Тема становления гражданского общества в России не утихает все последние годы. Все согласны, что мы по этой части отстаем — привыкли в советские времена послушно следовать «линии партии», — теперь наверстываем, оступаясь на каждом шагу и с трудом преодолевая привычку во всем полагаться «на дядю». Растет потихоньку и православная активность, множатся НКО, занимающиеся кто детьми, кто молодежью. Но количество НКО несоизмеримо с числом приходов: например, в 2011 году в реестре Минюста было 13 712 православных НКО — а приходов в Русской православной церкви тогда уже было больше 30 тысяч. Разница ощутимая. Насколько приходская община способна быть элементом гражданского общества — этот вопрос волнует и исследователей религии, и вообще всех заинтересованных, ведь это какое было бы ему подспорье!

Из доклада протоиерея Алексея Уминского, настоятеля храма Живоначальной Троицы в Хохлах, который он прочитал в Московском центре Карнеги в рамках программы «Религия, общество и безопасность» 29 октября, следует, что пока не очень способна. В первую очередь потому, что большинство прихожан и со своим отношением к церкви толком не могут разобраться.

От подавляющего большинства, в чем священник убедился на собственном опыте, ускользает основной смысл богослужения, собственно, смысл Церкви. Они видят в церкви место, где «за определенную сумму можно совершить необходимые для всякого православного вещи: крещение, отпевание, венчание, а также... попросить помощи в получении здоровья, счастья в личной жизни и успехов в труде». То есть они приходят в церковь «за своим», им «интересна только божественная помощь». И подобное отношение к вере, в том числе, «определяет отношения людей в обществе и отношение человека к обществу» — иждивенческое, если говорить попросту.

Все было бы иначе, считает о. Алексей, если бы прихожане видели в богослужении не отбывание своей повинности Богу («Тебе, оказывается, нужно, чтобы я пришел, вот я пришел. Я Тебе отдаю долг, а Ты за это, пожалуйста, исполни то, что нужно мне»), а ровно наоборот — «служение Бога каждому из нас», ведь богослужение начинается на Тайной вечере, когда Христос омывает ноги своим ученикам. Только когда человек готов принять от Бога все, что Бог готов ему дать, с ним через богослужение начинает что-то происходить. Не то чтобы он сразу как-то необыкновенно духовно возрастал, но он уже по-другому смотрит на мир. Он уже думает: раз Бог служит мне, то как я могу Ему служить? Обыкновенно, поделился о. Алексей, это первый шаг к тому, чтобы начать видеть вокруг себя людей. И вот тут уже можно говорить о постепенном складывании общины, которая «не может жить иначе, как только отдавая себя другим». Так, шаг за шагом, приходит ответственность за окружающих, за храм, в который ты ходишь, меняется и отношение к обществу — люди «и дальше готовы себя раздавать в служении, потому что через это являет себя любовь». Таких общин, по мнению священника, уже немало (Роман Лункин, участник проекта «Энциклопедия современной религиозной жизни России» и один из участников семинара в Центре Карнеги, насчитал по стране примерно 500, вызвав, правда, некоторое недоверие присутствующих). Вписываются ли хотя бы они в гражданское общество?

Докладчик и здесь видит трудности: основная помеха — отношения церкви и государства. Обладая реальной свободой от государства, на практике церковь плохо эту свободу реализует. Против гражданственности работает и историческая память: «Церковь практически не имеет опыта жизни вне сцепки, вне серьезных идеологических, экономических и политических связей с государством», — сказал протоиерей Алексей Уминский. При этом у церкви есть серьезные намерения, «если хотите, амбиции, не вижу в этом слове ничего дурного», подчеркнул он, влиять на общество, для чего необходимо строительство новых храмов (а старые требуют восстановления), миссионерская деятельность, развитие богословия, но все это невозможно без значительных средств, и тут уже «церковная свобода или независимость от государства становится очень проблематичной». Церковь, считает священник, не способна реализовать свои «грандиозные проекты без финансовой помощи со стороны государства». Церковь вообще «практически не способна саму себя обеспечить без серьезной спонсорской помощи». Причина, на его взгляд, кроется в нынешней системе организации церковно-приходской жизни в России.  

Приходов, в которых человек сознательно вступает в общину, где существуют приходские списки, единицы. (В общине о. Алексея такая практика есть.) А если человек не осознает себя прихожанином, то и никакой ответственности за свою церковь он не несет. Ему неинтересно, на какие средства она существует, он сам «церковь не содержит», и вопрос о десятине очень часто — неприятный для него вопрос, который настоятели, как правило, не рискуют даже поднимать. Вот и получается, что финансовое благополучие прихода очень часто зависит от того, «как хорошо продается духовный товар». И тогда уже выигрывает храм, где больше «захожан», чем прихожан: приток ставящих свечки и заказывающих молебны не должен иссякать. Или настоятелю приходится искать спонсоров вне прихода, и тут уже «нельзя быть очень разборчивым», сказал о. Алексей.

Трудно сказать, как разворачивались бы события, будь ситуация иной, но о. Алексей, в любом случае, не считает, что в задачу церкви вообще и прихода в частности входит борьба с социальной несправедливостью или какая бы то ни было оппозиционная деятельность — это дело политических партий и их лидеров. «Не может быть у Церкви никакой исторической задачи, — сказал он, — она их перед собой не ставила, не ставит, и ставить не должна... Церковь имеет только одну задачу — приводить людей ко спасению, соединять человека и Бога. Вот если Церковь это делает, значит, Церковь жива».  

И тут с ним не поспоришь. Однако отец протоиерей не видит необходимости и в создании независимых от патриархии православных организаций, которые взяли бы на себя задачу стояния за правду не только в религиозном, но и в более широком общественном смысле, ведь вряд ли кто-то будет спорить, что с искажением правды, начиная с беззастенчивого нарушения закона, современный российский человек сталкивается довольно часто. И вот это уже странно.

Не говоря о пользе такой организации для становления все того же гражданского общества (теперь страшно жалею, что не задала о. Алексею прямой вопрос, как он сам относится к гражданскому обществу), она была бы хорошим противовесом, скажем, «хоругвеносцам» или возглавляемой несколько поутихшим в последнее время Дмитрием Энтео «Божьей воле», которые изрядно подпортили репутацию церкви в глазах общества. Но на этот вопрос священник как раз ответил: при нынешнем устройстве информационного пространства никакая «положительная» организация не будет заметна на фоне хотя бы тех же «хоругвеносцев» — ее не захотят замечать, уверен он.

Возможно, и так. Ведь нельзя сказать, что «Мемориал» или комитет Светланы Ганнушкиной «Гражданское содействие» известны во всех слоях нашего общества и занимают в головах сограждан какое-то ощутимое место — многие даже не догадываются об их существовании. Но они последовательно и упорно делают свое дело, безусловно, расширяя пространство права (а значит, и правды) в стране. Сомнительно, что православные совсем не нуждаются в таких организациях.

Вот, например, за несколько дней до доклада о. Алексея Уминского в культурном центре «Покровские ворота» состоялся показ документального фильма Ольги Синяевой «Блеф, или С Новым годом». О детдомовских детях. О том, что наша система сиротских учреждений калечит людей. Ольга Синяева поняла это, когда сама усыновила трехлетнего мальчика и через несколько лет убедилась: последствия детдомовского воспитания не проходят никогда. И она сделала фильм о буднях детдомовцев: вот годовалые малыши рядком сидят на горшках, хочешь-не хочешь — сиди, раз по расписанию положено писать, пусть ты уже трижды описался в постели. Вот торопливо засовывают в рот еду, явно не разбирая вкуса. Вот монотонно раскачиваются перед сном, кто взад-вперед, кто из стороны в сторону, а кто буквально мечется по кровати, кажется, — сейчас свалится. Это результат депривации — нехватки тактильных ощущений: некому ни обнять, ни взять на ручки, ни поцеловать. Череда взрослых мелькает перед глазами, а кто они, эти взрослые, за кого можно уцепиться, если страшно, на кого можно положиться — непонятно.

А чадолюбивое государство, периодически произнося торжественные речи о неусыпной заботе о детях, своими хаотическими действиями только разрушает все разумное, что энтузиасты, в том числе православные, периодически создают в системе детских домов. К концу 2000-х запретило продолжение эксперимента с патронатной семьей, который показывал хорошие результаты; теперь придумало такие правила усыновления (под лозунгом их упрощения), что усыновление падает. Психолог Людмила Петрановская, эксперт по социальному сиротству Александр Гезалов (сам бывший детдомовец), помогавшие Ольге Синяевой делать фильм и присутствовавшие на показе, хотели бы, чтобы теперь ленту посмотрело как можно больше людей. Увы, ни на один из федеральных телеканалов фильм не берут. Более того, как рассказал Александр Гезалов, его не рискуют показать и православные каналы, говорят: уберите критику в адрес «Единой России», тогда возьмем (развал патронатной системы — дело рук сладкой парочки Лахова-Крашенинников). Хорошо, портал «Милосердие.ru» сделал рекламу фильму, а то бы и те человек сто, что собрались в центре «Покровские ворота», его не увидели.

Кто отвечает за весь этот кавардак в системе институционального воспитания? «Я двенадцать лет работаю в этой сфере, и не знаю, — сказала на встрече Людмила Петрановская. — Хорошо, если бы нашелся человек, поставивший целью изменить систему». Можно — человек, но можно ведь и организация. Чем не дело для православной организации?

И детям была бы польза (если только ставить во главу угла интересы детей, а не задачи православной миссии), и стремление к правде, как ни крути, интегрирующий фактор гражданского общества. Но вот «амбиции» церкви могут пострадать — это точно: такой организации придется не раз и не два серьезно столкнуться с властью. Вопрос только, что вернее ведет «ко спасению» — забота о детях или амбиции?

 Фотография ИТАР-ТАСС