Долой светлое прошлое! Да здравствует человеческое будущее!
Теперь книгу Никиты Кривошеина можно читать и в электронном виде!
В нижегородском издательстве «Христианская библиотека» вышла новая книга постоянного автора «Ежедневного журнала» Никиты Кривошеина «Дважды француз Советского Союза». Это сборник мемуаров, выступлений, интервью, публицистики. Материал самый разный, и трудно было бы собрать его воедино, если бы не настойчиво повторяющаяся мысль: пишу не потому, что не могу преодолеть зуд писательства, а исключительно в надежде, что «эти тексты хоть в коей мере помогут приобретению иммунитета ''от граблей'', от неумного нежелания отторгнуть навсегда ужас тоталитаризма».
А ужасов тоталитаризма семье Кривошеиных пришлось хлебнуть в полной мере. Его отец, сын царского министра и штабс-капитан белой армии, оказавшись после революции во Франции, не порывает связей с Россией. Он активно включается в работу Русского общевоинского союза, ставившего своей целью борьбу с коммунизмом, в первую очередь — с коммунистическим режимом на родине. Однако Вторая мироваязаставляетего пересмотреть позицию: моя страна, права она или не права — этот принцип становится ведущим для Игоря Александровича. Он примыкает к движению Сопротивления, будучи главным инженером на заводе, который выполнял немецкие заказы, добывает оперативные сведения для союзников по промышленному направлению. Летом 1944-го дело кончается провалом, арестом, пытками и отправкой сначала в Бухенвальд, а затем в Дахау. Из лагеря Кривошеин-старший освобожден американскими войсками почти в самом конце войны в полуживом состоянии.
Война превратила Игоря Кривошеина в советского патриота. Его сын до сих пор задается вопросом, как это могло произойти: «Какие миражи, какие рассуждения, какие ''узнавания'' (и сладок нам лишь узнавалья миг), какая дезинформация, какое желание принять грезу за действительность сыграло роковую роль в судьбе Игоря Александровича?» Просто поддаться массированной пропаганде, которую Советский Союз вел в первые послевоенные годы — всем бывшим «белоэмигрантам» предлагалась амнистия, советское гражданство и возможность вернуться на родину, — он, по мнению Никиты Игоревича, не мог. Возможно, сыграла свою роль идея «служения», которая никогда не была для Игоря Александровича пустым звуком... Отец и тут действовал со свойственной ему решительностью. В 1946-м он принял советское гражданство, чем навлек на себя недовольство французских властей, а тут как раз и начало холодной войны, в результате — высылка из Франции в конце 47-го и репатриация в СССР.
Семью направили в Ульяновск, который и сам по себе, с его «египетским рабством и нищетой», показался 14-летнему Никите «мраком» и «адом», что же говорить о мироощущении подростка, когда через год с небольшим после их приезда отца арестовали, обвинив в «сотрудничестве с международной буржуазией» да еще пеняя подозрительно теплыми отношениями с нацистами — он же был в концентрационных лагерях и выжил!«Люди ехали, их сажали», коротко констатирует Никита Кривошеин. Хотя точная статистика неизвестна, по его сведениям, из 5-6 тысяч репатриантов три четверти были упрятаны органами в первые же два года. Отец получил стандартную десятку. «С пятнадцати лет я, понятно, питал к коммунизму осмысленную ненависть, четкое и продуманное отвращение...» — без обиняков признается сын.
Это отвращение плюс беззастенчивый цинизм «передового» французского писателя Веркора, сразу после интервенции в Венгрию воспевшего «ростки социализма с человеческим лицом», подвигли повзрослевшего Никиту направить ему в парижскую газетуLe Mondответ с размышлениями о том, что Будапешт погасил эйфорию, вызванную десталинизацией и массовым возвратом выживших узников ГУЛАГа. И что режим после Будапешта, положив конец почти двухлетнему мораторию на аресты, «снова взялся за свое, то есть за посадку». «Передовой» писатель откликнуться не успел — его опередили органы, сказавшие свое веское слово: три года лагерей.
Как ни странно, именно мордовские лагеря примирили «русского француза» с советской действительностью: до них ему казалось, что или он сумасшедший, а все вокруг нормальные, или он нормальный, а все вокруг сумасшедшие. Настолько «инопланетной» представлялась ему тогдашняя страна. В Мордовии, куда после Будапешта и Фестиваля молодежи и студентов ГБ свезло около 10 тысяч молодых людей со всех концов Советского Союза («Вот как напугала их Венгрия!» — не упускает отметить автор), он наконец «почувствовал свою репатриацию и перебазировку в СССР состоявшейся. Я понял, что я в живой стране с хорошим народом». Со многими светлыми людьми, с которыми довелось встретиться в тюремные и лагерные годы, такими как Владимир Тельников, Миша Красильников, Вадим Козовой, Виктор Трофимов, Марат Чешков, дружба сохранилась на всю жизнь.
Не раз на страницах книги Никита Кривошеин возвращается к мысли, что режим не достиг совершенства: простой человек оставался лучше, чем требовала от него система. Однако работа по расчеловечиванию человека велась непрерывно, в книге тому множество примеров. Вот отец одного из бывших друзей-солагерников, в прошлом сам чекист, взявший привычку изливать Кривошеину душу. После войны он вошел в группу, которую послали в Катынь со спецзаданием: «Всех жителей подряд вызываем, спрашиваем:''Что помнишь про поляков и как их не стало?''Поначалу люди отвечали:''НКВД их всех расстреливало''.За такой ответ на следующее же утро за этой семьей заезжали и административной ссылкой — в Казахстан. Сработало, очень скоро сообразили. День на четвертый — с кем ни побеседуешь, как один уже отвечают:''Поляки оставались, пришли немцы и ликвидировали их''.Таких мы не трогали, даже колхоз стал чего-то им выдавать. Так что народ у нас смекалистый...»
Или дело Миши Красильникова, арестованного в 1956-м за скандирование антисоветских лозунгов на демонстрации по случаю годовщины Октября, прямо на Дворцовой площади Санкт-Петербурга! Лозунгам, которые изрядно пьяный Миша громогласно бросал в толпу, явно не хватало концептуальной стройности, но следствие волновало не это. «Да здравствует свободная Россия! Да здравствует свободная Латвия! Долой Хрущёва и коммунистов! Бен Гуриона в Нил!» — орал он. То был короткий период возврата к социалистической законности, поэтому передать дело в суд можно было только при наличии неопровержимого доказательства, что преступление совершено именно М. Красильниковым. Однако найденные свидетели, подтвердившие, что слышали недозволенное, узнать в обвиняемом преступника категорически отказались. Дело спас секретарь парткома одного из крупных предприятий: в его первичной организации нашелся человек, который готов был опознать диверсанта, но мог сделать это только на дому.
В один из дней Мишу доставили в невзрачную комнатушку в коммуналке, где на кровати лежал истощенный человек в последней стадии рака. При необходимых свидетелях он произнес одно-единственное слово: «Он». Когда Мишу уводили, жена агонизирующего ветерана поклонилась ему и сказала: «Прости».
Нехитрую мораль точно вывели блатные, распевавшие на зонах после смерти Сталина:
Жил в железной башне Джугашвили,
Псы его цепные сторожили.
Без суда и без закона
Он убил три миллиона,
И его живые полюбили.
Да, работа принесла свои ядовитые плоды. Большинство народа погрязло «в привычной аполитичности, одновременно циничной и покорной». И эта раздвоенность сознания, с сокрушением признает автор, не преодолена до сих пор. Ведь процесса декоммунизации, как правовой, так и психологической, в стране не было.
В начале 70-х семья Кривошеиных вернулась во Францию. Как и в Москве, где двуязычие Кривошеина-младшего, несмотря на «сомнительное» происхождение, пользовалось неиссякающим спросом, в Париже его ждала более чем благополучная карьера синхронного переводчика — долгие годы работы в системе ООН, последние 10 лет — в Совете Европы. Отец продолжил начатые еще в Москве кропотливые труды по сбору материалов о русском Сопротивлении во Франции — во многом благодаря его усилиям в России узнали о священномученице матери Марии (Скобцовой), арестованной в феврале 1943 года за помощь евреям и погибшей в лагере Равенсбрюк. Мама, Нина Алексеевна Кривошеина, взялась за мемуары о судьбе русских эмигрантов, вернувшихся на родину, ее книга «Четыре трети нашей жизни» — едва ли не единственная на эту тему (во многом по ней, кстати, сделан фильм Бодрова и Ибрагимбекова «Восток — Запад»).
Перестройка дала надежду, что Россия когда-нибудь превратится в небедное, свободное и, главное, правовое государство. «Великое государство — это государство не с межконтинентальными ракетами, это не государство, запускающее спутники, а государство, у которого найдется две таблетки аспирина заключенному, когда у того болит голова», — убежден Никита Кривошеин.
Позавчерашнее рыхлое замятинское «МЫ» растворилось. Но, увы, еще очень далеко до того времени, когда каждая составная этого «МЫ» перестанет подавлять «свое Богоданное ''Я''». Человек православный по воспитанию и вере, Никита Кривошеин считает, что главное достояние каждого — его душа, которую никто не имеет права конфисковать и коллективизировать. И именно как христианин он призывает: «Долой светлое прошлое! Да здравствует человеческое будущее!».
Теперь книгу Никиты Кривошеина можно читать и в электронном виде!
