15 апреля имеет некоторые шансы стать исторической датой. И вовсе не из-за того, что это — день рождения Аллы Пугачевой.

Утром — интервью российского президента «Новой газете». Той самой, где Анна Политковская печатала свои статьи, которые предшественник Дмитрия Медведева назвал «наносившими урон государству». Именно этой газете, чьих журналистов убивают и избивают, дает Медведев свое первое интервью российской печати. Сам-то текст так себе — на конкретные и жесткие вопросы даны вполне обтекаемые ответы. Правда, выяснилось, что Дмитрию Анатольевичу нравится, что выборы мэра Сочи обернулись полноценной политической борьбой.

В тот же самый день «старший царь» с некоторым раздражением объяснял тверским вагоностроителям, что перейти к прямому назначению мэров мешают только международные обязательства России. А потом государственные телеканалы какой-то путанной, испуганной скороговоркой сообщили о заседании президентского совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека. В интервью «Новой» Медведев сказал, что ожидает интересного и жесткого разговора. Похоже, теленачальникам разговор показался излишне жестким: правозащитников в новостях не цитировали. Только глубокой ночью на президентском сайте появилась полная стенограмма заседания («Коммерсант» утверждает, что это произошло по прямому указанию президента).

Bесьма любопытное чтение. Надо сказать, что члены Совета (а едва ли не половина из них — авторы и ньюзмейкеры «ЕЖа») были предельно откровенны, описывая сиятельному собеседнику ситуацию в стране. «Граждане в большей степени представляют правоохранительные органы не как элементы защиты, а как одну из угроз для граждан, в большей степени как угрозу» (Элла Памфилова). «Верховенство закона подменяется верховенством понятий, реально действующие свободные СМИ подменяются информационным агитпропом… Абсолютными инструментами гражданского контроля являются выборы, свободные выборы, реальная политическая конкуренция, которая не позволяет допустить консервацию коррумпированных бюрократических элит. Безусловно, абсолютным инструментом гражданского контроля являются свободные СМИ» (Елена Панфилова). «Сложились вполне определенные методы бюрократического руководства, которые практически лишают суды и судебную власть внутри самой системы ее суверенитета, и это достигает таких размеров, что… превращается в проблему национальной безопасности» (Тамара Морщакова). Людмила Алексеева ясно и аргументировано говорила о том, что российская власть фактически отняла у народа право на демонстрации и собрания. Алексей Симонов требовал: «Надо принимать меры по изменению климата в стране, где инакомыслие и гражданская активность приравниваются правоохранительными органами к преступлению против государства».

Надо сказать, что Путин никогда не допускал ситуации, когда он был бы вынужден выслушивать столь жесткие оценки существующего режима.

Еще любопытнее была реакция Медведева. Вот что он сказал о путинском законе о неправительственных организациях. «В результате его применения у значительной части чиновников, что, на мой взгляд, просто опасно, возникло ощущение, что любые неправительственные организации – это враги государства, с которыми нужно бороться, чтобы через них не просочилась какая-нибудь зараза, которая подорвет устои нашего строя». О коррупции. «Наш государственный аппарат поражен коррупцией. Я долго думал вообще в отношении коррупции, надо этим заниматься или нет. Потому что когда у меня эти идеи возникли, я, естественно, наслушался самых разных высказываний на эту тему: а зачем это, потому что всё равно не решишь это быстро, будут упрекать в том, что какие-то вещи закрываются, по каким-то чиновникам производство не ведётся. Но, в конечном счете, я решил, что если я этого не сделаю, то я потом сам себе этого не прощу, потому как двигаться все равно надо». О запретах митингов и демонстраций. «Скорее всего, все-таки речь идет о внутренней мотивации, о страхе, который присутствует у тех или иных людей, которые принимают решение. А страха-то быть не должно, должна быть осторожность не поставить под угрозу жизнь, стабильность, безопасность людей, которые хотят собраться и что-то сказать власти. Основная проблема заключается именно в мотивации и в сигналах, которые посылаются от центральной власти».

Так как же расшифровать сигналы, посылаемые из Кремля? Более-менее понятно, что в обстановке полномасштабного структурного кризиса российская власть страшится оказаться один на один с обуренным ею народом. Разговор может оказаться болезненным — как в переносном, так и в самом что ни на есть прямом смысле. Тут самое время вспомнить о правозащитниках, оппозиционной прессе — то есть тех, кто способен канализировать протест в цивилизованное русло. И посему решено слегка отпустить вожжи. Главный вопрос: принято это решение обоими «царями» или это первый самостоятельный политический шаг Дмитрия Медведева. Идет ли речь лишь о тактическом маневре, чтобы пережить тяжелые времена? Или это очередная попытка придать российской властной вертикали человеческое лицо? (Замечу в скобках, что по странному стечению обстоятельств это самое лицо требуется российской власти ровно в тот момент, когда у нее кончаются деньги.)

Если речь не идет о консенсусном решении Путина и Медведева, то в ближайшем времени мы станем свидетелями яростной схватки между кланами чиновников. В то же время, какова бы ни была логика «оттепели», она неизбежно обернется разложением вертикали власти. Ведь у высших начальников нет иных каналов связи с полуторамиллионным чиновничьим классом, кроме существующих СМИ. Российский бюрократ, как и простой смертный, пытается прочитать скрытые сигналы власти. Путин был вполне понятен, он публично лгал и лицемерил, но намерения его всякий раз были очевидны.

Теперь ситуация меняется. Представим метания московского мэра, когда он получит заявку на очередной «Марш несогласных». Президент прямо связал запрет протестных акций с трусостью и отсутствием внутренней культуры у запретителей. Кто может дать Лужкову окончательный приказ, выполнение которого не грозит его карьере? Кому звонить? Путину или Медведеву? А судья, который ведет процесс ЮКОСа? Что ему делать после медведевских слов о независимости суда? Да, Путин тоже говорил, что не намерен вмешиваться в процесс. Но тогда всем было ясно, что он лжет. Теперь же, когда Медведев принимает в Кремле откровенных критиков путинского режима, такого ясного понимания у чиновников нет. Проведение закрытых партсобраний «Единой России», где разъяснялась бы «настоящая политика» партии и правительства, сегодня невозможно. И в критической ситуации дезориентированный бюрократ поведет себя, как обычно — спрячется, постарается избежать любых решений. И это может создать новую ситуацию.

Авторитарная вертикаль власти может существовать только в присущей ей системе ценностей и взаимоотношений. Попытка (даже словесная) гуманизировать ее рано или поздно ведет к развалу власти. 

Фотографии kremlin.ru и visualrian.ru