Я теолог, ты теолог, оба мы теологи
Фраза президента Путина о том, что «и традиционные конфессии, и ядерный щит России — те составляющие, которые укрепляют российскую государственность» оказалась как нельзя более кстати для устроителей круглого стола «Роль теологического образования и науки в развитии российского гражданского общества», который состоялся 8 февраля в Туле. Вернее, это был даже не круглый стол, а выездное заседание Совета по теологии УМО по классическому университетскому образованию и Общественного совета Центрального федерального округа, посвященное перспективам развития в России светского теологического образования. Из Совета по теологии, если верить розданным спискам, в заседании участвовали его зампредседателя, ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета протоиерей Владимир Воробьев (председатель УМО — декан исторического факультета МГУ Сергей Карпов) и ответственный секретарь, проректор по научной работе того же ПСТГУ иерей Константин Польсков. Из Общественного совета ЦФО — председатель совета Евгений Юрьев и члены многочисленных комиссий числом около десяти. Кроме того, в Тулу приехали руководители и преподаватели теологических кафедр со всей России, вплоть до Дальневосточного государственного университета.
Обсуждали вопрос о необходимости введения специальности «теология» в номенклатуру ВАКа и создания для теологов своей аттестационной комиссии. «Система теологического образования не завершена», — сказал прот. Владимир Воробьев. «Вертикаль теологического образования не достроена», — сказал ведущий заседание Евгений Юрьев. Забавно, что главный мотив большинства выступлений вылился в слова «нравственные ориентиры потеряны» и теологию в вузах, как и Основы православной культуры в школах, отстаивают в основном ради «духовно-нравственного воспитания» и создания «потенциала безопасности» (вот бы Отцы Церкви порадовались). Протоиерей Владимир Воробьев пошел еще дальше и выдвинул тезис, что задача теологии — «вернуть молодежь к нравственной жизни и науку к корням». Однако на такую лихость больше никто не решился.
Тем не менее, проблема университетской теологии существует. В России сейчас 36 факультетов, кафедр или отделений теологии. В Туле мы побывали на соответствующей кафедре Тульского государственного университета (ТулГУ), по признанию съехавшихся на круглый стол преподавателей, едва ли не лучшей в стране. Кафедра — этакий евроремонтный оазис на двух этажах вполне неприглядного университетского общежития — существует 6 лет в рамках гуманитарного факультета, имеет 15 бюджетных мест и 5 платных и, чтобы поступить на нее, нужно сдать общефакультетские экзамены (однако не как, например, в Омском государственном университете, где тебя потом в соответствии с баллами распределяют независимо от твоего желания, а с указанием, что поступаешь на кафедру теологии). Специальность в дипломе «теолог, преподаватель». В общей сложности здесь учится около 100 человек, некоторые параллельно, что теперь возможно, некоторые получают второе образование.
Со студентами, к сожалению, поговорить не удалось, дело было уже под вечер, пришлось удовлетвориться свидетельствами преподавателей. «Есть потребность в теологических знаниях, — сказал прот. Александр Нагайцев, читающий каноническое право. — Этим летом у нас был конкурс 7-8 человек на место, многие другие специальности остались позади, да и количество платных мест ежегодно растет, хотя больше десяти человек мы брать не будем, не справимся. В этом году был первый выпуск, и большинство окончивших уже трудоустроены: пошли в издательства, часть на радио, трое поступили в аспирантуру, один в Москве, двое остались в Туле». Некоторые выпускники идут работать в епархиальные структуры, в органы управления власти.
Примерно так же, за исключением конкурса, обстоят дела и в других вузах. Кафедра теологии Российского государственного социального университета (РГСУ, Москва) существует два года (также в составе гуманитарного факультета), на I курсе учится 22 человека, на II — 12 (большинство мест платные).
Отделение теологии и религиоведения Дальневосточного государственного университета открылось в 1999 году, оно стало третьим в России. Теперь там учится около 150 человек, теологов чуть больше, чем религиоведов. Есть все формы обучения: и дневная, и заочная, и спецотделение, где за 3,5 года можно получить второе образование. «Не могу сказать, что у нас большой конкурс и огромное количество человек рвется в теологи, но, наверное, это нормально. Знания у выпускников неплохие, во всяком случае, когда идет защита дипломных работ, комиссию всегда возглавляет доктор или профессор не из нашего вуза, и они всегда довольны уровнем защит, наши теологи выглядят как минимум не хуже, а иногда даже лучше других студентов, отличных оценок примерно половина», — рассказал старший преподаватель отделения иерей Ростислав Мороз.
Преподаватели ревниво допрашивали завкафедрой теологии ТулГУ прот. Льва Махно (на фото справа), из-за чего у них такой большой конкурс. «Сам не знаю, — удивлялся отец протоиерей, — может, из-за популярности нашей православной гимназии (первый класс гимназии, где о. Лев ректором, укомплектован до 2012 года, в нее записываются, как в хорошие детские сады — как только ребенок родился), все знают, что у нас очень дружеская, семейная обстановка, и на факультете такая же, гимназисты, кстати, тоже идут на теологию, в этом году шестеро из восемнадцати выпускников поступили. А может, потому что я студентов кормлю на приходские средства — много ведь иногородних ребят». (Часть денег со своих приходов отец Лев вкладывает и в гимназию, которая платная, и в кафедру.)
Главная проблема теологических отделений — преподаватели, их остро не хватает. Мало специалистов по догматическому, литургическому, сравнительному богословию, преподавателей латыни и греческого. Выпускники духовных семинарий и академий не имеют права работать в светских вузах (государство пока не признает их дипломы), а светских специалистов нужного профиля единицы. Выходят из положения по-разному. «Учитывая полное отсутствие богословских кадров на Дальнем Востоке, мы заключили договор с Православным Свято-Тихоновским университетом, и первые три года они нас буквально сопровождали за руку, — рассказал иерей Ростислав Мороз. — Они обеспечили нам преподавание всех ведущих дисциплин, почти все преподаватели ПСТГУ у нас перебывали. Но теперь мы уже обеспечены своими кадрами, в основном преподают наши же выпускники, получившие у нас второе образование, по большей части гуманитарии, хотя есть и один биолог». Иногда через отделения теологии «пропускают» выпускников духовных школ, чтобы у них были юридические основания работать в вузе.
Но дело стопорит отсутствие перспективы — для университетского преподавателя важна возможность роста, а какой же рост без защиты диссертации. Да и зарплаты у неостепененных педагогов мизерные — в РГСУ, например, где на кафедре теологии работают в основном священники, 1300 рублей. Есть возможность защищаться на междисциплинарных кафедрах, однако отец Ростислав уверяет, что это очень неудобно: «Знаете, сколько времени аспиранту приходится в этом случае тратить на науки, которые к его специальности прямого отношения не имеют? И диссертацию он должен писать не совсем по своему профилю, это создает большую проблему. А защищаться хотят многие».
Однако вот голоса сомневающихся. «Может быть, я не права, — говорит ректор Тульского педагогического университета Надежда Шайденко, тоже принимавшая участие в круглом столе, — но моя позиция: переступать грань между светским и церковным образованием нельзя. Педагогический вуз, который финансируется из скудных средств Министерства образования, должен готовить специалистов для образования. Церковь, правда, тоже на факультетах теологии готовит преподавателей, но не только, она готовит специалистов и для церкви. А у нее есть свои духовные семинарии, есть академии. И это уже нарушение Конституции».
Свои соображения у ее коллеги по педуниверситету, завкафедрой филологии и культурологии профессора Елены Мелешко: «Не могу себе представить экспертный совет в ВАКе по теологии, ведь нужно, чтобы там были представлены все религии, в том числе и ислам, и иудаизм. В Европе эта проблема решается легко, там нет ВАКов, там общественные защиты, непосредственно в университетах. А у нас государственная система, и как в нее все это втиснуть, непонятно. Организационно это представить очень сложно: среди церковных специалистов недостаточно и докторов наук, и печатных органов, которые требуются перечнем ВАКа. Мне кажется разумнее защищаться теологам на кафедрах религиоведения или философии, никаких проблем с этим нет. В нашем междисциплинарном совете защищаются многие представители конфессий. Проректор ПСТГУ Константин Польсков тоже у нас защищался, почему другие не могут?»
В Положении о Высшей аттестационной комиссии, кроме всего прочего, записано: «Высшая аттестационная комиссия состоит из председателя, назначаемого и освобождаемого Правительством Российской Федерации, заместителей председателя, главного ученого секретаря и членов комиссии. Состав Высшей аттестационной комиссии утверждается Правительством Российской Федерации» (пункт 4). И далее: «Организация работы по подготовке заседаний Высшей аттестационной комиссии и ее президиума, а также контроль за выполнением принимаемых решений осуществляется главным ученым секретарем Высшей аттестационной комиссии. Главным ученым секретарем Высшей аттестационной комиссии является по должности заместитель руководителя Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки» (пункт 6). Действительно непонятно, чего добиваются члены Совета по теологии: чтобы правительство распоряжалось нелегкой судьбой теологической науки (повторю, поликонфессиональной, ибо стандарт, кроме православия, подразумевает возможность преподавания в обычных вузах и ислама, и иудаизма, и буддизма, чего, впрочем, пока не наблюдается) или чтобы церковные специалисты вошли в надзорные органы в сфере образования? И в том, и в другом случае это явное нарушение Конституции, чреватое для обеих сторон весьма опасными последствиями, если вдруг баланс сил будет нарушен. Диктат государства в церкви так же нежелателен, как и диктат «людей в рясах» в светском образовании.
Нельзя сбрасывать со счетов, как мне кажется, и другой аргумент. Теология, как ни крути, область знания, и только в качестве таковой она может развиваться в вузах (все речи на тему ее «духовно-нравственного» потенциала забудутся, как только изменится падкая на «традиционные ценности» нынешняя политическая конъюнктура, и всяческие Общественные советы потеряют к теологии интерес навсегда). Пока богословие как область умозрения существует в России чисто номинально. А ведь когда-то оно было живой частью мирового культурного наследия. Университетская теология имеет смысл, только если есть связь между духовной и светской школой, если между ними идет постоянное перетекание идей и знаний. А если они, как это наблюдается сейчас, питают друг к другу как минимум неприязнь, если в представителях церкви видят грабителей, жаждущих отнять те малые крохи, которые перепадают нашим нищим вузам, а иные представители церкви думают все больше о том, как урвать побольше, пока идет такая пруха, то о каком обмене знаниями можно говорить?
Может быть, права Надежда Шайденко, заметившая: «Чувствуется ажиотаж вокруг этого вопроса». Так ли уж необходимы России 36 теологических отделений? Может, как это ни обидно ПСТГУ, ставшему мотором светского теологического образования, хватило бы и десяти, но более качественных? Тогда и проблему с преподавателями и защитами было бы легче решить. «Массового богословского образования не будет никогда», — совершенно справедливо заметил прот. Лев Махно. Он подумывает, не ввести ли у них на кафедре собеседование для студентов — много приходит случайных людей. Хочет разделить обучение на бакалавриат и магистратуру и не брать на 5-й курс тех, кто на 4-м не справился с письменной работой. «Иначе загубим хорошее дело», — озабоченно сказал о. Лев. На большой отсев («до конца доходит чуть больше половины») пожаловался и иерей Ростислав Мороз. Ему, правда, кажется, что дело не в случайных людях, а в плохой школьной подготовке — студенты не выдерживают нагрузок. Но не говорит ли это о том, что в теологи на Дальнем Востоке идут не лучшие школьники?
Впрочем, проблему защиты диссертаций все эти соображения не отменяют. Как же быть? На последних Рождественских чтениях министр образования Андрей Фурсенко сказал, что подготовлены поправки в закон «Об образовании» и федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», предусматривающие возможность выдавать духовным школам свидетельство о государственной аккредитации, которое дает право выпускникам на диплом государственного образца. Тогда, с одной стороны, для семинаристов и выпускников духовных академий будут открыты дороги в светские вузы. С другой — ничто не мешает им, став преподавателями, защищать магистерские и докторские диссертации в духовных академиях, которые гораздо лучше подготовлены для рассмотрения подобных работ, чем гипотетический ВАК по теологии, непонятно из кого состоящий и непонятно кому подчиняющийся. И если светское теологическое сообщество заинтересовано в качестве знаний и добротности теологической науки, то ему, наверное, следует лоббировать скорейшее принятие этих поправок, а не бороться за сомнительный ВАК, вполне способный при определенном раскладе превратиться в некое подобие ВПШ, где будут «остепеняться» возжаждавшие модной учености теологи от власти.
