Религиозные лидеры против Хантингтона
Закончившийся Всемирный религиозный саммит оставил больше вопросов, чем ответов. Некоторые обозреватели корили организаторов за недостаточную представительность (на встрече, по разным причинам, не присутствовали ни папа Римский, ни Далай-лама, ни Константинопольский патриарх). Другие — за бессодержательность и виртуальность. Действительно, принятое по итогам саммита послание представляет из себя набор благих пожеланий практически на все случаи жизни, за которыми никак не просматриваются конкретные дела.
Нужно, дескать, построить такой миропорядок, который сочетал бы демократию с уважением к нравственному чувству и религиозным традициям людей. Все споры должны решаться мирными средствами. Человек — уникальное создание Творца, а посему прежде всего необходимо утверждать высочайшую ценность человеческой жизни. Защита прав личности должна стать для религиозных общин важной заботой. Терроризм и экстремизм, а также попытки их религиозного оправдания должны быть осуждены. Но и оскорбление религиозных чувств нужно пресекать. Через образование и социальное действие необходимо вновь утверждать в сознании людей устойчивые нравственные ценности. К природным ресурсам следует относиться рачительно, международный экономический уклад основывать на справедливости, для чего все народы должны вернуться к жизни в умеренности и самоограничении. Еще нужно бороться с эпидемиями инфекционных болезней, наркоманией и распространением оружия массового уничтожения. В одиночку со всем этим, конечно, не справиться, поэтому все нужно делать сообща, в буквальном смысле слова, всем миром, и религиозные общины готовы принимать самое деятельное участие в этой работе.
Ну что тут скажешь? Мне, например, сразу вспомнилась программа «Единой России» в ту пору, когда партия только формировалась. Ее тоже все ругали за расплывчатость и невнятность. А «Единая Россия» твердо выступала «за все хорошее». Смысл послания религиозных лидеров ровно тот же. Так что можно соглашаться с высказанными критиками претензиями, можно не соглашаться, но они, мне кажется, в любом случае к цели созыва саммита прямого отношения не имеют.
Цель, думается, сформулирована в интервью митрополита Кирилла «Интерфаксу» в преддверии саммита, где он предлагает «начать серьезный диалог между политической властью и религиозными общинами в мировом масштабе». Политическая власть России в лице Владимира Путина на это предложение откликнулась уже на открытии встречи. «Хочу заверить, — сказал президент в своем вступительном слове, — что обязательно доведу все ваши идеи, мысли, которые будут изложены в принятых документах или сформулированы тем или иным образом, до своих коллег во время встречи в Санкт-Петербурге».
Этот обмен репликами вполне укладывается во внешнеполитическую доктрину межцивилизационного диалога — гармонизации взглядов при сохранении всего многообразия мира, — которую в последнее время взяла на вооружение российская дипломатия. Согласно ей, миссия России в XXI веке состоит в том, чтобы не допустить раскола мира по религиозно-цивилизационному признаку (который предрекает Хантингтон). Существуя на стыке Европы и Азии, Россия в очередной раз должна сыграть роль моста и примирителя. Ни министр иностранных дел Сергей Лавров, ни спецпредставитель президента РФ по связям с Организацией Исламская конференция Вениамин Попов не скрывают, что теперь это стратегическая линия российской внешней политики.
Но где основа возможного противостояния Европы и Азии или, другими словами, Запада и Востока? Что нужно примирять? Христианскую и исламскую, как наиболее активную на Востоке, цивилизации? Однако вряд ли нынешнюю западную цивилизацию можно назвать христианской, скорее, она безрелигиозная или даже антирелигиозная. А вот на Востоке, особенно исповедующем ислам, наличествует в полном смысле слова религиозная культура. Религия пронизывает все стороны жизни человека, вера мусульман сильна и горяча. Скажем, однополый брак для них не тривиальная проблема, а крушение основ бытия. Чтобы Россия могла сыграть свою примиряющую роль, она должна преодолеть ценностную пропасть между Востоком и Западом. По мысли создателей новой внешнеполитической доктрины, не раз пунктирно излагавшейся, например, профессором МГИМО Андреем Зубовым, необходимо сделать так, чтобы христианские ценности были реабилитированы на Западе. Попросту говоря, чтобы Запад стал чуть-чуть более религиозным или хотя бы научился всерьез относиться к ценностям веры, тогда ему будет легче найти общий язык с Востоком. Русская православная церковь (читай Россия) готова взять на себя роль катализатора этого процесса — уже, собственно, взяла. Но и без других духовных авторитетов тут, естественно, не обойтись. На итоговой пресс-конференции митрополит Кирилл заявил о необходимости создать некую общую платформу «для диалога между государственными и религиозными лидерами». «Сегодня такой платформы не существует, — отметил владыка. — Мне кажется, платформа ООН была бы подходящей в этом отношении».
Так что сами религиозные лидеры остались вполне довольны результатами саммита. Западные — тем, что еще раз во всеуслышание были произнесены слова о необходимости опоры на христианство в Европе (сами-то европейцы отказались внести в конституцию Евросоюза фразу о своих христианских корнях). Восточные — тем, что их привлекают к решению общемировых проблем и предоставляют дополнительную трибуну. Но больше всего они, кажется, были довольны возможностью посмотреть друг на друга и ближе познакомиться (не секрет, что личные связи так же важны в мировой политике, как и в человеческих отношениях). Многие говорили об этом еще на подготовительном экспертном семинаре, который проходил в Москве в конце мая.
Что же, однако, получается: патриархия, как и в советские годы, откровенно отрабатывает политический заказ, превращая церковь в инструмент внешней политики? Это сейчас-то, когда она абсолютно свободна и могла бы сказать светской власти свое… что, гордое «нет»? Но когда это российская церковь говорила государству «нет»? Да и может ли она сказать «нет» в ситуации, когда без нее очевидно не обойтись? Это было бы даже как-то не по-христиански. К тому же, если честно, не совсем понятно, кто чей заказ отрабатывает. Не исключено, что новая внешнеполитическая доктрина родилась в недрах церкви и была взята на вооружение властью, которая придала ей необходимый политтехнологический лоск.
Как бы там ни было, российская идея научить Европу всерьез относиться к ценностям веры (а уж тем более сделать ее более религиозной) вызывает скепсис. На мой взгляд, она не менее утопична, чем американская идея научить Восток демократии. С той, совсем не в нашу пользу, разницей, что США хотя бы пытаются учить тому, что сами знают и умеют (и то у них не получается). А о состоянии нашей веры лучше всего говорят социологические опросы: российское общество продолжает оставаться глубинно секулярным. Да, народу в храмах прибавилось, да, в церковь идет молодежь, да, как говорят все те же социологи, ядро воцерковленных укрупняется (то есть это уже не былые 2-4, а 4-6, по некоторым опросам, даже 8% граждан), но ценности веры практически не влияют на повседневное поведение людей. Иначе откуда поголовная коррупция? Откуда дедовщина в армии и глухое, почти непробиваемое равнодушие к ней большинства общества? Откуда ксенофобия и все прочие прелести нашей жизни? В первую очередь неумение и нежелание видеть и слышать «другого», всеобщие недоверие, подозрительность и поиски врагов (в самой церкви в том числе)?
Есть, конечно, надежда, что утопия, взывающая к диалогу, покажется мировому сообществу более привлекательной, чем утопия, основанная на праве сильного. Однако если церковно-властный тандем будет действовать на мировой арене по лекалам «Единой России», все приобретения которой — результат использования административного ресурса, то есть того же права сильного, то скепсис в отношении будущего доктрины только усиливается. Кто обеспечит РПЦ административный ресурс за пределами родины? Вечный соперник Ватикан? Тщетно пытающийся вернуть былое могущество Константинопольский патриархат? Очень сомнительно.
В светской части своей политики российское руководство опирается на нефть. В церковной — на религиозное возрождение в отечестве. И то, и другое дает ощущение неограниченных возможностей. Но нефть уже стала фактором политических манипуляций. Если то же произойдет с религиозным возрождением, есть опасность, что оно закончится вместе с нефтью. Быть может, Церкви все-таки стоило взяться за проблему с другого конца?
