Послесловие к передаче
Журналистика стала обыденной профессией, в том смысле, что ни специальных знаний, ни специальных умений для поиска и отбора фактов более не нужно. Они, эти факты, обнаженные, наглые, не пытающиеся даже прикрыться словесной вуалью (как было при Советах) или добропорядочным лицом (как в остальном мире), все — наружу, напоказ, на каждом шагу и за каждым поворотом. Ах, вам не нравится? Плевать. Хавайте. И скажите спасибо, что мы вами управляем. За наши деньги? Нет, отвечают, ваши деньги нам на сигареты. За нашу нефть – в смысле, за их нефть. Их газ. Их землю. И их крепостных – в придачу. Жаль, морить еще нельзя, а то бы их земля, и газ, и нефть да без наших рыл – вот была бы красота.
У меня в доме, на крыше, с полгода монтировали огромные рекламные щиты. Жизнь становилась трудно переносимой. Забредшего рекламного начальника спрашиваю: «Вы – кто? Какая контора?» Отвечает: «ФСБ». Скорее всего, соврал. Но вранье лишь отражает главную правду. Это самое из трех букв либо крышует, либо делит, либо руководит. И точно знает: им – можно. И под них – можно. Только против них – нельзя.
В воскресенье в моей еженедельной программе на «Эхо Москвы» действующий депутат (М.И. Москвин-Тарханов, «Единая Россия») и два только избирающихся в Мосгордуму (Алексей Навальный, «Яблоко»- объединенные демократы» и Петр Милосердов, КПРФ) обсуждали вполне небанальный вопрос: как выжить нормальному, не чиновному человеку в номенклатурном городе, то бишь в Москве?
Депутат от партии власти объяснил: никак. Депутаты от оппозиции предлагали варианты, суть которых – объединяться и держать оборону, поскольку другого выхода просто нет. Интересующихся отсылаю на сайт «Эха Москвы», где вывешена расшифровка передачи.
После передачи я поехала в магазин: запастись на неделю продуктами. Садово-Триумфальная. Центр города. Провода, обвешанные камерами слежения. Светло, как в праздник. Гаишники на каждом углу: ловят тех, кто выходит из ресторанов, тех, кто пересекает «сплошную» или делает не там и не туда поворот. Или не там запарковался, и можно вызвать эвакуатор.
Это я не просто так рассказываю. Это все важные детали сцены, которая станет местом действия спустя пять минут, как я выйду из магазина.
Продуктовую тележку — к столбу возле машины. Пакеты — в руки. Сумку – на плечо. Глазом замечаю: выезд мне перекрывает черная машина с тонированными стеклами. При моем приближении она начинает сдавать назад, но сдавать как-то странно, выезд не освобождая, но перекрывая простор еще и соседней машине. Багажник. Продукты. Снимаю с сигнализации. Открываю дверь. Правая нога уже в машине, рука с сумкой – почти на пассажирском кресле. В эту секунду из задней правой двери черной машины выбегает одетый во все черное, с надвинутой на глаза черной вязанной шапочкой человек. Секунда – рвет дверь, рвет сумку, еще секунда – и он уже в своей машине. С криком подлетаю, хватаюсь за ручку черной машина. Она рвет с места. Кругом люди, из машины справа выскакивает водитель. Поздно. Но в пятнадцати метрах, в ярком желтом жакете – сотрудник ДПС, то есть дорожно-патрульной службы, то есть ГАИ. Кричу. Показываю на машину, которая несется к Малой Дмитровке. Его машина рядом. Но он не двигается с места. Говорит: «Вызывайте 02». Как «02»? Он же – здесь, вот он, охранник порядка, моей безопасности, потребитель моих налогов. Как там в фильмах про иностранных полицейских? Прыжок — машина — погоня. Преступник на земле? Фигура из трех пальцев: «Вызывайте «02». Потом по рации все же передал: «Ниссан-Максима. Черная. Госномер 497 УХВ 97». Протянул мне пустой листок: «Запишите свидетелей». И не торопясь пошел к своей машине.
«Так вы за ними не поедете?» — « Вызывайте 02».
Центр города. Гаишники через каждые двадцать метров. Одна не перекрытая шлагбаумом арка. Три поворота, ведущие на центральную магистраль, на Тверскую, где милиции больше, чем прохожих в этот вечерний (10 часов) мокрый, снежно-дождливый час. Можно и прямо, мимо казино, направо – на Тверскую, налево – на Пушкинскую. Номер, цвет, марка – все известно. Поймали? Фигура из трех пальцев. Наряд из Тверского отделения приехал через 10 минут. Спросили: «А что же гаишник?» — «Звоните 02».
Потом полночи ходили с оперуполномоченным по окрестным дворам, заглядывали в мусорные баки и подвалы: вдруг выкинули сумку? Меня снова мучили сцены из фильмов про заморских полицейских: почему пешком? Почему – один милиционер, без напарника? Почему в районе, освещенном как авансцена, при куче людей вокруг и красующихся на дорогах гаишниках могут вырвать сумку и удрать?
Опер сказал: «Мы ГАИ за милицию и не считаем». И мы – не считаем. Они давно уже – не более чем дополнительный налог на наш карман. Зачем платим, вот вопрос. В Грузии ГАИ ликвидировали. И на Украине – тоже. Хуже точно не стало.
Говорят: ГАИ — наиболее уродливый атрибут МВД. Ничего подобного. ГАИ – это витрина власти вообще, более того — самая демократическая ее часть, та, с которой мы сталкиваемся на улице, когда другая часть с мигалками и сиренами проносится мимо. ГАИ — это квинтэссенция власти, видимый ее лик. Хамский, жадный, наглый.
Твердят: оранжевая революция на Украине провалилась, обернулась пшиком. Ничего подобного — не провалилась, если не сводить ее к взаимоотношениям Тимошенко и Ющенко. Майдан — это был акт гражданской самообороны от власти. Это был крик, который заставили услышать. Ликвидация ГАИ — показатель того, что услышали. И что крик Майдана не забудут. Потому что — не дадут забыть. В том и отличие России от Украины (и от Грузии), что здесь ГАИ — необходимая часть института власти. Это и забор, в которой летят камни народного недовольства, и инструмент, обеспечивающей власти беспрепятственный проезд мимо всех и вся. ГАИ — на виду, на улице, за углом. ФСБ, Кремль, администрация, правительство — за оградой. Убери ГАИ, и камни полетят уже туда. Потому и не уберут.
...И все же: центр Москвы, центральная магистраль, номер, цвет, марка автомобиля с грабителями – известны. Гаишники на каждом углу (неподалеку от меня, на улице Чаянова, каждый вечер стоит один и тот же наряд: «Ах, это вы? Не выпивали? Поезжайте…»). Ловят простых, обычных граждан. «Ниссан-Максима», черный, с затемненными стеклами, госномер, цифры, буквы, регион – никем не останавливаемый несется с моей сумкой, моими деньгами, моими документами, моим – все, несется по Москве.
Фигура из трех пальцев. Лучшей иллюстрации к передаче на тему «Как выжить обычному человеку в номенклатурной Москве» и не придумаешь.
Хотя – чего там кривить душой – предпочла бы, чтобы не со мной. Впрочем – с любым и каждым. За исключением – ИХ.
Обсудить "Послесловие к передаче" на форумеУ меня в доме, на крыше, с полгода монтировали огромные рекламные щиты. Жизнь становилась трудно переносимой. Забредшего рекламного начальника спрашиваю: «Вы – кто? Какая контора?» Отвечает: «ФСБ». Скорее всего, соврал. Но вранье лишь отражает главную правду. Это самое из трех букв либо крышует, либо делит, либо руководит. И точно знает: им – можно. И под них – можно. Только против них – нельзя.
В воскресенье в моей еженедельной программе на «Эхо Москвы» действующий депутат (М.И. Москвин-Тарханов, «Единая Россия») и два только избирающихся в Мосгордуму (Алексей Навальный, «Яблоко»- объединенные демократы» и Петр Милосердов, КПРФ) обсуждали вполне небанальный вопрос: как выжить нормальному, не чиновному человеку в номенклатурном городе, то бишь в Москве?
Депутат от партии власти объяснил: никак. Депутаты от оппозиции предлагали варианты, суть которых – объединяться и держать оборону, поскольку другого выхода просто нет. Интересующихся отсылаю на сайт «Эха Москвы», где вывешена расшифровка передачи.
После передачи я поехала в магазин: запастись на неделю продуктами. Садово-Триумфальная. Центр города. Провода, обвешанные камерами слежения. Светло, как в праздник. Гаишники на каждом углу: ловят тех, кто выходит из ресторанов, тех, кто пересекает «сплошную» или делает не там и не туда поворот. Или не там запарковался, и можно вызвать эвакуатор.
Это я не просто так рассказываю. Это все важные детали сцены, которая станет местом действия спустя пять минут, как я выйду из магазина.
Продуктовую тележку — к столбу возле машины. Пакеты — в руки. Сумку – на плечо. Глазом замечаю: выезд мне перекрывает черная машина с тонированными стеклами. При моем приближении она начинает сдавать назад, но сдавать как-то странно, выезд не освобождая, но перекрывая простор еще и соседней машине. Багажник. Продукты. Снимаю с сигнализации. Открываю дверь. Правая нога уже в машине, рука с сумкой – почти на пассажирском кресле. В эту секунду из задней правой двери черной машины выбегает одетый во все черное, с надвинутой на глаза черной вязанной шапочкой человек. Секунда – рвет дверь, рвет сумку, еще секунда – и он уже в своей машине. С криком подлетаю, хватаюсь за ручку черной машина. Она рвет с места. Кругом люди, из машины справа выскакивает водитель. Поздно. Но в пятнадцати метрах, в ярком желтом жакете – сотрудник ДПС, то есть дорожно-патрульной службы, то есть ГАИ. Кричу. Показываю на машину, которая несется к Малой Дмитровке. Его машина рядом. Но он не двигается с места. Говорит: «Вызывайте 02». Как «02»? Он же – здесь, вот он, охранник порядка, моей безопасности, потребитель моих налогов. Как там в фильмах про иностранных полицейских? Прыжок — машина — погоня. Преступник на земле? Фигура из трех пальцев: «Вызывайте «02». Потом по рации все же передал: «Ниссан-Максима. Черная. Госномер 497 УХВ 97». Протянул мне пустой листок: «Запишите свидетелей». И не торопясь пошел к своей машине.
«Так вы за ними не поедете?» — « Вызывайте 02».
Центр города. Гаишники через каждые двадцать метров. Одна не перекрытая шлагбаумом арка. Три поворота, ведущие на центральную магистраль, на Тверскую, где милиции больше, чем прохожих в этот вечерний (10 часов) мокрый, снежно-дождливый час. Можно и прямо, мимо казино, направо – на Тверскую, налево – на Пушкинскую. Номер, цвет, марка – все известно. Поймали? Фигура из трех пальцев. Наряд из Тверского отделения приехал через 10 минут. Спросили: «А что же гаишник?» — «Звоните 02».
Потом полночи ходили с оперуполномоченным по окрестным дворам, заглядывали в мусорные баки и подвалы: вдруг выкинули сумку? Меня снова мучили сцены из фильмов про заморских полицейских: почему пешком? Почему – один милиционер, без напарника? Почему в районе, освещенном как авансцена, при куче людей вокруг и красующихся на дорогах гаишниках могут вырвать сумку и удрать?
Опер сказал: «Мы ГАИ за милицию и не считаем». И мы – не считаем. Они давно уже – не более чем дополнительный налог на наш карман. Зачем платим, вот вопрос. В Грузии ГАИ ликвидировали. И на Украине – тоже. Хуже точно не стало.
Говорят: ГАИ — наиболее уродливый атрибут МВД. Ничего подобного. ГАИ – это витрина власти вообще, более того — самая демократическая ее часть, та, с которой мы сталкиваемся на улице, когда другая часть с мигалками и сиренами проносится мимо. ГАИ — это квинтэссенция власти, видимый ее лик. Хамский, жадный, наглый.
Твердят: оранжевая революция на Украине провалилась, обернулась пшиком. Ничего подобного — не провалилась, если не сводить ее к взаимоотношениям Тимошенко и Ющенко. Майдан — это был акт гражданской самообороны от власти. Это был крик, который заставили услышать. Ликвидация ГАИ — показатель того, что услышали. И что крик Майдана не забудут. Потому что — не дадут забыть. В том и отличие России от Украины (и от Грузии), что здесь ГАИ — необходимая часть института власти. Это и забор, в которой летят камни народного недовольства, и инструмент, обеспечивающей власти беспрепятственный проезд мимо всех и вся. ГАИ — на виду, на улице, за углом. ФСБ, Кремль, администрация, правительство — за оградой. Убери ГАИ, и камни полетят уже туда. Потому и не уберут.
...И все же: центр Москвы, центральная магистраль, номер, цвет, марка автомобиля с грабителями – известны. Гаишники на каждом углу (неподалеку от меня, на улице Чаянова, каждый вечер стоит один и тот же наряд: «Ах, это вы? Не выпивали? Поезжайте…»). Ловят простых, обычных граждан. «Ниссан-Максима», черный, с затемненными стеклами, госномер, цифры, буквы, регион – никем не останавливаемый несется с моей сумкой, моими деньгами, моими документами, моим – все, несется по Москве.
Фигура из трех пальцев. Лучшей иллюстрации к передаче на тему «Как выжить обычному человеку в номенклатурной Москве» и не придумаешь.
Хотя – чего там кривить душой – предпочла бы, чтобы не со мной. Впрочем – с любым и каждым. За исключением – ИХ.