Если кто не заметил, то спешу сообщить: Россия и США стремительно движутся к «холодной войне». Ведь как иначе объяснить неожиданную эскападу Владимира Путина на пресс-конференции по завершении саммита Россия – ЕС. Он сравнил американские планы по развертыванию системы ПРО с действиями СССР, спровоцировавшими 45 лет назад Карибский кризис: «Для нас ситуация технологически очень похожа. Мы остатки баз из Вьетнама, с Кубы вывели, все там ликвидировали, а у наших границ такие угрозы для нашей страны сегодня создаются». Путин правда оговаривается, что сейчас никакого Карибского кризиса нет, объясняя это хорошими личными отношениями между российским и американским президентами. Но при этом он настаивает, что «технологические проблемы» несут угрозу России.

Надо сказать, что российский президент (или те, кто подбрасывает ему идеи для выступлений) весьма вольно интерпретирует исторические события. В самом деле, нужна известная смелость, чтобы сравнивать нынешние, замечу, не самые разумные действия Вашингтона с той запредельной по авантюризму акцией, которую предпринял Никита Хрущев ровно 45 лет назад. Во-первых, нынешняя американская ПРО все-таки предназначена для перехвата ядерных ракет противника, а не для нанесения ядерного удара по городам чужой страны. Во-вторых, Кремль не только не объявлял заранее о своих планах разместить ядерные ракеты на Кубе, а проводил операцию «Анадырь» по переброске ракет в условиях строжайшей секретности. И в-третьих, развертывая ракеты, Никита Хрущев меньше всего испытывал желание добиться согласия на это от Вашингтона.

Удивительно, что на очевидно некорректные параллели Путина потянуло как раз тогда, когда Вашингтон сделал ясные шаги к компромиссу. Министр обороны США Роберт Гейтс, находясь в Чехии, заявил, что США могут отложить приведение в действие системы противоракетной обороны в Чехии и Польше до того момента, когда будет достоверно установлено наличие угрозы со стороны Ирана. Министр также предложил договориться о допуске российских офицеров связи на американские объекты ПРО в Чехии и Польше в обмен на согласие Москвы на развертывание американской системы. Однако российские официальные лица совсем не порадовались своей очевидной дипломатической победе. Министр иностранных дел Сергей Лавров холодно заметил, что вокруг ПРО слишком много устных комментариев, а Москва, между тем, так и не получила американских предложений в письменном виде. Министр обороны Анатолий Сердюков заявил после неформальной встречи с главами военных ведомств стран НАТО, что позиция России по вопросу ПРО остается неизменной: "По крайней мере, все, что нам предлагалось, нас не устраивает". Затем Путин приравнял планы по развертыванию ПРО к предпринятой 45 лет назад попытке развернуть шесть десятков ядерных ракет на Кубе. Роберт Гейтс, не скрывая растерянности, заявил, что «высказывания Владимира Путина на саммите Россия - ЕС расходятся с позицией России на американо-российских переговорах по ПРО. Мы не понимаем, как трактовать эти жесткие заявления. Ведь президент Путин лично признавал ранее, что США сделали удачные предложения по вопросу европейской ПРО».

На самом деле очевидно, что Москва совсем не заинтересована в достижении компромисса по ПРО. Кремлю нужен постоянный вялотекущий конфликт с США по проблемам ядерных вооружений и противоракетной обороны. Путин и его окружение уверены, что таким образом Россия возвращает себе статус великой державы, которая пусть только в ядерной сфере, но равна США. Именно поэтому Москва все время добивается начала «больших» ядерных переговоров, на которых обсуждались бы проблемы соблюдения Договора о ракетах средней и меньшей дальности и продления Договора СНВ-1. И, чтобы подтвердить актуальность таких переговоров, периодически угрожает выйти из Договора по РСМД, а также развернуть невиданные боеголовки, которые будут способны преодолеть систему ПРО США.

Как ни старается Кремль озадачить Белый дом возвращением к риторике холодной войны, пока что, слава Богу, все это выглядит как фарс: пугает, а никому не страшно. На самом деле роль ядерного фактора в российско-американских отношениях неуклонно снижается. И, как ни парадоксально, это снижение было предопределено тем самым Карибским кризисом, поставившим СССР и США на грань настоящей ядерной войны. Именно в момент противостояния выяснилось, что ни та, ни другая сторона не рискнет применить ядерное оружие первой. Несмотря на 20-кратное превосходство по количеству ядерных боеприпасов (американцы знали об этом), США отказались от планов нанесения удара по СССР. Роберту Макнамаре было легко в конце 50-х теоретически высчитывать размер неприемлемого ущерба, который способен удержать от нападения. СССР никак не мог нанести США такой ущерб. Однако, став в начале 60-х министром обороны, Макнамара на практике осознал, что вероятность того, что даже одна советская ракета достигнет американской территории, автоматически отменяет планы ядерной атаки против СССР.

Чтобы ядерное оружие было важным фактором политики, другие страны должны подозревать некую толику безумия у обладателя такого оружия. Как раз по этой причине ядерные программы Ирана и КНДР вызывают такое беспокойство в мире. Путин же доказал, хотел он того или нет, что он человек разумный. И даже не слишком адекватные параллели с Карибским кризисом не могут испортить эту репутацию. По крайней мере, пока.