Вряд ли в России сыщется здравый человек, считающий, что смена Кабинета министров приведет у нас к смене приоритетов во внутренней и внешней политике. Это в каких-то других, далеких от нас странах новый премьер – это новые и ясно обозначенные цели, не всегда бесспорные, не всеми поддержанные, но публично обсуждаемые и представителями власти, и оппозицией. У нас же смена Кабинета министров – это грызня за министерские кресла, кадровый вопрос и, как сказал президент Путин, необходимость «расставить все административные акценты». Таким образом, смена министров, надо полагать, расставит нужные президенту акценты, но не изменит тональность.
Пока непонятно, кто именно возглавит Министерство иностранных дел, но очень трудно представить, что новый министр (если он действительно будет новым) станет проводником иного внешнеполитического курса.
«Какая внешняя политика нужна России, и какая Россия нужна миру?» — задался вопросом министр иностранных дел России Сергей Лавров, выступая в начале сентября перед студентами и преподавателями МГИМО. Демонстрируя блестящее дипломатическое умение говорить много ни о чем и вскользь – о главном, Лавров, тем не менее, обозначил приоритеты внешней российской политики, какими они видятся со Смоленской площади и из Кремля.
В основе внешней политики, по Лаврову, лежит величие России, которая не может быть рядовой страной, пусть даже успешной и процветающей. Ее миссия – играть свою «уравновешивающую роль в глобальных делах», ее ответственность — «поддержание стратегической стабильности».
Посетовав на бесцельно прожитые Россией годы, Лавров сообщил собравшимся, что «потребовалось немало времени и сил, чтобы преодолеть издержки глубокой и неоднозначной перестройки страны». Зато, начиная с 2000 годов, в России «стал закладываться фундамент, позволивший… восстановить дееспособность государственной власти, укрепить территориальную целостность страны». Так, не называя своими именами «вертикаль власти» и «войну в Чечне», Лавров изящно вписал возрождение авторитаризма в контекст российской истории. «Россия уже 300 лет несет на себе немалую долю бремени поддержания равновесия в европейской и мировой политике», — говорит Лавров, как бы забыв и о российской экспансии самодержавных времен, и о войне с Финляндией, и о роли СССР в развязывании Второй мировой войны, и о последовавшем за ее окончанием военном покорении Восточной Европы, и об Афганистане, и обо многих других эпизодах дестабилизации мирной жизни в Юго-Восточной Азии, Африке и Латинской Америке. С другой стороны, как же удобно решать проблемы, которые сам и создаешь.
Действительно, чтобы утвердиться в качестве мирового лидера в решении глобальных конфликтов, необходимо как минимум наличие таковых. Сергей Лавров ясно дает понять, что почва для конфликтов, которые потом придется решать, уже подготовлена. К их числу относятся «планы размещения баз глобальной системы ПРО США в Европе и урегулирование в Косово», «расширение НАТО и тупиковая ситуация с ДОВСЕ». Чтобы всем была понятна серьезность наших намерений, Лавров уточнил: «Россия не торгуется – и это должны понять наши международные партнеры». Они должны раз и навсегда осознать, что без России никакие серьезные международные проблемы разрешены быть не могут, а если на серьезные проблемы обнаружится дефицит, то они будут созданы на пустом месте и выращены до размеров предвоенного конфликта.
В такой игре нетрудно и заиграться, а настоящая военная конфронтация едва ли нужна даже кремлевским силовикам. Поэтому Лавров тут же находит и выход: необходимо «коллективное лидерство ведущих государств мира». Он даже назвал это «концертом держав XXI века». Уже определены и главные исполнители этого концерта – Россия, США и Евросоюз. Такое «тройственное взаимопонимание» соответствовало бы необходимости поиска «новых, гибких форм коллективного лидерства». Такая “тройка” — по замыслу Лаврова — могла бы “направлять мировую лодку в спокойные воды”.
Уже почувствовав себя если не капитаном, то, по крайней мере, штурманом «мировой лодки», министр великодушно предлагает западным партнерам рулить вместе: «Возможно, пора подумать о новом определении атлантизма, не исключающем Россию». Однако же исключительно «на основе равноправия, учета интересов друг друга, взаимной выгоды, отказа от идеологии и мессианства как внешнеполитических инструментов». «У нас нет системных противоречий, — уговаривает Лавров западных партнеров. — Мы более не противники с США, а значит, не может быть никаких оснований для новой “холодной войны”».
Требование уважительного равноправия в международных отношениях выглядит вполне здраво, однако понимается оно по-разному. Россия может рассчитывать на уважение других стран только в том случае, если ее политическая система будет хотя бы в минимальной степени соответствовать современным требованиям демократии. Западным партнерам России будет трудно относиться с уважением и считать равноправной страну, в которой власть фактически несменяема, выборы низведены до уровня фарса, мирные шествия разгоняются милицией, частный бизнес отбирается самыми откровенными способами, а судебная и законодательные власти стали придатками исполнительной. Лавров предлагает игнорировать эти мелочи, «уйти от всего наносного и несущественного», не спешить «принимать решения, которые зададут конфронтационный характер развитию событий».
В качестве иллюстрации Лавров ссылается на российско-английские отношения и позицию Лондона, который сделал на деле Литвиненко «пропагандистский спектакль», предоставляет «политубежища одиозным персонажам» и стал «соучастником интриг и провокаций против России».
Возможно, воспитанники советской партийной и дипломатической школы искренне не понимают, что облик страны и отношение к ней складываются не столько из программных заявлений ее министров и президента, сколько из таких «мелочей», как убийство политического оппозиционера за границей или независимого журналиста внутри страны. Капитан, ведущий свой корабль в светлое будущее, просто недоумевает, как такие досадные недоразумения могут сказаться на оценке правильности выбранного им курса.
Именно поэтому идея Лаврова о том, что «миру нужна дееспособная Россия, которая была бы поставщиком безопасности», может красиво искриться в воображении кремлевских стратегов, но не воспринимается сегодня в окружающем нас мире.