уж не метит ли Илларионов в политику? И тусовка счастлива: есть кость, есть что обгладывать, значит, появилось чем заняться.
Напомню, 8 февраля Илларионов заявил на пресс-конференции, что компания "Юганскнефтегаз" рано или поздно будет возвращена ее собственнику. Поскольку собственник в тюрьме, а украли компанию с благословения лично В.В.Путина, то заявление советника президента воспринимается не иначе как прошение об отставке. Впрочем, не первое: пресс-конференция того же Илларионова накануне Нового года, а затем и его нашумевшее интервью радиостанции "Эхо Москвы" были значительно резче: после них его лишили функций шерпы – представителя от России на переговорах с мировыми финансовыми организациями. Вполне возможно, что сейчас Илларионову и вовсе придется выехать из Кремля.
Оттого тусовка и кинулась искать мотив. Нашла: Илларионов хочет стать российским Ющенко. В сегодняшней России это похлеще, чем отказ от пропуска в Кремль, это – заявка на отрывание головы.
Ничуть не отрицая известной амбициозности Илларионова (и дай бог, если у него есть такие амбиции!), убеждена, что главная причина публичных заявлений советника президента в другом. Она проста и очевидна, но тем не менее совершено не доступна тусовке. Как говаривал Казанова, "сии понятия мне чужды не потому, что они мне не понятны, а потому, что они не входят в круг моих понятий". Так вот, Илларионову – стыдно. Стыдно, что вольно или невольно он стал соучастником подлости. Стыдно, что долгое время служил либеральной витриной Кремля. Стыдно, что в его стране под патронажем главы его государства совершаются деяния мерзкие и отвратительные. Остановить он их, очевидно, не в силах, но и мазаться общей кровью, становиться подельником – увольте.
Другими словами, Илларионову небезразлична собственная репутация – и человеческая, и профессиональная. Причем, замечу, репутация, которую он отстаивает, идя на открытую конфронтацию с Кремлем и президентом, отнюдь не способствует капитализации офиса – то есть возможности его трудоустройства за пределами Спасских ворот. Так что вопрос не в том, почему это делает Илларионов. Вопрос, почему не делают многие другие.
Почему молчит Аркадий Дворкович, глава экспертного управления Кремля? Ведь он человек молодой, ему немного за тридцать, ему репутация еще ой как понадобится – этот Кремль не вечен. Почему столь неприличен Алексей Кудрин? Почему совершенно сломался Герман Греф, покорно принимая роль мальчика для битья? Почему опять набрал в рот воды Анатолий Чубайс? Последнее заявление президиума СПС о том, что "либеральные реформы невозможны в условиях управляемой демократии" ничего кроме смеха не вызывает. Ну да. Только заметили? Проснулись? Не поздновато?
У меня картинка телевизионная, увиденная не меньше двух лет назад, стоит перед глазами. Открытие сессии Совета федерации. Звучит музыка сталинского гимна. Камера скользит по лицам стоящих в первом ряду сенаторов. Среди них – когда-то известный либеральный экономист, в прошлом крупный функционер правительства реформ, автор хороших статей и книг…. Ну встал – хорошо, гимн страны. Но он не просто стоял – он пел, он старательно выводил слова. Он хотел показать, что он свой среди тех, кому сталинский гимн – родной. Рвотное заказывали?
Почему не стыдно? Почему старику Евгению Ясину – стыдно? А тем, кто на жизнь его моложе, – нет? Потому, что понятие "репутация" заменили построениями типа "там за стенкой, конечно, уроды, но надо же как-то жить", "кошмар, конечно, творится, но надо же где-то работать, как-то деньги зарабатывать", "противно, но сама понимаешь, таковы правила игры". При этом "как-то жить" неизменно включает в себя горнолыжный отдых не где-нибудь, а в Сант-Морице, а "как-то деньги зарабатывать" обязательно должно подразумевать спецбольницы и спецзнаки на машинах. И при этом – вот что любопытно – хочется, чтобы те, для кого репутация все еще не пустой звук, при встречах радостно обнимали, а в ответ, на ухо, им можно было бы сказать: "И в какое же г… мы все попали" – и увидеть понимающий взгляд: "Да, как же трудно тебе, старик".
Я вот думаю: а если – не обнимать, не подставлять уха, не одаривать понимающим взглядом? Может, станет наконец стыдно?
Почти год назад, в ночь президентских выборов, на оппозиционных посиделках я столкнулась с одним из них – ну из тех, кто "кошмар", но "надо где-то деньги зарабатывать". Он кинулся, а я – руку отвела. Он стал оправдываться: да если бы не я, то… Ну, в том смысле, что г… было бы еще больше. Правда? А так его не с избытком? Короче – задело. Служить, впрочем, не перестал.
Другого повстречала на недавней шумной и многолюдной вечеринке демократических, как принято все еще изъясняться, сил. Он беседовал в окружении, меня же в тот момент заняла лепнина на потолке. Подбежал, обиженно воскликнул: "Мы знакомы или не знакомы?" Знакомы? Было. Знакомы ли сейчас? Не думаю. Игра в "старички, ну мы же все всё понимаем" мне обрыдла. Жить осталось мало – много меньше, чем прожито. Да и игры начинаются вполне серьезные.
Меня радиослушатели часто спрашивают: "Почему украинцы сумели, а мы – нет?". Убеждена – потому, что украинскому политическому классу, интеллигентам, интеллектуалам – называйте как угодно – стало,наконец, стыдно. Так, как стало стыдно Андрею Илларионову. Вопрос: найдутся ли у него последователи в России? От ответа на него зависит, каким будет наш завтрашний день.
