Через тотальный террор, через «море крови и сто миллионов голов», как говорил Достоевский, мечта человечества о социализме была Сталиным осуществлена. Но построив социализм, Сталин сказал всем четко и ясно: это и есть социализм и другого быть не может. Он доказал то, о чем Достоевский предупреждал в «Бесах», — что социализм по природе своей есть зло. И действительно, во всех странах, где коммунисты пришли к власти  —  в России,  Югославии, Китае, Вьетнаме, Камбодже и на Кубе, — строй, который они создали, характеризовался одними и теми же чертами: тотальная диктатура, обязательное мировоззрение, массовые репрессии, расстрелы, лагеря, превращение населения в послушных рабов. Исключений не было. Социализм с человеческим лицом не возник нигде.

Сталинский тотальный террор осуществляли органы госбезопасности. Это были самые преданные его помощники. Поражает разгул садизма. Сотрудники органов не только выслеживали, арестовывали, наматывали срока невиновным людям, расстреливали их и отправляли в лагеря, но истязали и мучили их. Истязания заключенных стали нормой поведения сотрудников ГБ. Истязания продолжались в лагерях. Непосильный труд (в колымских золотых забоях заставляли работать по 14-16 часов), страшный голод (многие заключенные умирали через 3-4 недели). Заключенных избивали и лагерные офицеры, и надзиратели, и блатные, часто забивая до смерти. Тон этим зверствам задавали оперуполномоченные ГБ в лагерях.

Садистские импульсы исходили от Сталина. А. Орлов в книге «Тайная история сталинских преступлений» рассказывает, что, когда Сталину доложили о Зиновьеве и Каменеве, отказывающихся подписывать протоколы допросов, он пришел в бешенство и кричал чекистам: «Поработайте над ними, пока они ни приползут к вам на брюхе с признаниями в зубах». Сталин упивался муками своих врагов. Орлов рассказывает, как веселился Сталин, слушая рассказ о предсмертных минутах Зиновьева. Сталин устроил вечеринку для чекистской верхушки. Начальник охраны Сталина Паукер забавлял их рассказом о том, как происходил расстрел Зиновьева. Он падал, хватал присутствовавших за ноги и вопил, изображая Зиновьева: «Ради Бога, товарищ, вызовите Иосифа Виссарионовича!». Гости хохотали. Паукер повторил сцену. Гости хохотали еще пуще. Когда Паукер начал в третий раз, Сталин знаками велел ему прекратить, не то он умрет от смеха.

В 1938 году Колыма не выполнила план по золоту. Сталин позвонил начальнику Дальстроя Павлову. Тот сослался на большую смертность. «А разве плохо, если подохнут враги народа, — сказал Сталин. — Мы пришлем вам еще, сколько надо».

Сколько же «рыцари революции» уничтожили своих соотечественников? Наиболее достоверными следует признать цифры, сообщенные Шатуновской. По возвращении из колымских лагерей она, одна из немногих старых большевиков, избежавших расстрела, была поставлена Хрущевым во главе комиссии по расследованию сталинских репрессий. 

По распоряжению Хрущева для работы комиссии были открыты все архивы, включая архив КГБ и архив Главного управления лагерей. За два года комиссия составила 60 томов отчетов. Шатуновская предлагала Хрущеву опубликовать эти материалы, но он сказал, что этого ни в коем случае нельзя делать, так как КПСС будет совершенно дискредитирована, особенно перед зарубежными компартиями. После окончания расследования Шатуновская ушла на пенсию, оставив 60 томов в сейфе в одном из отделов ЦК. Их дальнейшая судьба ей неизвестна. Поскольку многие высшие партийные чиновники (Суслов, председатель КГБ Серов) были буквально в бешенстве, что Шатуновскую допустили до самых секретных материалов, и чинили ей всевозможные препятствия, она предполагала, что они уничтожили самые компрометирующие документы. Но главные цифры, установленные комиссией, Шатуновская запомнила и сообщила их.

                                                                       5

С 1935 по 1940 год были арестованы 19 миллионов 700 тысяч человек. Из них семь миллионов расстреляны. Таковы масштабы сталинских репрессий, начатых им после убийства Кирова. Близкую оценку дает и Антонов-Овсеенко. Он сообщил, что в 1956-м политбюро запросило у ГБ сведения о репрессиях и что ответ был такой: с 1935 по 1940  арестованы 18 млн 840 тысяч, из них семь миллионов расстреляны. Совпадает и период, указанный в отчете Шатуновской, и число расстрелянных. Небольшая разница лишь в общем числе арестованных: 19,7 млн у Шатуновской и 18,8 млн у Антонова-Овсеенко.               

В эмиграции профессор Курганов сделал расчеты числа репрессированных в СССР с 1918 по 1959 год. Если вычесть погибших во время гражданской войны (он включил их в общее число), то получится примерно 55 миллионов. Если к 19-20-ти миллионам, о которых сообщили Шатуновская и Антонов-Овсеенко, добавить 10 миллионов уничтоженных во время коллективизации (это, по-видимому, минимальная цифра, так как, по расчетам украинских историков, только на Украине были уничтожены от пяти до десяти миллионов), то получится около 30 миллионов. Остальные 25 приходятся на заключенных, расстрелянных и погибших в лагерях до 1935-го и после 1940-го. Из крупных групп населения сюда войдут «раскулаченные», народы, выселенные Сталиным после войны, наши военнопленные, которые из немецких лагерей, пройдя смерш, пошли транзитом в советские лагеря, украинские и прибалтийские партизаны, сражавшиеся за независимость после войны, и просто ссыльные всяких других категорий, которых насчитывают до пяти миллионов.

Получается, что оценка Курганова, с которой многие не соглашаются, выглядит достоверно. С нею был согласен и Солженицын. Отметим также, что ГБ дает совершенно смехотворную оценку: три миллиона арестованных по политическим мотивам с 1918 по1953 год.

В том,что большинство репрессированных были невиновные люди, можно было убедиться в 1956 году, когда по распоряжению Хрущева началось массовое освобождение политических заключенных. На колымском лагпункте Д-2, с которого меня летом 1954-го увезли в Москву на переследствие, было три тысячи зэков. В 1956-м вернулся в Москву с Д-2 приятель, освободившийся по хрущевской комиссии. Он сообщил, что на Д-2 оставили только 150 человек  —  полицаев, карателей, тех, кто активно сотрудничал с немцами.

95% были признаны невиновными. Аналогичные сведения приходили из  других лагерей.

    Когда говорят о вине гэбистов в убийстве миллионов своих сограждан, часто указывают как на смягчающее вину то обстоятельство, что многие из них тоже стали жертвами сталинских чисток. Общие цифры неизвестны, но вот Ежов, когда его судили, кричал: «Я почистил (это был синоним расстрела — прим. автора) четырнадцать тысяч чекистов. Надо было больше». В кровавой сталинской карусели чекисты расстреливали чекистов, своих вчерашних сослуживцев, с тем чтобы спустя недолгое время их самих спустили в подвал и их вчерашние коллеги всадили им пулю в затылок. «Сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау! Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?»                                                        

С февраля по октябрь 1917 года в России разворачивались параллельно две революции.                                                                                                                   

В первой участвовало образованное сословие. Началась она с выступления декабристов, развивалась в течение всего XIX века и увенчалась в феврале1917-го образованием Временного правительства. Вторая была народная, и происходила она на фронте и в тыловых гарнизонах в форме постоянных митингов, на которых вырабатывалось отношение солдат к революционным событиям. Поскольку большинство солдат были крестьянами (82% в 1918 году), ее нужно признать по преимуществу крестьянской. Она была по существу продолжением крестьянских восстаний Разина и Пугачева, что и подтвердилось, когда начались расправы с офицерами на фронте и с помещиками в деревне. И идеалы были те же — мужицкое царство без бар и господ.

                                                                      6

Солдатская масса была настолько пропитана революционными настроениями, что когда фронт начал разваливаться, даже казаки, этот оплот царской власти, возвращались домой с красными бантами на шинелях. А когда в Новочеркасске генералы Алексеев и Корнилов начали собирать первые добровольческие отряды, казаки попросили их уйти с Дона.

В российском революционном движении в XIX веке образовалось несколько течений: от умеренного крыла, стремившегося к установлению в России парламентской демократии, до экстремистского, представленного большевиками, утверждавшими вслед за Марксом и Лениным, что построение нового общества невозможно без диктатуры. Победили большевики. Захватив власть, они сразу же установили диктатуру и террор.

    До сих пор ведутся споры, поддержал ли народ большевиков или их власть держалась только на терроре. Ответ представляется очевидным: большая часть русского народа пошла за большевиками. Доказывается это просто: без поддержки народа они не победили бы в гражданской войне. Неизбежность поражения Белой армии признал еще в 1920 году Милюков. 

«С несомненностью для меня выяснилось, — писал он, — что даже военное освобождение невозможно, ибо оказалось, что Россия не может быть освобождена вопреки воле народа».

А в октябре 2009 года в интервью на радио «Свобода» эту же мысль высказал и историк Ю. Афанасьев. «Следовало бы посмотреть на Октябрьскую революцию, — сказал он, — как на победу подавляющего большинства русского народа».

Речь идет о признании чрезвычайно важного факта, оспариваемого многими: в России победила крестьянская революция, приведшая к власти большевиков. Слились два революционных потока: крестьянский, разинско-пугачевский, и большевистский — самый экстремистский поток в социал-демократическом движении, и они смели революцию образованного сословия, начавшуюся на Сенатской площади и трагически завершившуюся разгоном Учредительного собрания. Победа большевиков и три четверти века коммунистического правления в России были крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века и, возможно, концом России. На вопрос, что произошло с Россией, Безансон ответил кратко: «Разрушена коммунизмом».

Большинство антикоммунистов до сих пор считает, что большевиков поддержало меньшинство народа. Эта концепция так и называется — «Победа меньшинства». Есть даже точка зрения, что Красная армия победила потому, что всюду стояли заградотряды, дезертиров тут же расстреливали и красноармейцы не бежали с фронта только из-за страха. Если бы это было так, то красноармейцы сдавались бы Белой армии. Заградотряды можно поставить сзади войск, но не впереди.

Сложнее с проблемой поддержки большевиков большинством народа после гражданской войны. После введения продразверстки начались крестьянские восстания. Они продолжались несколько лет и были подавлены со страшной жестокостью. Это была по существу вторая гражданская война. По расчетам историков, при подавлении восстаний погибло до миллиона крестьян. Сильное сопротивление оказали крестьяне и в период коллективизации.

Большевистская верхушка во главе со Сталиным была этим настолько разъярена, что из мести развязала голод на селе, в результате которого погибли до десяти миллионов крестьян, из которых больше половины были дети. В первые месяцы войны Красная армия, большинство которой  (67% в 1940-м) было из крестьян, почти не оказывала немцам сопротивления. За первый год войны в плен попали более трех миллионов красноармейцев. Когда в конце 40-х, попав в лагеря, я спрашивал у наших военнопленных, почему Красная армия терпела такие поражения, ответы были однотипные: «А что, за колхозы, что ли, воевать?» и: «А что, за Сталина, что ли, воевать?».  

                                                                        7

Восстания в ответ на продразверстку, сопротивление коллективизации и нежелание воевать за Сталина и колхозы не оставляют, казалось бы, сомнений в том, что крестьяне разочаровались в большевистской власти и встали к ней в оппозицию. Создавалось впечатление, что не только крестьяне, но и городское население находится в оппозиции к коммунистическому режиму и не проявляет открытого недовольства только из страха репрессий, а после смерти Сталина из-за инерции страха.

Многие на наших диссидентских кухнях были уверены, что народ только и ждет, когда советская власть рухнет, и когда это произойдет, люди вздохнут полной грудью и радостно встретят свободу. «А народ восстать готовый,/ Из-под участи суровой,/ От Смоленска до Ташкента,/ С нетерпеньем ждал студента».

При советской власти узнать подлинные настроения людей было невозможно. В эпоху «Москвошвея» опросы населения не производились. Но вот наступила эпоха ВЦИОМа, и выяснилась совершенно неожиданная и поразившая многих картина. Через двадцать лет после крушения советского государства около половины населения России считает, что в СССР было построено народное государство, то есть осуществлен народный идеал — царство без бар и господ. Что социализм, при котором была упразднена частная собственность и  государство являлось собственником не только средств производства, но и всех предприятий и учреждений, школ, больниц, детских садов и т.д., — что такой строй является наиболее подходящим для народа. За желательность возвращения этой формы устройства общества высказалось в некоторых опросах даже не 50, а до 90 процентов респондентов. Большинство населения современной России, по крайней мере на мировоззренческом уровне, не приемлет капитализм и высказывается за возвращение социализма советского образца. И это не только в ельцинский период, что было бы понятно, учитывая, что после шоковой терапии доходы населения упали почти в три раза, но и в относительно благополучный путинский.

Как же это понять? Думаю, тут может помочь Достоевский. Говоря  в «Дневнике писателя» о спорах между славянофилами и западниками, он считал, что противоречия между ними будут разрешены, так как речь идет о заблуждениях ума. Гораздо сложнее с заблуждениями сердца. От них отказаться страшно трудно, и иной человек предпочтет даже погибнуть, чем признать, что он заблуждался. Это может произойти, говорит Достоевский, и с целым народом.

Вот что, по-видимому, происходит с большинством народа в России. Эти люди не хотят отказаться от мечты о народном царстве без бар и господ и считают, что, по крайней мере в основном, оно было построено в СССР.

Тут уместно вспомнить, что и советская интеллигенция не отвергала социализм, но, начиная с середины 60-х, начала требовать демократизации советского общественного строя. Поэтому она с таким воодушевлением восприняла Пражскую весну. Важно, однако, отметить, что требования демократизации советской общественной жизни не сопровождались отказом от социализма.  

Не только советская, но и западная либеральная интеллигенция верила в то, что в СССР создается первое в мире государство рабочих и крестьян. Ее не смог отрезвить даже кровавый театр сталинских политических процессов. Победа над нацистской Германией только укрепила эту веру. Первые сомнения появились после подавления венгерского восстания в 1956-м и Пражской весны в 1968-м. Легитимность правительства СССР была также сильно подорвана советским правозащитным движением. Окончательный удар был нанесен «Архипелагом  ГУЛАГ».

Продолжение следует