Сергей Цыпляев, президент фонда «Республика»:

У нас традиционно в голове лежит очень простая чёрно-белая картина мира. Вот тут Америка со своими союзниками, а тут — СССР или Россия со своими союзниками. И у всех остальных стран есть вариант только выбрать, к какому из полюсов примкнуть. Иногда мы ещё вспоминаем Китай, но не часто, тем более что в Сирии он не фигурирует.

А реально, если мы смотрим на Ближний Восток, то видим колоссальный калейдоскоп интересов, где мы в одних вопросах с кем-то союзники, а в других — нет. И курдский вопрос находился с самого начала в эпицентре противостояния. С одной стороны, мы традиционно ещё с советских времён поддерживаем курдскую рабочую партию, которую считали «левой», и теперь оказались по одну сторону фронта в борьбе с ИГИЛ. Но, с другой стороны, для Турции проблема курдского сепаратизма колоссальна. Многие считают, что до 30% населения страны относится к этому этносу. Появление курдского анклава создаёт очень серьёзные опасения, и поэтому Турция готова быть с нами вместе против ИГИЛа, но по курдам имеет собственное мнение.

И так складывается ситуация по многим направлениям. Тут мы вместе с Израилем, а тут — с Ираном, хотя они друг друга на дух не переносят и непонятно, когда начнётся столкновение между ними и что мы станем делать в этом случае. Там очень сложная конструкция, в которой нет простых чёрно-белых решений. А самое главное — никто из участников не является доминирующим игроком, который способен стукнуть по столу и сказать «будет так, и никак иначе». Такое место могли бы занимать США, но мы имеем изоляционистскую линию господина Трампа. Он придерживается традиционного республиканского взгляда, что надо уходить отовсюду, откуда он может уйти.

Поэтому мы и оказались в ситуации, где иногда возникает война «всех против всех». Даже внутри полков Асада поначалу не было единства. Разные кланы содержали разные полки, и была проведена громадная работа, в том числе российская, призванная сделать из этого нормальную регулярную армию. Это и есть война на Ближнем Востоке.

Сергей Караганов, почетный председатель Президиума Совета по внешней политике МИД:

Насколько я понимаю, американцы находятся в цугцванге. Любой выход из ситуации плох. Но то, что предлагает Россия, является выходом со спасением лица. Если это достижимо, если сирийцы действительно готовы отдать свой химический потенциал под международный контроль, то это и спасение лица для президента Обамы, и значительное смягчение ущерба для Америки, поскольку в таком случае она сможет сказать, что своими угрозами добилась многого, и одновременно не получит тех неизбежных потерь, которые получила бы, нанеся удар. Любой вариант с нанесением удара — это проигрыш для США и для администрации Обамы.

Но в Сирии идет война, а в так называемом тумане войны все непредсказуемо, причем непредсказуемы уже все участники этой игры. Не исключено, что какие-то участники могут пытаться помешать вроде как вполне разумному решению — в частности, радикальные сунниты Персидского залива, которые, видимо, и являются главными двигателями тамошних событий. Но таких двигателей много. Я не исключаю, что даже если Асад хочет и может сдать химическое оружие, на него будет оказываться давление со всех сторон, в том числе и изнутри Сирии — там наверняка найдутся люди, которые скажут, что химическое оружие является последним бастионом обороны страны. Так что пока предсказывать ничего невозможно. Но похоже, что вокруг встречи G20 была достигнута договоренность о чем-то. Во всяком случае Путин на что-то намекал, а затем Керри проговорился, потом, правда, взяв слова обратно. Похоже, какое-то движение началось. Будем надеяться.

Алексей Малашенко, Московский Центр Карнеги:

Ждать чего-то судьбоносного от саммита ШОС не стоит. Решения, касающиеся Сирии, принимаются либо на двустороннем уровне между Россией и Соединенными Штатами, либо при участии Европы и, возможно, государств Персидского залива — Саудовской Аравии и Катара. ШОС как таковой может просто определить свое отношение к ситуации, к тому, как себя ведет Россия, к российской инициативе. Думаю, что саммит безусловно поддержит эту инициативу, но, собственно, от него ничего не зависит. А вот то, что там будут обсуждаться некоторые вопросы между Ираном и Россией, представляется очень любопытным. Президент Ирана Хасан Рухани так или иначе готов к диалогу с Западом, с США, о чем он неоднократно заявлял. Эти переговоры уже идут, несмотря на временно появляющуюся резкую антизападническую фразеологию. В этом отношении России очень важно сохранить свою нишу в положении вокруг Ирана. Раньше Россия всегда позиционировала себя как посредник, как государство, которое может разговаривать с Ираном и даже добиваться от него каких-то уступок. Сейчас Рухани будет действовать напрямую, и значение России в этом отношении может даже понизиться, чего Путин очень не хочет. ШОС — удобное поле для разговоров на эту тему, Путин будет показывать, как важна Россия для Ирана. Тем более что там будет обсуждаться очень болезненный вопрос о военно-техническом сотрудничестве — в свое время Россия под давлением Запада отказалась от поставок вооружений Ирану. Сейчас начинается новый раунд ирано-российской игры, и многое зависит от того, что произойдет с Сирией. Если удар будет нанесен, то я почти уверен, что поставки вооружений в Иран возобновятся. Если нет, тогда не будет повода. Так что та игра, которую мы сейчас наблюдаем, ведется не только вокруг Сирии — это глобальная игра, в которой участвуют и Ближний Восток, и Иран, и Россия, и Запад. Интересно также поведение Китая. В настоящее время Китай молчит как каменный истукан и только кивает головой в поддержку России, но ничего не предпринимает. Думаю, что на ШОС Китай будет вести себя так же пассивно, поскольку не хочет быть замешан ни в каких скандалах.

Официальное заявление банка ВТБ:

Заявления четырех американских сенаторов являются распространением абсолютно недостоверной информации. В группе ВТБ нет счетов руководства Сирии. Мы расцениваем слова сенаторов как провокационную попытку ввести в заблуждение общественность США. Очевидно, что инсинуации четырех безответственных американских политиков имеют своей целью нагнетание ситуации вокруг экономики и финансов Сирии и сворачивание любой ценой мирного процесса, наметившегося в последнее время в этой стране.

Нобелевский комитет:

Благодаря конвенциям и работе ОЗХО использование химического оружия попало под запрет международного законодательства. Последние события в Сирии, где вновь было применено химическое оружие, подчеркнули необходимость приложить еще больше усилий для того, чтобы избавиться от этого оружия.

ОЗХО получило Нобелевскую премию мира НЕ за Сирию, а за длительную работу…

Игорь Коротченко, главный редактор журнала «Национальная оборона»:

Албания — бедная европейская страна. Очевидно, что процесс утилизации там будет осуществляться с компенсацией албанскому бюджету, в том числе — за экологические и прочие риски. Так что у Албании два основных мотива: во-первых, как это делает Литва, поднять политический престиж страны, участвуя в важной программе по обеспечению международной безопасности, а во-вторых — заработать денег.

Россия, в принципе, обозначала, что готова принимать участие, но, видимо, финальное решение будет принимать Организация по запрещению химического оружия, плюс, очевидно, те, кто даёт деньги на это дело, тоже могут влиять на выбор исполнителей программы. Разумеется, Албания не располагает никакими технологиями или снаряжением, она предоставляет только площадку, где будет построено соответствующее производство или ввезено соответствующее оборудование, а утилизировать будут компании и фирмы, у которых есть необходимый опыт, по коммерческим заказам.

Это первый прецедент подобного рода в международной практике. Химическое оружие одного государства вывозится другими государствами на территорию третьей страны и там утилизируется. Причём это боевые арсеналы, это не то, что было там складировано и забыто. Сирия рассматривала химическое оружие как инструмент сдерживания Израиля и как ответ на израильскую ядерную программу и до сих пор не подписывала никаких конвенций о его уничтожении. Это беспрецедентный случай в мировой практике. Никакой материальной компенсации Сирия не получит. Её компенсация — отсутствие иностранного военного вторжение и сохранение, по крайне мере, статуса-кво действующего политического режима. Сирия — бенефициар в политическом плане.

Иван Коновалов, директор Центра стратегической конъюнктуры:

Албания — это одна из тех стран, которые в наибольшей степени подходили по самым разным параметрам. Во-первых, экономическая ситуация там не самая лучшая, а уничтожение химического оружия предполагает и серьёзные финансовые вливания в этот процесс. Во-вторых, всё-таки Албания — член НАТО, соответственно на неё есть определённые рычаги воздействия. И если выбирать из всех членов НАТО, то Албания подходит больше всего, потому что серьёзной инфраструктуры там нет, опять-таки экономика в плохом состоянии. Вообще весь процесс выбора страны был непростой, но можно было предположить, что другие страны, скорее всего, откажутся, потому что особых финансовых выгод это не принесёт, есть возможность нанесения вреда экологии, да и сам по себе процесс требует серьёзных затрат и может быть опасен. С другой стороны, то, что Албания согласилась, я думаю, является результатом очень серьёзных переговоров, которые этому предшествовали, с серьёзными аргументами со стороны США.

Если смотреть на это с точки зрения безопасности, то главный вопрос встаёт о транспортировке оружия. Ведь с территории Сирии его можно везти фактически только морским путём. Чтобы перевести по воздуху, нужно будет запрашивать воздушные коридоры у самых разных стран, и очень сомнительно, что все они согласятся. Транспортировка через Средиземное море подразумевает, что сначала нужно всё это доставить в порты, на терминалы — а на территории страны идёт гражданская война. Нет никаких гарантий, что конвои не подвергнутся нападению мятежников. Проблема ещё в том, что сами мятежники не представляют собой единую силу, у них нет одного центра принятия решений, совершенно разные политические позиции. Поэтому если кто-то, та часть оппозиции, которую называют прозападной, например, "Сирийская свободная армия", скорее всего не будет препятствовать движению конвоев и не будет устраивать каких-то акций, то в случае с джихадистами, которые сейчас составляют большую часть сирийской оппозиции, возможно, всё будет наоборот. Поэтому охрана там должна быть серьёзная, вывоз химоружия будет действительно непростым процессом. Уже после погрузки на корабли будет проще — до Албании не так далеко, там для высадки место удобное, у страны огромное побережье, есть горы, замкнутые пространства, где удобно заниматься опасным делом, таким как уничтожение химического оружия. У США есть специальные мобильные системы для его ликвидации, которые будут использоваться.

Не думаю, что в самой албанской армии есть специалисты по химическому оружию. Каким-то образом страна, конечно, будет участвовать. Как минимум они должны предоставить охрану хотя бы внешнего периметра. Но, понятное дело, внутри периметра обеспечением безопасности будут заниматься скорее всего военнослужащие США. Хотя пока не совсем понятно, как всё это будет выглядеть, потому что теоретически это должен быть международный проект. Пока нет ясности, какие ещё страны и в каком качестве будут принимать участие. Россия тоже хочет участвовать, если всё будет происходить на территории Албании — естественно, посылкой специалистов из войск РХБЗ. У нас хорошие специалисты, с большим опытом по уничтожению химического оружию. Если бы работать решили на территории Сирии и наш контингент отправился туда, то, конечно, нужен был бы и спецназ для прикрытия. Плюс к усилиям сирийской армии по защите наших специалистов. В ситуация с Албанией такой необходимости нет.

Кроме прочего, там, насколько я помню, 1300 метрических тонн химического оружия. Вывозить это всё — настоящая боевая операция, с задействованием очень большого количества техники и людей, это всё ещё надо просчитать. Может быть, часть всё-таки попытаются уничтожать на территории Сирии, а часть вывезут. Но как это будет осуществляться? Наиболее приемлемый вариант — создание временных хранилищ, когда захоранивается всё и бетонируется. Это достаточно быстро и можно сделать на территории Сирии. Может быть, действительно будет два варианта — вывоз и уничтожение на месте, часть так, часть так. Пока сложно точно сказать.

Руслан Пухов, директор Центра анализа стратегий и технологий:

С Албанией всё очень просто — деньги не пахнут. Страна бедная, и думаю, они ещё в какой-то момент начнут кочевряжиться: ой, мы передумали, добавьте. В этом нет ничего нового. Что касается России, действительно у нас накоплен большой опыт уничтожения оружия массового уничтожения, в частности химического. У нас была огромная программа по ликвидации этого оружия, сначала она эксплуатировалась международным сообществом, потом, когда у России улучшилась ситуация с бюджетом, мы стали уничтожать оружие сами. Но нас и так упрекают, что мы заинтересованная сторона в конфликте в Сирии. Поэтому, если бы мы согласились утилизировать их оружие на своей территории, нас наверняка бы в чём-нибудь обвинили. Так что, к сожалению, для нас это был не вариант.

Технически все упирается в деньги. Если подороже — то можно сделать побыстрее, если не очень торопиться, то выйдет подешевле.

Дело ещё в том, что вопрос утилизации химического оружия, как и любой вопрос экологии, может быть разыгран как карта во внутренней политике. Если сейчас в Албании не намечаются выборы, если там есть относительный политический консенсус, то они могут взяться за утилизацию. Химическое оружие вполне можно было бы уничтожать, скажем, и на Украине, но на Украине грядут выборы в 2014 году, и я думаю, таким событием наверняка какие-то силы воспользовались бы. Так что вряд ли Янукович на это пойдёт, хотя ему тоже не помешали бы лавры миротворца и денежка, которая была бы за это заплачена. А Албания, в каком-то смысле слова, представляется если не идеальным, то близким к идеалу кандидатом. Сомневаюсь, что оружие можно вывести, например, во Францию, там из-за гей-браков люди вышли на улицы, а из-за этого будет просто революция.

Виктор Литовкин, журналист, военный обозреватель:

Эту идею я ещё раньше слышал. Нигде не сказано, что это непременно будет происходить в Средиземном море. Это могут делать и в Атлантическом океане, и в Тихом, и в Индийском. У США уже есть такой атолл, который находится в Тихом океане, недалеко от Гавайских островов. В начале 90-х годов прошлого века американцы там уничтожили своё собственное химическое оружие. Сжигали его самым таким, мягко говоря, упрощённым методом, и никто не возмущался, никому это не мешало, потому что вокруг того атолла, на котором, кстати, когда-то проводились испытания американского ядерного оружия, нет людей. Поэтому никому никакого вреда сжигание этого химического оружия не принесло. По крайней мере, мне не известны подобные факты. Так что, по-моему, если кто-то готов применить подобный метод где-то в нейтральных водах, в мировом океане, и если он приведёт к запланированным результатам, то почему нет?

Почему нельзя вывезти в Соединённые Штаты? Не знаю точно, но не исключено, что на территории Штатов запрещено размещать такого рода оружие массового поражения. Например, на территории России законом запрещена перевозка отравляющих веществ. Наша страна просто не может принять чужое химическое оружие. Поэтому ищут компромиссный вариант, и этот вариант уже предложен, мне кажется, он достаточно разумный.

Технически вреда это принести не должно. Существует, например, такой метод, как сжигание. При высоких температурах в определённых печах при определённом направлении ветра, персонал защищён специальной аппаратурой, которая предохраняет его от отравления продуктами горения, и так далее. Если всё сделано профессионально, грамотно, с соблюдением необходимых мер безопасности, наверное, это сделать можно.

Иван Коновалов, директор Центра стратегической конъюнктуры:

Вообще-то это самый невероятный сценарий, который может существовать. Довольно сложно представить, как это будет происходить, потому что любые маршруты транспортировки этого оружия далеко не безопасны и могут подвергаться нападению моджахедов. Первоначально существовало два наиболее приемлемых варианта. Первый вариант, который не удался из-за отказа Албания, это вывезти и уничтожить оружие на другой территории. Возможно, будут искать ещё страны, но маловероятно, что кто-то согласится, если этого не сделала даже Албания, которая испытывает значительные финансовые трудности и деньги, которые предлагает США, ей бы не помешали. А второй вариант — захоронить это химическое оружие прямо на месте. То есть, попросту говоря, закопать его и забетонировать. Мне кажется, что это — наиболее возможный сценарий, но, видимо, сирийская сторона не хочет, чтобы оружие оставалось на территории страны. А новый вариант, уничтожение на корабле — это довольно сложно. Я не специалист в технической стороне вопроса, но насколько я понимаю, это очень дорого, очень долго и очень тяжело. Уничтожение в море выглядит весьма фантастически.

Сирийская оппозиция, конечно, не посмеет напасть на сам корабль. Проблема в том, как доставить оружие в порт. Ведь его надо будет транспортировать по земле, все дороги в Сирии сейчас небезопасны, а то, что радикальной части оппозиции будет выгодно атаковать подобный конвой, это безусловно. Потому что оппозиционеры поставили чёткую цель — свергнуть режим Асада, и любая ситуация, граничащая с техногенной катастрофой, будет им выгодна. Потом будут долго разбираться, кто был виноват, кто напал, уже предыдущий случай это показал, когда долго выясняли, кто же применил химическое оружие. До сих пор ни к чему так и не пришли. Вроде бы установили, что это была сирийская армия, но немецкая разведка заявила, тем не менее, что Асад такого приказа не отдавал. Нашли такой компромисс. Вот в этой ситуации может быть то же самое. Но это опять взорвёт всё и остановит процесс мирных переговоров.

Ещё один вопрос, который необходимо решить, кто, собственно, будет осуществлять перевозку. Довольно трудно представить, что американские военные будут перевозить это сами, для этого им, безусловно, необходима охрана сирийской армии. Не очень понятно, как договорятся об этом, потому что для сирийцев американцы — это враги. Первоначальный план, предусматривавший транспортировку, включал участие войск США и России, и сирийцы приняли бы россиян как союзники, в то время как американцы для них — противники. А в этой ситуации, когда США берут на себя весь процесс уничтожения химического оружия, этому должен предшествовать ещё очень долгий переговорный процесс, согласование маршрутов и определение участия в защите конвоев сирийских войск. Если это будет проводиться, операция предстоит сложнейшая, когда вчерашние враги, еще и сейчас остающиеся врагами, сирийцы и американцы, должны будут вместе конвоировать оружие и совместно защищаться от совместных атак оппозиционеров.

Вообще сирийская оппозиция очень разношёрстная. Там есть силы, которые можно назвать прозападными, например, Сирийская свободная армия, которая контактирует и с европейскими странами, и с американцами. Но там есть и радикальные исламисты, которые не контактируют ни с кем, и вообще не очень контролируемы. Для них американцы такие же враги, как и режим Башара Асада. И гарантировать, что они не совершат нападения, никто не может. От них можно ожидать подобного шага, а надо помнить, что сейчас сирийская оппозиция в большинстве своём состоит из радикалов, там сейчас воюют исламисты со всего мира.

Владимир Сажин, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, профессор:

Как известно, ситуация в Сирии довольно сложная, и она менялась на протяжении всего периода гражданской войны. То ожидалось, что режим вот-вот падёт, то, наоборот, казалось, что режим вот-вот разгромит оппозицию. По моему мнению, Сирия — арена борьбы двух сил. Это шиитский Иран, который поддерживает режим Башара Асада финансово, поставляет вооружение и боевую технику, помогает военными инструкторами из корпуса «Стражей исламской революции», а иногда — напрямую участвует в военных действиях против оппозиции, например, управляет боевыми группировками ливанской шиитской организации «Хезболла» в Сирии. А с другой стороны — Саудовская Аравия и, в какой-то степени, Катар. Эти два государства поддерживают оппозицию и оружием, и деньгами.

Но надо иметь в виду, что сама оппозиция в Сирии совершенно разношёрстная. Там есть нерелигиозные интеллигенты, интеллектуалы, часть из которых постоянно жила за границей, прежде всего на Западе, некоторые боролись с режимом внутри страны. Другая группа — это умеренные исламисты, которые хотят сменить ненавистную им власть Асада на базе исламских лозунгов. Также есть группировки радикальных исламистских экстремистов, которые поддерживаются и контролируются знаменитой «Аль-Каедой». Поэтому, конечно, ситуация чрезвычайно сложная.

В последнее время в лагере оппозиции именно радикальное крыло набирает силу. Радикалы делают всё возможное, чтобы после ухода Асада с президентского поста в Сирии восторжествовало чисто исламское правление. А наиболее экстремистские среди этих группировок, джихадисты, сторонники войны за веру, «Фронт аль-Нусра», «Исламское государство Ирака и Ливана», ставят целью создать суннитский халифат не только в Сирии, но и во всём регионе. Ещё раз подчёркиваю, что они имеют непосредственные связи с «Аль-Каедой». Укрепив своё положение внутри оппозиции, они стали выступать вооружённым путём не только против Башара Асада, но и против других оппозиционеров. Например, относительно недавно захватили оружие, предназначавшееся совсем не им.

В результате многие силы в оппозиции, в первую очередь нерелигиозная интеллигенция и умеренные исламисты, выступили за возможное сохранение Асада у власти, или создания с ним коалиционного правительства, потому что все они напуганы увеличением мощи этих, как я их называю, отпетых, экстремистских исламистов. Естественно, опасения передаются и силам, которые традиционно поддерживают оппозиционное движение: Соединённым Штатам Америки и Западу в целом. Полагаю, что после долгих размышлений они пришли к выводу, что этот страшный Башар Асад лучше, чем совершенно неуправляемые кровопийцы из исламских экстремистских группировок. Отсюда такое единство во взглядах умеренной оппозиции и Запада, во-первых, на ситуацию в целом, а во-вторых, на роль Асада в будущей Сирии. Надо сказать, что многие заявляют даже о возможности его выдвижения на предстоящих в следующем году президентских выборах. Более того, в случае его ухода или несогласия с выдвижением своей кандидатуры умеренная оппозиция и Запад готовы допустить, что его сторонники из алавитов могут занять ключевые посты в будущем переходном правительстве.

В принципе, алавиты — это религиозное исламское направление, про которое говорят, что они близки к шиитам. Это не совсем так, хотя они нашли какие-то точки соприкосновения с шиитским Ираном, который на этой идеологической основе так долго поддерживает режим Асада. То есть ситуация в Сирии кардинально меняется.

Нужно также добавить, что серьезные эксперты по арабскому миру, по исламу, по Ближнему Востоку всегда говорили, что заигрывания с наиболее экстремистскими силами, которые мы наблюдали в течение гражданской войны, могут привести к серьёзным последствиям. В результате так и оказалось, и мне кажется, что Соединённые Штаты наступают на те же грабли. Когда Советский Союз вёл войну против моджахедов в Афганистане, США, Пакистан и Саудовская Аравия создали и поддерживали всем необходимым то самое движение «Талибан», которое потом, после ухода советских войск, захватило власть в стране, и мы хорошо знаем, к чему это привело. Повторение такого сценария в Сирии вполне возможно, только в худшем варианте. В худшем потому, что сил у экстремистов, которые действуют там, гораздо больше, чем было в Афганистане. Туда стекаются все самые оголтелые исламисты практически со всего мира. Поэтому если бы продолжалась та бешеная поддержка деньгами и вооружением всех оппозиционных группировок без разбора, это могло бы привести к ужасным последствиям для Сирии, для всего региона и даже для всего мира.

Решение насчет Асада может привести к определённому расколу среди «Друзей Сирии», к которым относятся и США, и арабские государства, но думаю, что сейчас положение и Саудовской Аравии, и, тем более, Катара довольно сложное. Отношения Саудовской Аравии и США за последнее время ухудшились из-за Ирана. Поэтому совершенно самостоятельно саудиды скорее всего действовать не будут и всё-таки продолжат оглядываться на общее мнение в совете «Друзей Сирии», и вообще на общее мнение Запада о ситуации. Хотя, опять-таки, в элите Саудовской Аравии также есть разные группировки и некоторые из них могут поддерживать наиболее радикальные, экстремистские силы в Сирии, но общее направление, думаю, будет сдержанным. Хотя раскол, безусловно, может быть.

Думаю, что конференция «Женева-2», которая созывается по инициативе России и США 2 января, вряд ли решит все вопросы. Можно составить, как сейчас модно говорить, «дорожную карту» того, что надо делать дальше, чтобы, во-первых, не продолжать кровопролитную гражданскую войну, а во-вторых, не допустить к власти наиболее радикальные исламистские организации. Но даже если с помощью «Друзей Сирии» и Саудовской Аравии будет достигнуто какое-то соглашение оппозиционных группировок, то многие из групп, действующих против Асада, не подчиняются вообще никому, и они будут действовать самостоятельно, ориентируясь на «Аль-Каеду» и, возможно, на отдельные структуры в Саудовской Аравии. Окончательного решения «Женева-2» не даст, но она очень важна при условии, что в ней примут участие Иран и саудиды. Потому что, как я уже сказал, именно эти два государства и являются двумя противостоящими силами на территории Сирии. Да, конечно, есть сам Асад и оппозиция, но основная борьба ведётся не только за власть в этой стране, но за господство во всём Персидском заливе и вообще в Ближневосточном регионе, и идёт она между Тегераном и Эр-Риядом. Поэтому на «Женеве-2» должна присутствовать и та, и другая страна. Диалог между большинством, я подчёркиваю, большинством сил, которые заинтересованы в Сирии, это уже большое дело.

Алексей Малашенко, Институт востоковедения РАН, профессор:

«Женева-2» — это в любом случае хорошо, несмотря на то, что было отозвано приглашение ООН Ирану, и несмотря на кучу проблем, которые предстоит обсуждать. Но скорее всего «Женева-2» ничего не решит. И будет «Женева-3», «Женева-4», может быть, «Женева-5» и так далее, однако локомотив урегулирования сирийского вопроса постепенно становится на рельсы.

На сегодняшний день самая главная проблема — Иран. Потому что Ближний Восток — это такой уменьшенный слепок многополярного мира, о котором сейчас модно говорить. Что такое многополярный мир вообще — пока довольно сложно сказать. А вот на Ближнем Востоке он себя проявляет, там как минимум четыре, иногда пять, а то и шесть полюсов. Но четыре из них очевидны — это США, Россия, Иран и Саудовская Аравия. И решать без одной из этих сторон какие-либо проблемы совершенно невозможно. Поэтому то, что в Женеву не был приглашён Иран — очень плохо, так как «Женева-2» в результате не будет полноценный конференцией.

Судя по всему, иранцы были к этому готовы, они переждут нынешнюю ситуацию и в дальнейшем будут продолжены поиски согласия даже не с оппозицией, а с Саудовской Аравией, и может быть, это к чему-то позитивному и приведёт. Тогда следующая «Женева» будет уже более полноценной и более серьёзной. Главное, когда выяснится, что в этот раз не принято никаких окончательных решений, не нужно из-за этого впадать в панику и отчаиваться. Всё равно какое-то движение началось, и пусть люди лучше говорят, чем стреляют.

Россия в каком-то плане угадала, как будет развиваться ситуация в Сирии, потому что была единственной страной, которая считала Башара жизнеспособным. Были какие-то свои причины, чисто психологические, с самого начала Россия полагала, что это — последний оплот постсоветского влияния. Москва была последовательна, и события пошли таким образом, что Башар показал, во-первых, свою вменяемость, а во-вторых — что ему очень трудно найти позитивную альтернативу. Потому что оппозиция выглядит, в общем, достаточно забавно. И в этой ситуации такие страны, как, например, Турция признали, что Россия была права, когда поддерживала Асада, потому что лучше него никого нет. То есть Россия проявила, если угодно, какое-то упорство, если хотите — дипломатический талант, и угадала, как всё будет. Бывает и так, мы критикуем руководство, а в данном случае оно оказалось право.

Отсутствие на «Женеве-2» Ирана — это, в первую очередь, позиция Саудовской Аравии, которая боится Ирана и устала от него. Но дело в том, что сам Иран другой. Иран сегодня — это не тот Иран, который был год назад. Год назад Иран был априори враждебен Америке. Сегодня мы видим, что Тегеран согласился на 5% обогащения, с него постепенно снимаются санкции, это тот Иран, про который говорят, что там начинается «перестройка». Сразу всё это переварить в той же Америке невозможно, но США постепенно приходят к выводу, что нынешний Иран — новый, а его действия это доказывают. Естественно, это пугает Саудовскую Аравию. Поэтому всё будет зависеть от отношений между Тегераном и остальным миром, и пока что эти отношения, на мой взгляд, прогрессируют.

Преувеличивать религиозные причины в данной ситуации не стоит. Конечно, есть шиитский фактор, говорили, что может возникнуть какая-то шиитская ось из «Хезболлы», алавитов, чуть ли не Йемена и Бахрейна и так далее. Да, у Ирана были амбиции. Но, во-первых, они были при Ахмадинежаде. Не думаю, что Роухани сейчас начал бы эти амбиции развивать. Потом алавиты — всё-таки не совсем шииты, это несколько другое течение. А разговоры о том, что Россия всегда поддерживает шиитов против суннитов, что также иногда можно слышать — это просто глупость. Да, религиозный фактор имеет огромное значение, но в данном случае не определяющее. Кстати, это показала и сирийская оппозиция, где произошёл раскол и исламистские радикалы, в общем, не оказались главной силой.

Владимир Сажин, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, профессор:

Начнём с расхождения сторон в позициях относительно ближайшего будущего Сирии. Мы знаем, что решение «Женевы-1», принятое полтора года назад, предполагало, что управлять страной будет переходное правительство. И это правительство понимают по-разному, с одной стороны, Дамаск и Тегеран, с другой — оппозиционеры вместе с их союзниками. В чём разница?

Оппозиционеры и поддерживающие их силы под переходным правительством подразумевают правительство без Башара Асада, со значительным представительством оппозиционных сил, приблизительно как было в Ираке после свержения Саддама Хусейна. В свою очередь, власти Сирии и Ирана видят переходное правительство несколько иначе — они считают, что нынешний режим, во главе с президентом Асадом, должен остаться, но в правительство должны влиться некоторые представители оппозиции. Это принципиальное различие в подходах.

Как мы знаем, на «Женеве-1» Иран представлен не был, и о своей поддержке выдвинутой там концепции и принятой резолюции никогда не говорил. Теперь это послужило формальным поводом к тому, чтобы отозвать приглашение на конференцию «Женева-2», которое было отослано генеральным секретарём ООН буквально вчера. Оппозиция сразу резко выступила против присутствия Ирана, ее поддержала, в первую очередь, Саудовская Аравия, которая заявила, что страна, не поддерживающая резолюцию «Женевы-1», не имеет права присутствовать и сейчас. Кроме этого, они сказали, что вообще не хотят видеть Иран за столом переговоров, поскольку тот принимает активное участие в гражданской войне на стороне Башара Асада. Саудовска Аравия заявила, что они готовы разговаривать с Ираном только в случае, если тот выведет из Сирии все свои силы.

Непосредственно войск Ирана там нет, но есть очень мощная финансовая поддержка. Кроме того, в Сирии действуют боевые отряды «Хезболлы», которые вооружены и поддерживаются Ираном. «Хезболла» имеет структуру как политическую, так и чисто военную, и все ее части очень активно и результативно действуют в Сирии, оказывая поддержку режиму Асада. Одновременно Иран направил туда советников из корпуса Стражей исламской революции, которые во многих случаях руководят и направляют боевые действия антиоппозиционных сил.

Вот такая на сегодняшний день расстановка сил, и таким образом Иран не попадёт на конференцию.

Впрочем, коалиционные силы, которые будут представлять оппозицию в Женеве, тоже поредели, из-за расхождения в вопросе, стоит ли вообще вести мирные переговоры, часть группировок откололась от коалиционных сил. И хотя до встречи в Женеве остаётся чуть меньше суток, сказать, кто конкретно будет представлять оппозицию, пока трудно. Лично я считаю, что в мирной конференции по Сирии должны принимать участие все стороны, которые каким-либо образом связаны с гражданской войной. Имеется в виду и Саудовская Аравия, и Иран, и умеренная сирийская оппозиция. Саму оппозицию я делю на «вменяемую» и «невменяемую». Невменяемые — это радикалы, связанные в большей или меньшей степени с «Аль-Каедой». Они не вели разговоры о готовности вступить в переговоры, да и приглашать их никто не собирался. Это террористы, которые не идут ни на какие переговоры и ведут вооружённую борьбу не только против режима, но и против умеренных или, как я их называю, вменяемых, оппозиционных сил. А вот вопрос об умеренной или «вменяемой» оппозиции стоял, конечно, серьёзно. Потому что, действительно, чем больше было бы от них участников, тем более это мероприятие было бы представительно и эффективно.

Но должен сказать, что, конечно, «Женева-2» не решит сирийскую проблему. Это безусловно. Однако присутствовать там будут около 40 различных стран, несколько международных организаций, непосредственно связанных с регионом, и хотя обидно, конечно, что не будет Ирана и части вменяемой оппозиции, в любом случае положительный момент в этой конференции есть.

Во-первых, сразу проявится, кто из оппозиции, да и вообще из представленных сторон, не желает мирного исхода гражданской войны. Кроме того, на таком представительном форуме, где будет столько стран, можно будет принять какие-то меры в отношении умеренной части оппозиции, которая соглашается на переговоры. Что касается радикалов, то с ними нужно бороться силовыми методами, но, безусловно, с мандатом Совета безопасности ООН. А на отколовшуюся умеренную оппозицию можно оказать давление финансово. Так что в любом случае польза от «Женевы-2» будет, потому что непосредственные участники смогут обсудить ситуацию, посмотреть, какие можно сделать перегруппировки сил и средств, чтобы всё-таки решить сирийскую проблему мирным путём. Сам обмен мнениями, особенно между сирийской властью и оппозиционерами, даже пусть их частью, это уже положительный момент.

Почему Сирия так важна для Ирана, достаточно ясно. Режим Башара Асада — это единственный военно-политический союзник Тегерана в регионе. И юридически, и духовно. И терять такого союзника Иран, конечно, просто не может. В случае потери Башара Асада позиция Ирана в регионе сильно ослабнет. Через Сирию идёт завязка и на иранскую «Хезболлу», которая действует в Ливане против Израиля, и в целом на Палестину, на Западный берег, на Газу. В общем, там много факторов. И не надо забывать, что религиозно, идеологически режим Асада — мусульмане-алавиты. Можно накопать много тонкостей, но в Иране считают, что алавиты близки к шиитам, а сейчас мы видим что на Ближнем Востоке и вообще в мусульманском мире всё сильнее проявляется противостояние между двумя течениями ислама: шиизмом и суннизмом. Если говорить философски, то в Сирии происходит столкновение шиитского Ирана с суннитской Саудовской Аравией. Напрямую они там не действуют, но активно поддерживают противоборствующие стороны. То есть это поле битвы двух столпов, самых главных государств, придерживающихся разных ветвей ислама.

Отсутствие на конференции Ирана — в большой степени неудача США, потому что в последние дни Вашингтон был не против участия в «Женеве-2» Ирана. Но они не смогли дожать оппозицию, заставить её согласиться с присутствием иранской делегации. Нужно понимать, что российская дипломатия не имеет рычагов давления ни на сирийскую оппозицию, ни на Иран. Москва совершенно объективно утверждала, что там должен быть представитель Тегерана, и я как специалист по Ближнему Востоку могу только подтвердить — он был бы желателен. Но как сегодня сказал Лавров, отсутствие Ирана — это не катастрофа. Что же делать, если не получилось? Было бы хуже, если бы вся оппозиция не поехала, зато был бы Иран.

Владимир Сажин, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, профессор:

Американцы и их европейские союзники не планируют наземную операцию, во всяком случае — в ближайшем будущем. Но они, безусловно, будут оказывать помощь всем, кто борется против Исламского государства. Главное здесь — консолидация всех возможных сил.

Кто реально может вести успешную борьбу против ИГИЛ? Понятно, что страны Запада способны наносить воздушные удары по позициям как в Ираке, так и в Сирии. Но уничтожить такого противника только воздушными ударами не представляется возможным, требуется участие наземных войск. Активно действовать в этом направлении может, в первую очередь, Иран. Иранцы воевали ещё с режимом Саддама Хусейна 8 лет и имеют хорошее представление об Ираке, его территории, скорее всего, у них там есть хорошая агентурная сеть. В общем, театр военных действий им знаком. Надо сказать, что они были первыми, кто оказал Багдаду помощь, когда началась наступательная операция ИГИЛ, и они продолжают это делать. Во-первых, советниками, во-вторых — военной техникой, а в-третьих, прямым участием сил специального назначения корпуса Стражей Исламской Революции. В общем, Тегеран действует против ИГИЛ активно.

Другая сила, которая борется с этой организацией «на земле» — это курдские отряды «Пешмерга». Это очень хорошие солдаты, очень воинственные, но, к несчастью, плохо вооружённые. Недавно пришла информация, что оружие им планирует поставлять Германия, кроме этого, среди курдов также работают иранские специалисты и советники.

Безусловно, какое-то содействие этой борьбе в Сирии окажут войска Башара Асада, а также оппозиционные ему силы Свободной Армии и другие разрозненные подразделения умеренной оппозиции. Но тут важный момент заключается в том, что везде, и в Сирии в первую очередь, вооружённые формирования, действующие против ИГИЛ, должны забыть про свои военные и политические разногласия и сконцентрироваться на уничтожении этой организации. Это касается и Ирана, оказавшегося сейчас по одну сторону баррикад с США и странами НАТО. И хотя официальные заявления, как со стороны Вашингтона, так и со стороны Тегерана, заключаются в том, что создания военного союза не планируется, недавняя встреча Керри с Зарифом, министром иностранных дел Ирана, говорит о том, что возможности для консультаций прощупываются. А консультации и координация действий, безусловно, необходимы. Нужно согласовывать поставки вооружений тем или иным группами, непосредственно сражающимся с ИГИЛ, согласовывать боевые планы, обмениваться разведывательными данными. Идеалом было бы создание какого-то органа, типа штаба, например, в Багдаде, который задействовал бы высших офицеров всех вооружённых групп, действующих против ИГИЛ. Это, конечно, утопия, но стремиться надо именно к этому. Хотя на нынешнем этапе даже те согласования, которых уже достигли Керри и Зариф — положительный результат. Уничтожить ИГИЛ можно только совместными усилиями.

Россия также была одной из первых, кто оказал помощь правительству Ирака, поставив туда боевые самолёты. Поставки оружия, скорее всего, продолжатся и дальше. Каких-либо добровольцев или вооружённых формирований из России там не будет, но поддерживать противников ИГИЛ дипломатически, пропагандистски, идеологически, да и финансово Москва планирует.

На данный момент уничтожить организацию Исламское государство Ирака и Леванта можно только силовым путём. Но для того, чтобы в последующем она не возродилась вновь, возможно, под другим названием, с другими лидерами, и под другими, но всё равно исламистскими знамёнами, нужно, чтобы в Сирии и Ираке произошли серьёзные реформы. Они должны будут, во-первых, создать систему безопасности, а также обеспечить социальную, политическую и экономическую стабильность в этих государствах. Понятно, что это задача нелёгкая, но думать об этом надо уже сейчас, параллельно с физическим противостоянием войскам. Возможно, если силы, которые действуют против Исламского государства, смогут сосредоточить совместную борьбу на общих целях, то и разногласия между ними станет меньше.

Сергей Цыпляев, президент фонда «Республика»:

Все ведущие страны содержат достаточно разветвлённую разведывательную сеть. Примером этому служит недавняя история с Германией и США о наличии у них определённых разведывательных центров и прослушивающих устройств. Израиль нашим союзником не является, договоров о взаимной обороне и взаимопомощи у нас нет, так что в принципе сбор данных вполне возможен. Тем более что иногда там может всплывать и косвенная информация, интересующая совершенно других лиц.

Кроме того, нельзя сказать, в какой степени это работает сейчас, но в советский период очень многие спецслужбы, в первую очередь Служба внешней разведки, занимались промышленным шпионажем. Постоянно стояла проблема технологического отставания и импортозамещения, и разведка работала в этом направлении очень широко.

Александр Гольц:

Во всей этой истории интересны два момента. Прежде всего то, что именно захватили представители так называемой умеренной сирийской оппозиции. Видно, что в захваченном здании есть всё, что характерно для российской воинской части: соответствующие эмблемы, карта Сирии и так далее. В связи с этим возникает любопытный вопрос касательно профессионализма людей, работавших в этом центре, потому что они должны были забрать всё это уходя. Но если мы предполагаем какую-то фальсификацию, то её организовывал человек, который очень хорошо знает оформление российской воинской части.

Кроме того, есть еще вопрос, зачем там находился этот объект? Логика советских властей, следивших за Израилем, чтобы передавать информацию своей клиентеле на Ближнем Востоке, понятна. Израиль был тогда стратегическим противником. Но вот уже четверть века Израиль им не является, и совершенно непонятно, зачем российскому Министерству обороны необходима тактическая информация, которая собиралась в захваченном центре. Это ведь не данные о стратегических планах или научных разработках Израиля, которые хотели бы заполучить многие, это сведения о размещении войск, их передвижении и так далее. Совершенно непонятно, каким образом Россия, находящаяся за тысячи километров от Израиля, могла бы воспользоваться такой информацией. И на ум приходят странные предположения: не обменивались ли российские разведывательное органы этой информацией с кем-то ещё? Конечно, исключать, что это всё — провокация, нельзя, но непонятна её цель.