Главным событием недели, конечно, стал Марш матерей, то есть матерей задержанных девочек по делу «Нового величия». Или Мокрый марш, как его еще назвали из-за проливного дождя. Однако вес событию придало столкновение двух антагонистических общественных группировок, обоюдно возбужденных ненавистью по отношению друг другу. И несколько философий на выходе. 

Об опасениях одной из группировок прекрасно высказался пропутинско-протрамповский публицист Петр Акопов. Вот что он написал на своей странице в Фейсбуке: «Если выяснится, что оформлению ‘’Нового величия'' активно способствовали спецслужбы (а это, можно сказать, давно выяснилось. – С.М.), это будет всячески использовано против нас – не против власти, а против нас всех». Тем самым, как мне кажется, Акопов идентифицировал себя и своих соратников с провокаторами и полицейским сыском. Немножко, правда, загадочно: а как же использовать-то марш против них? Очевидно, переписав на листочек персональные данные «всех нас», а потом подвергнув их люстрации, когда маятник режима качнется в другую сторону.

Что касается философий, то они размещаются в диапазоне от «это наша победа» до «нет, никакая не победа». И – от «надо решительно сопротивляться диктатуре» до «необходим разумный компромисс, вместо непримиримой оппозиции моральный императив». 

Дело в том, что я тоже считаю, что великолепный и трогательный в своей сути марш с детскими игрушками хотя и привел к освобождению двух девочек из чекистского застенка, ни в коем случае не может считаться победой общества над репрессивной машиной. Во-первых, потому что мальчики все равно остались в тюрьме. А во-вторых, потому что власть опять показала, что у нее есть различные кнопочки. Нажми одну из них – и на вас обрушится вся мощь полицейского аппарата. Нажми другую – и те же дуболомы Урфин Джюса, которые раньше били дубинками, теперь будут вам улыбаться и переводить через дорогу вместе с вашим протестом. 

Скорее это выработка условного рефлекса у обезьяны с бананом: на какую кнопочку нажимать, чтобы банан получить. Еще Лев Толстой обо всем этом сказал: «Люди эти добиваются разных свобод для граждан русского государства, воображая себе, что в этом состоит цель совершающейся революции. Но цель и последний результат совершающейся революции гораздо дальше той, которую видят революционеры. Цель эта — освобождение от государственного насилия». Нефига – насилие где было, там и осталось.

Своеобразный путь к подлинному русскому освобождению описал писатель Дмитрий Быков, проложив его через «абсолютную покорность», через «подставь вторую щеку». По сути он предположил оригинальную стратегию – доканывать бандитов не разоблачениями и баррикадами, а терпимостью, взыванием к христианским ценностям и коленопреткновением. 

Мол, если «они» увидят, как народ поползет к ним на коленях с игрушками, весь в соплях, с просьбами быть добрее – и чтоб там были всякие беременные плачущие женщины (надо сказать, что это действительно жуткое зрелище, вроде психической атаки из фильма братьев Васильевых), – то они обескураженно убоятся, а может быть, даже и опомнятся. 

Игорь Яковенко, как мы знаем, иронически отнесся к предложению Быкова, но я, по зрелому размышлению, не могу не отметить невольную прозорливость писателя. Дело в том, что мы в своей голове держим описание окружающей нас действительности под условным заголовком «Модерн минус 1». То есть модерн, с интернетом, полурынком, партиями и оппозицией, но и с некоей червоточиной в виде несменяемого Путина и богатеев вроде Сечина. Однако если убрать червоточину, то будет «модерн», как у всех. 

Быков, как мне кажется, предлагает иметь в виду более реалистичное описание: «Модерн минус 100» или, может быть, «Модерн минус 200». Чтобы задвинуть наше восприятие в еще более глубокую архаику – с царями, дворянами, феодалами, высшими и низшими сословиями, но из которой «русский путь» будет высвечен определенно. И не ошибешься, куда.

Сначала христианская покорность, хоругви, челобитные. Потом кровавое воскресенье, а потом… ну, вы сами знаете… В общем, есть шанс прийти к нормальному капитализму. 

В феврале 1917-го все началось с женщин, меланхолично заметил в эти дни Георгий Сатаров

***

О «червоточине», впрочем, следует поговорит особо, и тема эта, опять же в связи с Маршем матерей, всплывала неоднократно. Началось все с того, что «думающий класс» стал повсеместно озадачиваться: так начался обещанный террор или не начался и какова в нем роль непосредственно Путина? 

Надо сказать, что по многим признакам он все-таки начался. Не тотальный, но болезненный и с нарастанием. Ибо обвинения становятся все абсурдней, а посадки – все плотнее. 

Об этом убедительно писал в эти дни, в частности, Владимир Пастухов. В статье «Почему Путин не может пожалеть Аню Павликову?» он предположил, что «Путин привел в действие такие мощные силы и мотивы, которыми он сам не способен управлять», то есть утерял рычаги. Хотя, признаться, получилось как раз наоборот. Как бы услышав Пастухова, Путин конкретно-таки и пожалел Павликову, то есть управился и с рычагами. 

Тем не менее, к той же мысли, отмазывающей Путина, стали склонять и многие другие. В своих заметках, объединенных хештегом #Левиафанушка (намек на недоделанность нашего Левиафана или, лучше сказать, его инфантильность, недовзросление), бывший советник вождя Глеб Павловский представляет Путина неким бревном, плывущим по реке. Отчего получается, что виноват, мол, не он, виновата река, и судить Путина не за что. А в статье «Большой Error», опубликованной под маркой Московского центра Карнеги, который в последнее время мне напоминает что-то вроде Дома пионеров своим простодушием, проводится мысль, что изначальный план российской власти, в общем-то, был хорош, да вкрался безличный системный сбой. Не Путин, а сбой.

«Дела против псевдоэкстремистов – это не новый большой террор, а системный сбой, – утверждает автор Перцев, – непредвиденные последствия плохо продуманных решений. Антиэкстремистские законы задумывались как тонкие инструменты для устрашения отдельных несогласных. Но в условиях российской силовой системы с ее палочной отчетностью программа дала сбой и стала генерировать саморазрушительные ошибки».

Нет нужды лишний раз подчеркивать, что то, что написал в данном случае Перцев, это глупость несусветная. Путинская элита давно превратилась в закрытое сословие, которое все силы тратит на то, чтобы предотвратить проникновение в него посторонних, тем более демократов и либералов, да и просто хороших людей. И поэтому никакого саморазрушительного error в корпусе репрессивных законов и практик безусловно нет, поскольку так все и было задумано с самого начала. Другое дело, что мы не знаем, к чему это приведет в перспективе и как с этим соотносится нынешний Путин. По-прежнему он скрепа системы или утерял рычаги и плывет безгласным бревном по реке, с тоской (не очень заметно. – С.М.) поглядывая, прямо со свадьбы Карин Кнайсль, за действием ‘’мощных сил''». 

Типа выпил, закусил, поплясал с невестой и – поглядывает.

Однако мне кажется все это сильным преувеличением. Или же преуменьшением роли персон. Убери Путина (Сталина, Эрдогана, Асада, Трампа), и чаще всего получается, что исчезают все эти «мощные силы» вместе с лавровыми и шойгу. Мы ведь тоже плывем в этой реке, которая, как правило, несет всех в одну сторону – к более эффективным формам созидательного бытия. Что касается Путина, то рано или поздно он отстанет, так работают его биологические часы. И рано или поздно он перестанет сдерживать запруду накопившимся изменениям. Произойдет прорыв, так называемое разрушительное созидание. Хотя в момент «разрушения», согласимся, может быть очень даже нехорошо и неприятно. 

Мы же сможем только оценить момент – вовремя или не вовремя оно произойдет. Или то, что, увы, оно сильно запоздало.


Фото: 1. Россия. Москва. 15.08.2018. Во время "марша матерей" в поддержку фигурантов дела "Нового величия" на Никитском бульваре. Михаил Терещенко/ТАСС
2. Россия. Москва. 15.08.2018. Во время "марша матерей" в поддержку фигурантов дела "Нового величия" на Никитском бульваре. Мария Олендская/ЕЖ
3.  Россия. Москва. 15.08.2018. Во время "марша матерей" в поддержку фигурантов дела "Нового величия" на Никитском бульваре. Василий Петров