Оставшиеся без защиты
Слово в слово я слышала эту фразу от двух разных женщин, не знакомых между собой и живущих за тысячи верст друг от друга. Одна — в Чечне, другая — на севере России. Одна чеченка, другая русская. И у той, и у другой — одно и то же горе: сыновья находятся в местах лишения свободы. Оба — без вины. И того, и другого защищал адвокат Станислав Маркелов. 19 января 2009 года жизнь адвоката оборвалась. Причина не расследованного убийства — профессиональная деятельность убитого.
«Только с появлением Станислава Маркелова у нас появилась надежда», — говорит Зулай Магомедовна.
«Станислав был первым адвокатом, который искренне и с душой подошел к делу защиты моего сына», — говорит Софья Ивановна.
О том, что в Чечне не существует никаких законов и родственники без вины осужденного чеченца рады и тому, что он не исчез, не пропал без вести, что живой, хоть и заключенный, об этом известно давно. Но вот и в российской глубинке получает срок молодой парень, не совершивший того, в чем его обвиняют — и, оказывается, это тоже обыденность, с этим свыклись и там, удивляясь наивности матери, убитой горем.
«Я не знала, что ни за что могут дать так много», — говорит Зулай Магомедовна.
«Я уверена была, что суд разберется и снимет с него обвинение», — говорит Софья Ивановна.
«Я спросила у судьи, почему сыну дали такой большой срок, ведь он ничего не совершал. Судья ответил: потому что статья у него такая», — рассказывает Зулай Магомедовна. У нее многодетная семья, двое детей приемных, на девочку-сироту, оставшуюся без родителей после бомбежки, Зулай не получала никакого пособия. Конечно же, ни дорогостоящих адвокатов оплатить, ни выкуп дать, который в Чечне всегда запрашивают у родственников следствие и суд через посредников, она не могла. Надежд не было никаких, пока Астемир Мурдалов не посоветовал ей своего адвоката — Станислава Маркелова. Зулай поехала в Москву и заключила с ним договор. С тех пор Станислав стал не только адвокатом Заура Мусиханова, но и опорой, поддержкой, надеждой семьи. Он говорил и писал о деле Заура, подал жалобу в Европейский суд по правам человека — дело принято к рассмотрению. Он неоднократно хлопотал о переводе Заура в Чечню, получал немотивированные отказы, но продолжал добиваться еще и амнистии для Заура. С гибелью Станислава у Зулай не осталось надежд.
Софья Ивановна после вступления приговора в силу обошла в Москве все официальные и неофициальные инстанции, пока в офисе «Движения за права человека» ее не свели со Станиславом Маркеловым. Именно в нем она нашла человека, способного не просто вести дело своего подзащитного, но сопереживать искренне и страстно, участвовать в деле активно и ревностно — не ради заработка, не ради славы, а повинуясь голосу совести и собственному обостренному чувству справедливости.
Кто теперь заменит адвоката Маркелова его подзащитным, которых по России — не один десяток?
Как привлечь внимание общественности к этим делам, как вырвать невиновных людей из цепких лап российского неправосудия?
В деле Заура Мусиханова есть политическая подоплека, он осужден на 9 лет как боевик (не совершивший ни единственного выстрела, не замешанный ни в одном преступлении). Дело его сфабриковано без малейшего намека на законность, но это — Чечня. Тысячи чеченцев томятся сейчас в российских тюрьмах по таким же сфабрикованным, бездоказательным обвинениям, их положение в тюрьмах и лагерях заведомо хуже, чем у других осужденных, многие содержатся в условиях повседневной пытки, но к этому есть хоть какой-то общественный интерес.
А на что надеяться таким, как Софья Ивановна, у которой сына засудили без какого-либо политического подтекста, просто в дежурном порядке? Множество таких же несчастных, случайно подвернувшихся под руку, спокойно и хладнокровно, не разобравшись, приговаривают к непомерным срокам заключения наши суды — и мало кого это волнует.
Простая российская семья, отец шофер, мать педагог, единственный сын в семье... Алексей увлекался спортом, но из-за проблем со здоровьем поступить на спортфак не удалось, сердечнососудистое заболевание стало и причиной отсрочки от армии. Алексей учился заочно в Институте информационных технологий, работал экспедитором у отца, сопровождал грузы на старом отцовском «КАМАЗе». Посещал любимую девушку в общежитии, где, как и во многих других подобных рабочих общежитиях, случаются и пьянки, и драки, и поножовщины.
Как объясняет Софья Ивановна, суть первого эпизода, по которому осужден сын, состояла в том, что он вступился за девушку из необеспеченной семьи, у которой один парень вымогал деньги. Конфликт произошел на лестничной клетке общежития, Алексей толкнул обидчика в плечо, а случившийся здесь же некто Кобычев вмешался в ситуацию более усердно: дал обидчику по голове и жестоко наказал, засунув головой в мусорный контейнер.
Два месяца спустя Алексей сидел со своей девушкой в комнате общежития, а этажом ниже громко играла музыка и шумела компания. Алексей спустился вниз, попросил уменьшить музыку и вернулся наверх. Свидетели показали, что видели, как Алексей удалялся по коридору до начала той злополучной драки, которая вспыхнула в компании после его ухода, в которой орудовал тот же Кобычев и ответчиком за которую следствие и суд огульно назначили Алексея. По первому эпизоду Алексей признал свою вину частично — да, ударил обидчика в плечо, но более серьезные удары нанес не он, а Кобычев, что и причинило «легкие телесные повреждения». По второму же эпизоду Алесей полностью отрицал свою вину, а статья более серьезная — «тяжкие телесные повреждения». К той драке Алексей никоим образом не причастен, однако «повесили» все на него, так проще было суду и следствию.
Алексей Захламин не успел в своей жизни совершить ничего заметного, как-либо выделиться из своей среды, проявить чем-либо свой талант — и сколько таких сидит по тюрьмам и лагерям России без надежды быть услышанными, привлечь внимание к убийственной несправедливости в своей судьбе, получить сочувствие и помощь. Алексею был 21 год на момент ареста.
«Мы столько подлости и несправедливости претерпели, мы думали, что отзывчивых людей, способных понять наше горе, просто не существует. И как же радостно было узнать, что такие люди есть, а значит, есть и надежда. С появлением Станислава Маркелова мы просто воспряли духом...»
Станислав Маркелов подключал к делу Захламина депутатов Государственной думы, заставлял родителей не унывать, анализировать ситуацию, думать, отвечать на вопросы, правильно формулировать аргументы. Два года назад он подал желобу в Комитет по правам человека при ООН, для Страсбурга сроки были уже пропущены. Он заинтересовал ситуацией Владимира Щербакова, начальника Центральной лаборатории медико-криминалистических исследований в Ростове-на-Дону.
«Щербаков был очень возмущен, изучая материалы дела, говорил, что все доказательства обвинения — сплошные мыльные пузыри и непонятно, на основании чего вынесен такой приговор», — говорит Софья Ивановна.
Знаменитый криминалист взялся провести детальную экспертизу по материалам дела и в ходе работы пришел к однозначному выводу, что ни к злополучной драке в общежитии Алексей Захламин не причастен, ни тяжких телесных повреждений потерпевший не мог получить, а потому и статья, предусматривающая большой срок, была избрана неверно. К такому выводу Щербаков пришел на основании изучения всех протоколов допросов и экспертиз по делу.
Последний раз Софья Ивановна приезжала в Москву для встречи со Станиславом Маркеловым в конце декабря. Он был искренне раздосадован ответом на свою надзорную жалобу из Верховного суда — отказом на том основании, что уже рассматривались надзорные жалобы по этому делу. Жалоба подавалась «по вновь открывшимся обстоятельствам», и Верховный суд обязан был ее рассмотреть.
«Наверно, нас так жестоко наказали потому, что мы с самого начала пытались добиться справедливости. Станислав Юрьевич сравнивал нашу ситуацию с тяжелой формой болезни, он говорил, что тут сложно что-либо сделать, но делать нужно, нельзя сдаваться и нельзя позволять, чтобы невиновный человек сидел».
За день до гибели Станислав Маркелов сказал Софье Ивановне по телефону, что со дня на день ждет окончательного экспертного заключения от Щербакова и будет с ним обращаться в Генеральную прокуратуру, а если и это не даст результата, он поедет в Архангельск и уже на месте попытается добиться справедливости.
Теперь увесистый том экспертизы Щербакова лежит мертвым грузом у Софьи Ивановны. Станислав убит. С ним убита и последняя надежда на восстановление справедливости, на малейший просвет в деле ее сына.
«Щербаков звонит нам из Ростова-на-Дону и спрашивает, когда же мы найдем нового адвоката. Он тоже близко к сердцу принял эту несправедливость. Но где нам найти такого адвоката, каким был Станислав Юрьевич?»
И действительно — где найти адвоката, который возьмется за это дело, не сулящее ни больших гонораров, ни пиара, возьмется с той же ревностью и энергией, с какой занимался им Станислав Маркелов?
А где найти адвоката, который протянет руку помощи Зауру Мусиханову и другим осиротевшим подзащитным Станислава, уже осужденным, уже отбывающим непомерные сроки заключения без всякой вины?
Ау, адвокаты, которым честь и совесть дороже конъюнктуры! Отзовитесь!..
