На уходящей неделе по-прежнему остро дискутировался вопрос о преподавании в наших общеобразовательных школах предмета под названием «Основы православной культуры». Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, выступая перед участниками съезда православных законоучителей Екатеринбургской епархии, заявил, что главная задача церкви в этой области «создание концепции школы 21-го века как системы российского образования, основанной на традиционных ценностях нашего отечества».

Вот так – не больше и не меньше.

Надо сказать, что сегодня обвинения в игнорировании этих самых «традиционных ценностей» чаще всего звучат в адрес тех, кто заговорил об экспансии РПЦ и о следствии этой экспансии – клерикализации всего российского общества. Тут еще важно учитывать, что под «традиционными» иерархи церкви, разумеется, понимают православные ценности. «Ну а какие еще?, — вправе спросить среднестатистический обыватель, — слава Богу, в России живем. Вот тысячелетний юбилей крещения Руси отмечали. Тысяча лет – большой срок. Вполне достаточный для формирования традиций».

Ну так с этим, вроде, никто и не спорит. Вопрос только в том, как быть тем гражданам нашей страны, кто по разным причинам не готов ассоциировать себя с этими традициями. Тем более что толком их никто не описал. А хотелось бы, коль скоро, опираясь на них, мы собираемся возводить духовный базис нового российского общества. Неплохо бы учредить полномочную комиссию, в которую, например, могли бы войти представители государства, Общественной палаты, РПЦ, разумеется. И пусть она уже раз и навсегда решит, какие ценности являются традиционными для российского народа, а какие – нет. Как быть, например, с традицией русского бунта, которой, пожалуй, побольше лет, чем самой православной церкви… Или, скажем, добрая традиция чиновного стяжательства, посмею предположить, не менее древняя и почитаемая на Руси… Мы их отменяем? Или все же признаем сущностными и актуальными? Словом, есть вопросы. И пока они не решены, как-то сложно всерьез обсуждать детали и нюансы духовного возрождения нашего общества. Тем более непонятно, как такому возрождению может послужить преподавание в наших школах «Основ православной культуры»?      

Сразу оговорюсь: для меня проблема клерикализации российского образования вовсе не абстрактна – мой сын в этом году идет в седьмой класс, и, следовательно, вполне вероятно, в ближайшее время нашей семье придется решать вопрос об отношении к данному предмету. Причем в сугубо практической плоскости – ходить или не ходить на эти уроки. (Это в том случае, если возобладает тезис о добровольном изучении ОПК. В России, как мы знаем, уже есть вполне скандальный опыт обязательного преподавания данного предмета. Например, в Белгородской области.)

Наша семья не религиозна, но и воинствующими атеистами нас не назовешь. Мне с малых лет внушали, что если миллионы людей на нашей планете в течение многих веков верят в непорочное зачатие, то к этой вере надо относиться с уважением. Я и отношусь. Так вот, если моему сыну будут рассказывать в школе о той роли, которое сыграло христианство (в том числе и православие, разумеется) в истории человечества – другими словами, если этот курс будет культурологическим, а не религиозным, я двумя руками — за. Если, конечно, смогу убедиться в компетентности рассказчиков. Но давайте отдадим себе отчет в том, что речь идет вовсе не об этом.

Важно, как мне кажется, понимать, что даже добровольное преподавание в наших школах «Основ православной культуры» обернется идентификацией детей не только по религиозному, но и по национальному признаку. Мы же представляем себе, как среднестатистическая учительница Мария Ивановна станет объяснять классу, почему Роза Шнеерсон и Ваха Арсанов не идут на следующий урок. А что в этой ситуации будут чувствовать Роза с Вахой? Они будут чувствовать себя несчастными изгоями, которые родились в каких-то неполноценных ущербных семьях. Но проблема, отнюдь, не только в техническом воплощении этого замысла.    

По сути, сегодня РПЦ заявило претензии на формирование у подрастающего поколения нравственных ориентиров на основе определенных духовных ценностей. Так вот лично я совершенно не готов делегировать нашей церкви права на духовное воспитание моего сына. По одной простой причине – потому что я не могу признать общественный институт под названием РПЦ достойным этой миссии.

Разумеется, в рамках данной заметки невозможно осуществить сколько-нибудь глубокий анализ деятельности РПЦ за последнее время. Да я и не возьму на себя такой смелости. Однако даже поверхностного взгляда на деятельность этой организации достаточно, чтобы понять – в сегодняшней России, в которой церковь формально отделена от государства, происходит постепенное оцерковление институтов государственной власти и огосударствление самой церкви. Это обоюдное инкорпорирование ведет к тому, что они начинают действовать в унисон, формировать фактически согласованную повестку дня для нашей страны и формулировать совместные идеологические доктрины. Таким образом, и государство, и церковь решают свои собственные прикладные задачи. За доказательствами далеко ходить не надо — я не знаю ни одного сколько-нибудь актуального и острого для сегодняшней России общественного вопроса, по которому РПЦ заняла бы принципиальную позицию, идущую вразрез с позицией власти.

В ответ на подобного рода претензии наши уважаемые иерархи обычно говорят о невозможности вмешательства в «мирские» дела…

Ну да…Ну да… Беспошлинный ввоз сигарет и водки это, конечно, не «мирские» дела. Другое дело – сворачивание демократических процессов, отсутствие свободы слова, гонения на независимые общественные организации и т.д.         

Так вот у меня есть большие сомнения по поводу того, что деятельность РПЦ может характеризоваться как пример истинного пастырского служения и ведется действительно в интересах подавляющего большинства верующих в России. Но это, в конце концов, дело самих верующих. Я же только хочу, чтобы в нашей стране церковь была отделена от меня. Ну и, разумеется, от моего сына.