По случаю катастрофы в московском метро таксисты взвинтили цены в пять раз: большой праздник случился у рыцарей руля и сцепления!

А таксисты, замечу — вполне репрезентативный срез общества. Это ж вам не капица очкастая и не бомжик у помойки; таксист — крепкий середняк, плоть от плоти трудового народа…

Вот такая вот у нас плоть, такой народ. Всем смотреть и любоваться.

Местное начальство уже лет двадцать, днем с огнем, ищет национальную идею. Бюджетных денег под это дело распилено столько, что сам распил стал указанием на один из вариантов правильного ответа…

Но — вспомните Стругацких! — "Золотой Шар" исполняет не те желания, которые ты артикулируешь, а твои заветные, настоящие желания.

Национальная идея — это не то, что, озираясь на Кремль, высасывают из пальцев пыльные дяди в комиссиях при царе, а нечто, в действительности объединяющее людей. Так социологи прячут в опроснике контрольные вопросы — и выясняется, что альтруист, поставивший галочку против графы «семейные ценности», при первой возможности пропьет жену и детей...

Великая Россия, вставшая с коленей… Опора православия и нравственности… Галочку в этой клетке мы ставить научились. Но не эта галочка, а стервятники, слетевшиеся на прокорм к месту беды (по случаю того, что эта беда случилась не с ними) — вот реальная картинка сегодняшнего дня!

И она вызывает в памяти нечто отнюдь не кабинетное, а вполне лагерное и традиционное для наших широт, легко тянущее на национальную идею: умри сегодня ты, а завтра я.

Тонкий волшебный слой людей, исповедующих в этой саванне ежедневный гуманизм и правила взаимопомощи, только подчеркивает тоскливый ужас нормы. Не Лиза Глинка и не Митя Алешковский диктуют правила общественной жизни, как Сахаров и Новодворская не диктовали правила жизни политической.

История с ценами на такси в день катастрофы — это, в сущности, почти все, что вы хотели знать о состоянии общества в России, но боялись спросить.

Правильно боялись.


Фото ИТАР-ТАСС/ Артем Коротаев