Ответ со Старой площади пришел по нынешним временам почти мгновенно. 10 ноября я отправил телеграмму на имя президента В.В. Путина с единственной просьбой — «освободить узника совести Ильдара Дадина». В этих нескольких словах уже заключалось и обоснование требования. Еще в 2015 году Дадина признала узником совести всемирно известная организация Amnesty International. Но что нам западные резоны? Поэтому я сослался и на недавнее событие: открытие 4 ноября в Москве памятника святому равноапостольному князю Владимиру. Присутствие при этом руководителей государства, выступления президента и патриарха, несомненно, придало происходящему действу смысл символический, отсылающий к нашим нравственным и цивилизационным истокам. Узника совести потому и нужно срочно освободить, чтобы (писал я в телеграмме) «тем самым утвердить жизненность заветов св. князя Владимира, который впервые на Руси соединил закон с милосердием».

Конечно, в конце обращения стояла и подпись отправителя: бывший советский политзаключенный, писатель. Деталь незначительная, но в обратной перспективе последнего столетия призванная еще раз напомнить о трагедии исторического развития России, скатившейся в 1917 году в пропасть насилия.

Ответ помечен 11 ноября 2016 года. Консультант департамента письменных обращений граждан и организаций Администрации президента РФ И. Куров ссылается на законы и указы, которые «не предусматривают участие Президента Российской Федерации, должностных лиц его Администрации в разрешении по существу поставленных [в обращении] вопросов». В их отношении «предусмотрен иной порядок обжалования». Еще Куров «разъяснял, информировал, дополнительно сообщал» о том, что у нас в стране органы суда, прокуратуры и следствия самостоятельны и независимы, а проверка «обоснованности судебных актов» возможна лишь в порядке апелляционного производства.

Иными словами, прислана типичная отписка, хорошо знакомая по советским чиновничьим каруселям, смысл работы которых в годы застоя блестяще описал Юлий Ким в одной из своих песен: «Пишите нам пишите, а мы прочтем, прочтем».

На моей памяти эпистолярные контакты граждан с госаппаратом прошли три условные стадии. Стадия первая: со второй половины 1960-х по 1987 год на все обращения к власти следовало твердокаменное «нет», «ничего не можем сделать». Вторая: с 1987 по 2000 год изменился характер ответов, приходящих от госчиновников. Даже при отказах было заметно стремление подчеркнуть, что власть в принципе открыта к просителю и просто не имеет возможностей удовлетворить его просьбу. «Инстанции» демонстрировали заинтересованность в уважительных и доброжелательных отношениях с гражданами. Третья: в путинскую эпоху поступательно возрастал бюрократический подход к ответам на обращения людей, фактически слившись по стилю с периодом советским.

Даже в годы военного коммунизма или Большого террора отношение советских властителей к жалобам и требованиям населения колебалось в зависимости от проведения той или иной политической кампании. Находились советские работники в правительственном и судебно-правоохранительном аппарате, которые пытались очеловечить безликую работу государственной машины и помочь людям в их стремлении улучшить свою жизнь. Но, как ни менялась линия партии, в течение последнего столетия гражданин в СССР, а потом в РФ мог общаться с властью лишь как проситель, униженно ожидающий снисхождения и помощи. Если же верхи отказывают в твоей просьбе — значит так тому и быть во веки.

Подобное архаичное отношение чиновничьего аппарата к обществу скорее говорит о крепостнических мечтах кремлевских обитателей, чем о стремлении к построению динамично развивающейся страны. И резко диссонирует с открытием 4 ноября, в государственный праздник новой России, памятника князю Владимиру. Вернее, в эстетическом отношении этот памятник и внутренняя политика путинской партийно-государственной машины вполне подходят друг к другу. Неказистая, воинственная фигура князя скорее напоминает безжалостного воителя. Однако это все же отсылка к легендарной фигуре, основателю государственности и культурной традиции, в которых мы существуем. К святому, признанному таковым еще в глубине веков.

Троица наших великих историков отмечает главное в деле князя Владимира: христианское милосердие, привнесенное в закон. Георгий Федотов, автор выдающихся сочинений о характере русской святости, точно суммировал это, подчеркнув, что для наших предков Владимир был, прежде всего, не Крестителем, а Владимиром Милостивым. В «Повести временных лет» выделено именно добросердечие князя, ставшее особенностью его личности и ее влияния на современников и последующие поколения.

Надо сказать, что при всей трудности русского исторического развития императорская Россия не забывала заветов основателя своей культуры: медленно, спотыкаясь, продвигалась к построению открытого общества. Большевизм отбросил страну к мрачным языческим практикам.

Осуждение на тюремный срок Ильдара Дадина за мирное выражение своей гражданской позиции представляет современную российскую действительность в позорном свете. Его судьба перечеркивает надежды на перспективы развития отечества. Разве своими отговорками и отписками надзиратели из Сегежской ИК-7 не подражают «консультантам» из Администрации президента? Одно из двух. Или приговор Дадину, пытки, которым он подвергся в концлагере, являются отражением национальной идеи, которую властная вертикаль родила-таки в недрах Кремля, и тогда это означает полный разрыв с наследием князя Владимира. Или все же воздвижение памятника на Боровицком холме являет политическую волю поставить страну на путь человеколюбия. В конце концов, для чего прозвучали на церемонии открытия слова о том, что наше сознательная история началась со дня крещения Руси, с актов милосердия, совершенных князем-неофитом? Зачем тогда на всю страну транслировались слова Натальи Солженицыной, сказанные у подножия монумента, о том, что на русской истории до сих пор лежит тень «коллективизации и ГУЛАГа», что необходимо осудить зло, которому мы поддались в XX веке? Зачем тогда это ее напоминание собравшимся 4 ноября представителям высших ветвей власти и избранной общественности о подвиге св. Владимира, который «осудил в своей жизни то, что было неправедно… и решительно повернулся к свету»?

Может быть, вся эта церемония устроена лишь для видимости, для «внешнего врага» — остального мира, с тревогой наблюдающего за происходящим в России? В это не хочется верить, ибо тогда мир уже имеет дело с политической фантасмагорией, вновь воцаряющейся на стыке между Европой и Азией. В противном случае нужно быстро и в корне менять внутреннюю политику государства, стиль и суть отношений чиновничества с гражданами, и, прежде всего, возвращать в страну культуру политической терпимости и добросердечности. Первым шагом в этом направлении должно стать освобождение узников совести и незамедлительно — Ильдара Дадина.

Ветхая традиция бюрократических имитаций Старой площади должна уступить место новому вину благотворных перемен в государстве и обществе.

Фото: 1. Россия. Москва. 7 ноября 2016. Памятник святому равноапостольному князю Владимиру на Боровицкой площади. Артем Геодакян/ТАСС
2. Россия. Москва. 4 ноября 2016. На открытии памятника святому равноапостольному князю Владимиру на Боровицкой площади. Михаил Метцель/ТАСС