О пользе регулирующих функций
В 2000 году Архиерейский cобор запретил священнослужителям и церковным структурам участвовать в политической борьбе, а также вступать в партии. Однако вчерашняя встреча архиереев с президентом в очередной показала, насколько тесны эти рамки для церковных лидеров. Ведь что в сущности произошло?
Представительная делегация православных попросила встречи с главой государства (и когда попросила, заметим: после того как 8 ноября президент встретился с верховными муфтиями, которые заверили его в своей полной поддержке и, более того, заявили о намерении создать общественное движение "Мусульмане в поддержку президента Путина") и, явившись в Кремлевский дворец, изложила президенту свои корпоративные вожделения, осуществление которых еще укрепило бы связку церковной иерархии с «партией власти». А президент, в свою очередь, перечислил уже сделанное государством ради укрепления этой связки и наметил дальнейшие меры, которые могли бы способствовать тому же.
Нет, конечно, никакого грубого торга не было, все было деликатно и бонтонно. Правительство России окажет религиозным организациям финансовую и иную помощь в подготовке и выпуске культурно-просветительских программ, сказал президент. Вопрос о возвращении церкви некогда изъятого имущества пока не находит разрешения, сказал патриарх. Духовные школы смогут получать дипломы государственного образца, сказал президент. Призыв в армию учащихся семинарий серьезно осложняет решение проблемы церковного образования, сказал патриарх. Уверен, что православные христиане, как и другие наши граждане, проявят активную гражданскую позицию на выборах, сказал президент. Осознав ложность закрытия Церкви, государственная власть приобрела в ее лице серьезного социального партнера, сказал патриарх.
Ну и конечно, как опытный пиарщик, патриарх Алексий II на разные лады не единожды подчеркнул, что сегодня Церковь стала одним из значимых социальных институтов и сотрудничество с нею в высшей степени благоприятно сказывается на развитии общества.
Однако, судя по всему, все-таки не так благоприятно, как хотелось бы. Ибо патриарх предложил создать Общественный совет по вопросам нравственности, «который взял бы на себя соответствующие регулирующие функции». Предстоятель РПЦ не уточнил какие, заметил лишь, что необходимо задуматься «об определении моральных критериев и границ дозволенного в деятельности СМИ» (упор делался на проблемах демографии, решать которые мешают «нравственно безответственные» СМИ, но ведь, известное дело, не только этому они «мешают»). Никто также, по вполне понятным причинам, не стал на этой сугубо официальной встрече обсуждать возможный состав такого совета. Но не приходится сомневаться, что патриархия видит своих представителей самыми активными его участниками. Кто у нас оплот нравственности?
То есть церковь, судя по всему, явно не полагается на свои собственные силы. Ей мало быть Церковью, чья первейшая задача — открывать в человеке духовное начало, показывать ему его ответственную лишь перед Богом свободу (вплоть до неприятия проповедуемой ему православной или любой другой веры), которая ниспровергает одного за другим идолов, коим он поклоняется, и в идеале ведет его к самостоятельному, осознанному приходу в Церковь же. Нет, ей хочется быть «регулирующим органом» или хотя бы войти в такой орган, ей хочется влияния и власти (с «Основами православной культуры» не вышло, так попробуем Общественный совет), хочется «бороться за нравственность», по сути превратив эту самую нравственность в политическую программу (и, как всегда бывает с политическими программами, не очень заботясь о том, чтобы слова не расходились с делом). Иными словами, церковь не верит в свою миссию, ей очень хочется стать партией, которая уже может наконец отбросить все эти христианские благоглупости и бодро включиться в борьбу за вполне земные цели и права. Политические группы, отстаивающие интересы православных, так слабы и маргинальны, что, право, просто слезы. Ну можно ли в такой ситуации пускать дело на самотек?
Возникает вопрос: не честнее ли было бы разрешить священнослужителям напрямую участвовать в политике, а политикам создавать партии с конфессионально-религиозным уклоном? Тогда не возникало бы таких ложных ситуаций, какие возникают сейчас.
Иерархи, очевидно, все-таки надеялись, что президента удастся склонить в пользу обязательного ОПК, но Путин остался непреклонен: религиозные предметы могут быть только добровольными. Уже сегодня последовала реакция. Союз православных граждан, правая рука патриархии, ее завуалированный политический инструмент, призвал партию «Справедливая Россия» отклонить в Совете Федерации поправки в закон «Об образовании», отменяющие региональный компонент, в рамках которого в школах преподаются «Основы православной культуры», и обещал за это те самые 2% голосов православных, которые справедливороссы якобы не добирают для прохода в Думу. Но православные до сих пор не выказывали особой тяги к школьному преподаванию ОПК: максимум, который насчитывают социологи, где-то около 20% (и это именно православные, а не все опрошенные). А вот Московская патриархия бьется за ОПК уже который год — церковным чиновникам так не хочется упускать эту «регулирующую функцию».