Николай Сванидзе, тележурналист, член Совета по правам человека при президенте РФ:

Это сделано под копирку со Спуром и Главпуром Рабоче-крестьянской Красной Армии, а позже — Советской армии. Но тогда действительно была правящая идеология, коммунистическая. Сейчас к ней можно относиться как угодно, и понятно, как к ней стоит относиться, но тем ни менее она была разветвлённая, углублённая, развитая и так далее. У неё были свои служители, она функционировала как отдельная церковь со своей организацией.

Но сейчас такого нет, у нас нет никакой идеологии. Декларировались многочисленные попытки её выработать, но они ни к чему не привели, так как невозможно выработать идеологию на пустом месте. Какая она может быть? Воровать? Идеология любви к Родине глобальна, и относится не только к нашей стране. Надо ещё любить маму, жену, детей, но что дальше? Это тоже не похоже на идеологию. Её нет, и не будет в ближайшем будущем, а может, не будет никогда. Подавляющее большинство стран существует вообще без какой-либо национальной идеологии, и ничего, живут. Но у них нет и Главного политуправления в армии.

Как это будет согласовываться с Церковью? Потому что роль главного идеологического управления в нашей стране последние полтора-два десятка лет выполняла Русская православная церковь. И в каких они будут отношениях, тоже не вполне понятно, потому что, несомненно, между ними будет взаимная ревность.

Скорее всего, возникнет просто ещё один бюрократический орган, который будет насыщаться людьми, должностями, деньгами, генеральскими звёздам, и всё. Бюрократия, как известно, плодит бюрократию, она размножается почкованием. И это один из примеров.

Валентина Мельникова, ответственный секретарь Союза комитета солдатских матерей:

Мы это приветствуем изо всех сил и считаем, что Украина поступает разумно, как и до этого, когда они в тяжёлое время, когда нечем было кормить людей в воинских частях, приостанавливали призыв. Я очень рада за своих коллег, украинский комитет солдатских матерей, которые тоже работают уже 25 лет — наконец-то женщины вздохнут спокойно. Это очень правильное решение, потому что только профессиональная военная служба нужна в современной армии.

Вообще о необходимости перехода к добровольной службе у нас эксперты заговорили ещё в конце 70-х годов — Россия опаздывает уже, можно сказать, на полвека. Полумеры и вежливые отговорки президента и министра обороны — это исключительно дань устаревшей идеологии, представители которой есть у нас в военном лобби и в администрациях. Это абсолютно не связано с эффективностью военной службы. Все эти разговоры о том, что нам нужен мобилизационный резерв, что все должны служить — это всё чистая советская идеология. Профессиональной необходимости в призывниках сейчас нет.

Александр Шаравин, военный аналитик:

Украина давно к этому шла, и разговоры о переходе на контракт, как и у нас, продолжались 20 лет. Вооружённые силы там сейчас сокращены до предела, их численность невелика, и они вполне могут быть укомплектованы на контрактной основе. В принципе это решение ожидаемое, потому что Украина во многом старается строить свои вооружённые силы по стандартам НАТО. Собственно, мы также многие вещи у себя строим по этим стандартам, у нас было немало совместных учений с силами НАТО.

Иногда в связи с тем, что Украина переходит на контракт, можно услышать: а что нам мешает? Неужели не хватает денег? На самом деле это, конечно, последний аргумент, мы не потому не переходим на контракт, что у нас не хватает денег, а потому, что для России в ближайшие десятилетия это не актуально. Для нашей территории, к сожалению, ещё существуют и потенциальные военные опасности, и даже потенциальные военные угрозы. Для Украины таких угроз на сегодня нет. Некоторые люди, конечно, совершенно не в здравом уме, могут считать угрозой Россию. К сожалению, такие политики есть и на Украине и у нас, и они-то как раз и портят наши взаимоотношения.

Говорить, что лучше, контракт или призыв, это то же самое что спорить, что лучше — хирургия или терапия. В каждом конкретном случае используется тот метод лечения, который наиболее оптимален, и в данном случае в России смешанный принцип останется ещё на долгое время. Нам нужно готовить мобилизационный резерв, более того, как раз за счёт тех ребят, которые отслужили срочную службу мы набираем и контрактников. Мы именно оттуда берём кадры и для офицерского корпуса. В принципе, если сокращать количество людей, набираемых по призыву, если всего будет призываться не 300 тысяч, как это было раньше, а, к примеру, 150, а может быть, и 100, о чём говорил недавно министр обороны, то можно будет говорить не о наборе, а об отборе. Но для этого система стимулирования должна быть выстроена правильно, то есть люди, которые отслужат в армии, должны иметь достаточно льгот, в том числе и при прохождении государственной службы, при получении высшего образования и т. д. Для примера скажу, что вот Германия, например, перешла на контракт, но, несмотря на это, 5 тысяч должностей оставлено для тех, кто всё-таки хочет отслужить по призыву, и таковые есть, и по сути эти 5 тысяч формируются на конкурсной основе. Потому что в Германии предусмотрено очень много льгот для тех, кто отслужил срочную службу.

Вот я сегодня какую-то передачу слышал, где утверждалось, что, кроме России, Кореи и Израиля, призыва уже нигде не существует. Но это совершенно не компетентное мнение. Очень много стран, где есть призыв, в Европе есть вполне цивилизованные государства, которые его сохраняют, к примеру, Швейцария. В то же время очень много развивающихся стран, стран с абсолютно не демократическими режимами, где существует контракт. То есть это как раз не показатель ни демократии, ни тоталитаризма, это отдельная категория. Поэтому нельзя говорить о том, хорошо это или плохо, это просто факт — Украина отказалась от призыва. И для них в принципе созрели такие условия уже давно, потому что для их территории угроз никаких не существует.

Ольга Божьева, специальный корреспондент отдела силовых структур газеты «Московский комсомолец»:

Точно знаю, что в ближайшее время будет на пять лет увеличен предельный возраст нахождения на военной службе для всех категорий военнослужащих. На днях я делала интервью с Горемыкиным, начальником Отдела управления кадров, и он мне рассказал, что в ближайшее время будут рассмотрены и приняты поправки к существующему закону о призванных к военной службе. После этого маршалы и аналогичные чины будут служить не до 60-ти, а до 65-ти, генерал-майоры, контр-адмиралы, генерал-лейтенанты — до 60-ти вместо 55-ти, полковники и капитаны первого ранга до 55-ти, и так далее. Полагаю, что это последствия того кадрового голода, который возник из-за реформ Сердюкова, того, что было сделано с системой военного образования — сегодня в Вооружённых силах ощущается большая нехватка кадров. Это то, что можно сказать о будущем наверняка. В целом же пока предпринимаются шаги, которые отменяют уж совсем непопулярные и неправомерные решения, принятые предыдущим руководством.

А так, собственно говоря, в каждом роде войск идут свои процессы. Наиболее заметны они, на мой взгляд, в Воздушно-десантных силах, которые планируют сделать войсками быстрого реагирования, в связи с чем там будут происходить некоторые изменения, и в Войсках воздушно-космической обороны. О них сейчас идёт очень много споров: что должно быть в этих войсках, какими они должны быть и так далее.

Понятно, что сохранится система так называемых внезапных проверок, хотя их внезапность несколько условна. Собственно говоря, внезапность проверок была всегда, в том числе и в советское время. Но как можно говорить о внезапности, когда в этих проверках участвуют ядерные силы? Мешает хотя бы то, что, по существующим договорам, например, со Штатами, мы их должны предупреждать о таких вещах. Может быть, как-то это и делается относительно внезапно, но я не уверена. В любом случае, такие проверки должны быть.

Вот, например, последняя, итоги которой недавно подводились, на мой взгляд, уже демонстрирует хорошую тенденцию. Потому что, в отличие от предыдущих, где перебрасывали танки, грохотали по полю и тому подобное, то есть готовились к войне из прошлого, последняя проверка была чрезвычайно интересной. Хотя бы потому, что она длилась не более часа, при этом участвовали все силы и средства, которые в наибольшей степени отвечают возможному характеру современной войны — это ядерные силы, «ядерная триада» полностью была представлена, Войска воздушно-космической обороны и другие. В принципе, на данный момент я очень скептически отношусь к Войскам воздушно-космической обороны, потому что пока там существует только вывеска. Всё, что «внутри», наполнение, это пока только планы, да и то не вполне выверенные и сформированные. Это такая корзина, куда бросили все яйца вместе, и проверки нужны, потому что они позволяют понять, в каком направлении идти дальше. Во всяком случае, если судить по той проверке, когда на десять часов задержали самолёты военно-транспортной авиации, они не могли вылететь, и потом друг на друга перекидывали ответственность: гражданские аэродромы говорили, что мы не виноваты и кто нам заплатит за это и так далее. После этого принимается решение, вносятся поправки в закон, чтобы на уровне стратегических задач все силы государства в период угрозы, в том числе определённые гражданские структуры, действовали под единым командованием и руководством. На мой взгляд, это правильное решение, о котором говорили давно.

Вообще я критически настроена к политикам и к чиновникам, я просто наблюдаю за тем, что происходит. Смотрю, что делает Шойгу, посещаю какие-то общественные советы, и думаю: вот что он сейчас сделает? Как он поступит? Для меня правильное решение было бы таким, и он именно так и поступает. На мой взгляд, пока в армию возвращается здравый смысл, и решения, которые принимаются, не скоропалительные. Нам не объявили, что завтра начинается Бог знает какая реформа, зато тенденции движения, на мой взгляд, правильные. Например, Шойгу всё-таки настаивает, что армия должна быть контрактной, потому что иначе нам надо рекрутировать мальчиков на 5 лет минимум. И движение в этом направлении будет продолжаться. Более того, я вот общаюсь с тем же самым Горемыкиным и спрашиваю у него: вы же не влезаете в сроки, да и идея контрактников в армии себя дискредитировала, что же будет? Он отвечает, что, да, им тяжело, но они уже начинают искать добровольцев по новым критериям. Не просто тех, кто умеет кирпич разбивать об голову, а смотрят в институтах, в университетах, им нужны люди образованные, нужны компьютерщики, нужны те, кто владеет новыми технологиями, таких людей готовы брать на офицерские должности, в том числе поэтому увеличивают сроки службы. У меня это вызывает лёгкий оптимизм, боюсь пока говорить, что всё хорошо и замечательно, но, мне кажется, это правильные тенденции.

При Сердюкове, возможно, тоже были правильные идеи, но то, какими методами они осуществлялись, — так невозможно ничего добиться. А сейчас эксперты, которые кричали «ура-ура» его реформам, кричат всё то же «ура-ура» Шойге. Если бы сейчас Шойгу опять объявил новую большую реформу, опять как-то её обозвав, «Новый облик», «Старый облик», «Недооблик», мне бы захотелось прокричать: люди, остановитесь! Посмотрите, что вы уже натворили! Проанализируйте, дайте посмотреть на результаты военным экспертам, отмените тот идиотизм, который уже совершили, а потом уже двигайтесь дальше.

При Сердюкове большие учения всегда были шоу. Всегда. Ты стоишь на высокой площадке с генералами и прочими, смотришь, как красиво — стрельба, салют. А потом — раз, и все уходят, я спрашиваю: куда вы? Мне говорят: тут сейчас всё закончится. То есть все сценарии известны заранее. Результаты учений всегда были подготовлены заранее. Если Шойгу и другим, в том числе начальнику Генштаба, который сейчас назначен новый, удастся переломить такой подход, это было бы очень хорошо. Когда происходит что-то вроде упоминавшейся истории с авиацией, проблем не скроешь. Все свои решения новое начальство пытается проверять в обстановке, максимально близкой к реальной, и это правильно. Пытаются анализировать реальные события, и это уже положительный фактор, который может стать решающим в строительстве Вооружённых сил. Главное, чтобы они от этого курса не отступали.

Александр Шаравин, директор Института политического и военного анализа:

Думаю, что в следующем году Шойгу будет делать то же самое, что делает сейчас. Мне кажется, что самая главная его заслуга, о которой мало кто говорит, это нормализация психологической обстановки в военном ведомстве. Потому что до этого была нервозность, неопределённость, отсутствие понимания перспектив и того, что нужно делать. Потому что, как правило, будущие действия не обсуждались, сразу принималось решение, и никто даже не пытался его разъяснить. Напротив, Сергей Кужугетович отличается как раз тем, что он, по возможности, очень внимательно выслушивает своих подчинённых и экспертов, а уже потом принимает решение. Мне кажется, что этот стиль работы чрезвычайно полезен, потому что он помогает избежать большинства возможных ошибок. Модернизация военного ведомства — дело очень сложное, за последние 20 лет было предпринято немало попыток, и многие из них заканчивались печально. Поэтому я считаю, что главное, о чём, может быть, ещё никто пока не говорил, это именно создание нормального психологического климата в ведомстве, который позволяет достигать вполне реальных результатов. Как известно, любой человек, в том числе и военнослужащий, работает лучше, если чувствует себя комфортно, если чувствует, что занимается важным и нужным делом и что его умения что-то значат. Вроде бы пустяк одно из первых требований Шойгу — горячий душ в каждый казарме, но это пустяк только для человека, который не служил в армии и не знает, как это важно, когда каждый день огромные физические нагрузки. И в армии должны быть элементарные бытовые условия. Из таких мелочей и складывается ситуация в Вооружённых силах.

Главное, конечно, не только «железо», о котором чаще всего говорится, вооружение, военная техника. На мой взгляд, более важную роль играет моральный дух, атмосфера. Известно о подвигах и наших воинов, и исторический пример 300 спартанцев говорит, что боевой дух гораздо важнее, чем другие факторы. «Железо» может быть каким угодно, но всё зависит от того, есть ли нормальные люди у пультов и у прицелов. Если Шойгу удастся в перспективе достичь того морального климата, который должен существовать в современных вооружённых силах, а он к этому стремится, и если он использует максимально свой опыт менеджера высокого уровня, который проявил при создании МЧС по сути с нуля, то лет через 5-6 мы можем рассчитывать на то, что у нас будут современные вооружённые силы, адекватные тем вызовам, которые стоят перед Россией.

Валентина Мельникова, ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей России:

Нельзя сказать, чтобы Шойгу когда-то прямо настаивал на переходе на контракт, потому что это, в принципе, не его уровень. Такие решения принимаются президентом и законодателями. Но понятно, что вначале он выступал с позиции, которую излагал Путин, несмотря на то, что уволил Сердюкова: мы всё равно будем выполнять федеральную программу, всё равно будем набирать по контракту, всё равно будем строить современную профессиональную армию. Но оговорка, что призыв останется, и тогда была, хотя, может быть, в более мягкой форме, во всяком случае в Общественном совете. Печально то, что аргументы в этом его выступлении дурацкие, дешёвые. Я их слышала еще в декабре 1990 года на заседании Комитета по обороне и безопасности Верховного совета СССР. Большая страна, протяжённые границы, кругом враги, и поэтому надо, чтобы у нас были призывники и армия в 10 миллионов — это в советское время. Аргументация-то дешёвая, вот в чём дело.

По поводу мобилизационного резерва я уже сцеплялась с Шойгу, об этом многие говорят и в "Фейсбуке" народ пишет. Ведь на самом деле когда раздербанили старый ДОСААФ и сделали РОСТО, а потом снова сделали ДОСААФ, государственно-общественную организацию, у них годовой бюджет был почти триллион рублей, именно для того чтобы готовить там чёртову прорву, сотни тысяч людей, по воински-учётным специальностям. И что, и как, и где? 40 тысяч за два года подготовили, а деньги куда дели? И кого они выпустили? Им туда суют либо каких-то блатных, чтобы права получать водительские, либо военкоматы посылают людей, которые потом не годны к призыву. Так что ситуация на самом деле печальная.

Всё это значит, что люди, которые принудили Путина уволить Сердюкова из-за 23 триллионов рублей, сейчас опять пошли в наступление. Вот, Родину надо защищать, а контрактники — это наёмники, погодите, они сейчас и до этого договорятся. На фоне внутренних войск Щойгу выглядит нелепо, там последний призыв, они переходят полностью на контракт, а у них тоже не два человека солдат. Они, наоборот, рвутся все эти годы освободится от призыва, чтобы люди были отобраны, чтобы могли в случае чего получать какие-то социальные компенсации. С призывником же как? Все всё время забывают, что, что бы ни случилось с призывником, всем будет по хрену! Он возвращается инвалидом, или вообще не возвращается, у него остаётся жена с ребёнком, сейчас же призывают даже если жена с ребёнком, — всем на эту семью плевать. Пенсия инвалидная у них маленькая, стажа нет, единственное, чего мы добились, чтобы ветеранов первой чеченской приравняли к ветераном Великой Отечественной. А дальше что? А дальше он обычный инвалид без всякого стажа, без всего, с маленькой пенсией, никто их не лечит, никому они не нужны.

Поэтому теперь, конечно, я имею к Шойгу претензии. Если он говорит от себя — это неумно. Если он излагает официальную позицию, говорит то, что не хочет говорить Путин, — это опасно. Потому что давным-давно пора уже переходить к профессиональной армии. Они же построили новую систему военной службы, с точки зрения комплектования, так её и наполнять надо профессиональными солдатами. Они хотят поставить новые вооружения в войска, так тем более там нужны подготовленные люди. Если они сейчас кинут эти 23 триллиона в ОПК, чтобы там опять ваяли танки Т-34, то тогда понятно, почему нужны призывники. Все как бы забывают, что за призывом стоит разбазаривание денег на него, ущемление социального уровня солдатских семей, да и военные проблемы. Кому это нужно?

Думаю, они меня погонят из Общественного совета. Там есть, конечно, народ разумный, но это интервью Шойгу, во всяком случае, очень неудачное. Он ведь единственный чиновник, который не имеет отрицательного имиджа. Но после этого интервью, я так полагаю, ему придётся отрицательный рейтинг получить по полной программе. Сейчас, если что случится, они же пока все на Макарова с Сердюковым списывают, это они, мол, такие плохие были, а сколько у нас уже самоубийств за этот год, сколько травм на учениях, в том числе и смертельных, сколько ДТП глупых с солдатами, сколько болезней, умерших! Сейчас начнется зимний призыв, и что будет? Ты хочешь призыва? Вот, что ты делаешь с призывниками, Сергей Кожугетович.

Понимаете, мы же уже 25 лет работаем и очень давно, еще в советское время, поняли, что за призыв те, кого это не касается. Нет в семье призывников, одни девочки, или их самих долбали в армии, и они говорят: меня долбали, пусть и других тоже! А те, кого это касается непосредственно, в том числе и сами пацаны, конечно, всегда говорят, зачем мне этот призыв нужен; и чем дальше, тем больше молодёжь не хочет идти. Кто колледж закончил, кто вузы заканчивает, вузовские обычно к диплому уже работают, а тут они должны всё бросить и уходить в никуда, а потом возвращаться в никуда. Теперь, по Трудовому кодексу, никто не обязан сохранять за тобой рабочее место на время службы, и об этом тоже никто не помнит.

Поэтому глупое выступление, глупое. Я понимаю, что Шойгу сказал то, что ему написал статс-секретарь Николай Панков и какой-нибудь ещё придурок из Управления по работе с личным составом, идеологические товарищи. Понимаю. Но на самом деле мог бы и подумать, перед тем как это произносить. Ну что общего между размерами страны и профессиональной армией? У нас пограничная служба профессиональная с 2008 года, у нас внутренние войска переходят на профессиональную службу! И при чём тут размеры Родины?

Грустно, грустно, я всё жду, отважится ли кто-нибудь на него наехать кроме меня, но пока ничего не слышно. Литовкин его хвалил взахлёб по случаю годовщины нахождения на должности...

Владимир Дворкин, генерал-майор в отставке, бывший начальник 4-го ЦНИИ Министерства обороны:

Я считаю, что это решение Шойгу направлено в первую очередь на то, чтобы сохранить профессорско-преподавательский состав, который в результате реформ Сердюкова понёс ощутимые потери. Если есть какая-то возможность исправить это безобразие, то есть потерю профессорско-преподавательского состава и лабораторных баз, которые были в академиях, то это — основная задача, и она, безусловно, правильна. Вне зависимости от того, какое количество офицеров и контрактников, требующих особой подготовки, сейчас нужно, сохранение преподавателей является сейчас приоритетной задачей. Речь не идёт о том, что их нужно держать как исследователей, потому что сейчас интеграция ВУЗов и научных центров — это очень сложная задача, которая также связана с отсутствием всякого опыта такого рода и в СССР, и в России. Приоритет сейчас — сохранение кадров, потому что как бы мало ни было нужно офицеров, они всё-таки должны быть профессионалами, а не дилетантами. 

Ольга Божьева, специальный корреспондент отдела силовых структур газеты «Московский комсомолец»:

Этот процесс идёт уже давно, и это — абсолютно правильное решение, потому что происходило разрушение системы военного образования, и отставка Сердюкова этот процесс остановила. Была, например, академия Жукова в Твери, единственная, которая серьёзно готовила специалистов космической обороны, её хотели закрыть, преобразовать или сделать филиалом, чем угодно. Они пытались отстаивать свои позиции и всё-таки кое-как отстояли, но в урезанном варианте. А такие академии, как академия Жуковского и академия Гагарина, фактически были уничтожены. Сначала они стали филиалами, потом их вообще расформировали, сделали воронежский институт, передали ему и здание, и статус, и название академий Жуковского и Гагарина, правда, оно такое длинное, что его всё равно выговорить сложно. Но, насколько я знаю, из академии Гагарина в Воронеж поехало всего 7 специалистов, ещё когда она была объединена с «жуковкой». Потом в самой академии Жуковского и Гагарина было более 300 профессоров, более 500 кандидатов, там была целая школа, я уже не говорю про базу, которая была там уничтожена, это уже отдельная тема. И такой процесс проходил во многих родах и видах войск. Понимаете, это потеря школы, потеря традиции, потеря очень многого. У нас система военного образования была практически одной из лучших, нельзя было делать то, что было сделано при Сердюкове. Сейчас всё возвращается на круги своя, вот и всё.

Столько выпускников, сколько было раньше, совершенно однозначно не будет требоваться, если армия реально стала меньше. Но я могу сказать конкретно на примере академии Гагарина, даже когда шла война, сейчас в какой-то стадии продолжающаяся, за то, чтобы восстановить эту академию, никто не говорил о том, что всё должно быть в том же объёме, как было в советские времена. Такого количества выпускников в принципе не требуется, речь идёт о восстановлении школы. Насколько я знаю, на базе этой академии планируется создать президентский кадетский корпус. База там колоссальная, можно создать и не одно учебное заведение. Главное, эта база и профессорско-преподавательский состав там есть, и на этой основе можно учить людей, восстанавливать старую школу. Совсем необязательно, чтобы лейтенантов выпускали оттуда в таком же количестве. Туда, собственно, шли не лейтенанты, а высший командный состав, капитаны и выше. Он в таком количестве тоже нужен не будет, но сама традиция должна быть сохранена. То же самое касается и военно-медицинской академии. Я знаю точно, потому что я там работала несколько лет, это был единственный наш ВУЗ, специалисты из которого ещё в советское время признавались на Западе. Нельзя уничтожать школу — может быть сокращено какое-то количество зданий, помещений, но само уничтожение школы — недопустимо.

Я бы не сказала, впрочем, что это выступление окончательно ставит крест на реформах Сердюкова. Потому что, на мой взгляд, самое сильное, что он делал, это то, что называют гуманизацией, то, что делалось в отношении простого рядового солдата. Понятно, что это сокращение срока службы, телефоны, изменение отношений в воинской частях и так далее. Я не знаю, личная ли это инициатива Сердюкова или уже время требовало таких перемен, скорее всего — и то, и другое, но я бы его заслугу в этом не отрицала. Всё, что делалось по отношению к службе солдат — это реальный плюс, и все эти положительные вещи Шойгу лишь продолжает. Но в тоже время были проколы, серьёзные стратегические проколы, и то, что происходит сейчас, это победа здравого смысла.

Валентина Мельникова, ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей:

Указ о призыве подписывает президент, как бы его ни звали. Количество призываемых определяется им. Я уже несколько раз говорила: министр тут вообще не при делах, никакой министр — ни Грачёв, ни Родионов, ни Иванов, ни Сердюков, ни Шойгу. Это решается Верховным главнокомандующим, он устанавливает и утверждает такие вещи. Поэтому Шойгу может только содействовать федеральной целевой программе отбора на контракт, а дальше всё во власти главнокомандующего. Нужно, чтобы все понимали, кто в таких делах хозяин. Если бы нашего президента звали Дмитрий Анатольевич Медведев, я бы сказала: да, мы можем в ближайшей перспективе рассчитывать на сокращение количества призывников. Но раз это Владимир Владимирович Путин, то я ничего прогнозировать не могу. Здравый смысл, конечно, подсказывает, что, да, надо уменьшать. Но не забывайте, пожалуйста — Шойгу тут только исполнитель.

Споры о численности идут сейчас серьёзные, они начались где-то с 2005 года, когда наконец услышали слова экспертов о том, что у нас вообще некого призывать. Вооружённые силы просто не могут быть укомплектованы, ни по контракты, ни по призыву, тем числом призывников, которое должно быть по этим странным цифрам. И это тоже борьба. Эксперты правы, однажды уже кто-то, за давностью лет не вспомню кто, принимал решение, что армия, как структура Министерства обороны, должна составлять 500 тысяч человек, офицеров и контрактников. Было и такое. А сейчас трудно сказать. Но это всё не от министра обороны зависит, он может только предлагать, настаивать, обосновывать. Решение принимается президентом.

Сам министр пока ни к одному из вариантов не склонен. Нужно относится с пониманием к назначению Шойгу. Да, у него было большое Министерство по чрезвычайным ситуациям, да, огромное количество ресурсов, да, очень мобильная структура, но солдат и офицеров у них столько не было. Это совсем другие задачи и совсем другие возможности. Пока Шойгу, на мой взгляд, не имеет твёрдого внутреннего убеждения, как Медведев или Сердюков, что армия должна быть профессиональной. И в зависимости от того, куда дует ветер, какие тенденции среди начальства, Сергей Кожугетович осторожно склоняется либо к призыву, либо к контракту. Я его понимаю и ему сочувствую.

Недавно мне подтвердили, что в этом году федеральную программу перевыполнили, потому что в прошлом году контрактников набрали мало. В этом больше. Но я ещё раз хочу подчеркнуть, призыв — это идеологическая составляющая российского государства. Оно рабское, поэтому призыв должен существовать, такая вот идеологема. Для модернизации, при желании получить современную армию, эти призывники на фиг никому не нужны, понятно, что нужно напрячься и сделать нормальную профессиональную армию. Так что идет борьба с идеологией.

Игорь Коротченко, главный редактор журнала «Национальная оборона»:

Принципиальная задача поставлена: к 2016 году иметь 425 тысяч контрактников на миллионную армию. Это будет 425 тысяч контрактников, 220 тысяч офицеров, остальное — срочники. Конечно, в первую очередь успех или неудача перехода на контракт будет зависеть от двух обстоятельств. Во-первых, это достаточное денежное довольствие, которое должны получать контрактники, чтобы был конкурс, а не приходилось набирать кого попало. Во-вторых — социальный пакет. В перспективе контрактник, который прослужил, например, 25 лет в Вооружённых силах, должен иметь возможность получить жильё по военной ипотеке. Если будет работать, то есть шанс, что мы впервые сформируем профессиональное ядро Вооружённых сил, в которых всё-таки каждый второй будет служить по контракту.

В то же время говорить о том, что мы полностью перейдём на контрактную основу, нельзя. Этого не выдержит бюджет, потому что удовольствие достаточно дорогое. Кроме того, нам необходимо сохранять возможность для мобилизационного развёртывания армии на случай войны. И срочники, которые прошли службу, являются основой мобилизационного резерва. Но цифры, которые назвал Шойгу, вполне реальные. Сегодня контрактник получает порядка 35 тысяч рублей в месяц, если добавить к этому бесплатное обмундирование, бесплатное питание, предоставление какого-то жилья, хотя бы общежития, это в принципе будет достаточно привлекательным вариантом для целого ряда депрессивных регионов, где получают по 6-8 тысяч рублей без каких-либо перспектив. А армия всё-таки дает шанс на будущее и может служить социальным лифтом. В этом плане для молодых людей из депрессивных регионов служба может представляться достаточно привлекательным занятием. Но я ещё раз подчёркиваю, что нужно платить нормальные деньги и денежное довольствие должно индексироваться в зависимости от инфляции.

Сергей Цыпляев, президент фонда «Республика»:

Ничего принципиально нового на коллегии не звучало. Все было как всегда: «броня крепка, и танки наши быстры, мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Единственное что, хотя, конечно, для военной коллегии естественен акцент на военных способах решения проблем безопасности, но, тем не менее, решение милитаризовать Арктику настораживает. В каком смысле: мы затратим невероятные ресурсы на то, чтобы в таких условиях создать военную инфраструктуру, а денег на то, чтобы развивать Арктику с точки зрения мирной жизни, как всегда, не останется. Собственно, так и происходило в Советском Союзе: все деньги уходили на создание щита, а на то, что под ним, уже ничего не оставалось. Поэтому щит в результате и развалил всю конструкцию. И до сих пор нет ясного ответа, каковы угрозы, предполагаются ли там военные действия, кто собирается что оккупировать. Может быть, всё-таки эти угрозы можно парировать на уровне более активной дипломатической работы, поиска блоковых позиций и так далее. Пока очень расходный проект там заявлен.

И второй момент: снова ведётся разговор о паритете, о том, что он нарушается, и упоминается слово «баланс». Я могу сказать так: баланса, или паритета, можно достигнуть, только если у вас есть экономическая возможность поддерживать этот баланс. Если вы экономически проигрываете, то вы не сможете угнаться за военными возможностями колоссального блока стран. Скорее всего сама постановка вопроса о балансировании России и половины остального мира не реалистична. В военной плоскости ставится задача, которая опять-таки должна решаться дипломатическими и прочими методами, в том числе и политическими, достижением договорённостей и заключением союзов, а не попытками военного баланса. Это то, что связано с системами ПРО.

В остальном инструментарий довольно стандартный, хотя я понимаю, что тот объём военной нагрузки, который сейчас предлагается, около 20 триллионов на пять лет, это задача практически нереальная. Такой уровень военных расходов просто доконает экономику, а этот вопрос в военной коллегии остаётся за кадром.

Мы понимаем, что любое публичное мероприятие подобного рода в большой степени носит показной, пропагандистский характер. Тем более что эта коллегия сопровождалась ещё и вручением наград. Это аппаратное мероприятие. Чаще всего серьёзные разборы полётов происходят не перед камерой и не при таком собрании. Это ритуальное действо в каком-то смысле, демонстрация того, что главнокомандующий един с армией. При этом командующий рассказывает о тех пряниках, которые государство готово раздать. Вот, собственно, смысл этого действия. Так что подвергать глубокому теоретическому анализу то, что там происходило, особо смысла нет.

Обилие там штатских — из той же оперы. Лоббирование своих интересов среди гражданских представителей, особенно среди депутатов, это правильная задача для военно-промышленного комплекса. Не просто считать, что нам дадут деньги по-любому, а если не дадут, то мы сами возьмём. А приглашать депутатов, чтобы они прониклись величием задач, которые предстоит решать. Но вообще, как я уже сказал, эти встречи — демонстрация политического единства, ритуальное подчёркивание взаимопонимания.

Валентина Мельникова, ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей:

Во всех министерствах всего мира проводятся такие собрания. Это фактически заседание правительства, только в одной сфере, абсолютно служебное дело. Конечно, это мероприятие отчётное, там всё подготовлено, и доклады, и темы, но там бывают и какие-то рабочие моменты. Я много лет не была на открытой части коллегии Министерства обороны, но бываю на коллегии Военной прокуратуры. Там достаточно высокого уровня люди докладывают о том, какая ситуация, где какие проблемы и кто чего делает, и дальше идёт та или иная реакция начальства, что у вас вот это не дотягивает, вот это не дотягивает, то есть это вполне производственная история. Это не работа на публику.

Вчера говорили, что Путин должен выступить на коллегии по поводу каких-то стратегий. Может быть, это то, что он сказал об Арктике, я не знаю, что он имеет в виду. По поводу Новой земли есть вопросы. Если туда пойдут служить по контракту и база будет хорошая, как у норвежцев или у США на Севере, то ничего. А если халтура с призывниками, то будет ужас, как на Шпицбергене, где народ зимой замерзает. Там структура старая есть, конечно, хотя и вся загаженная радиацией.

Судя по всему, это всё было связано с награждением. Потому что там, на Дальнем Востоке, конечно, был кошмар с наводнением, и без армейских там бы наверняка не выкрутились. Мы по-хорошему вообще ещё не знаем, сколько там всего людей участвовало. К нам обращаются ребята, уволенные, и рассказывают, что вот я участвовал, и я участвовал.

Игорь Коротченко, главный редактор журнала «Национальная оборона»:

Это была инициатива ректоров ведущих вузов России, которые предложили Министерству обороны рассмотреть вариант так называемой службы в рассрочку, когда студент, не прерывая обучение, одновременно проходит службу и получает военный билет. Идея заключалась в том, чтобы разбить год обязательной срочной службы на периоды, четыре периода по три месяца. Первые три месяца — это обучение на военной кафедре, и ещё три периода студенты проводят в воинских частях. Причём будет персональное закрепление частей за вузами в соответствии с профильной подготовкой студентов. Например, в МГТУ имени Баумана люди обучаются разработке и проектированию систем противовоздушной обороны — соответственно они будут проходить службу в системе воздушно-космических войск. Из какого-то автомобильного вуза — в автомобильные части. Медики безусловно будут востребованы. Из гуманитарных специальностей будут нужны, в первую очередь, переводчики с иностранных языков, потому что есть большой объём военно-технических и военных переводов, которые необходимо делать. Например, радио-электронной разведке, которая занимается перехватом сигналов зарубежных государств, студенты-лингвисты будут однозначно полезны. Социологи, психологи также будут нужны. А что касается других гуманитарных и творческих специальностей, то здесь нужно конкретно смотреть, чтобы понимать, где они могут себя применить на срочной службе.

Вот такая идея была высказана, я подчёркиваю, ректорами. А Шойгу как новый министр обороны отнёсся к ней внимательно, и в результате изучения и различных расчётов было принято решение пойти на такой вариант комплектования войск. Но при этом Минобороны будет предлагать студентам три варианта. Первый — это тот, о котором мы говорим, без отрыва от учёбы. Второй — после завершения вуза и получения диплома о высшем образовании годичная служба в качестве призывника. Или студент берёт академический отпуск на год для службы в армии. И третий вариант — после завершения обучения в вузе студент может подписать договор и служить контрактником 2 года. Это больше, чем срочная служба, но контрактник получает другие деньги и обеспечивается необходимым соцпакетом. Но, подчёркиваю, из этих трёх вариантов выбирает сам студент. Что касается «службы в рассрочку», то, конечно, для того, чтобы понять плюсы и минусы этой идеи, необходим эксперимент. По опыту создания «научных рот» думаю, что эксперимент будет успешным и привлекательным для студентов. Потому что вместе с дипломом о высшем образовании ты получаешь военный билет, в котором уже стоит отметка, что ты прошёл срочную службу.

В первую очередь от этого выиграют сами учащиеся. Можно судить, например, по «научным ротам», куда тоже направляются солдаты-срочники и куда конкурс 10-12 человек на место. То есть это, в принципе, престижно в среде технической молодёжи. Потому что фактически ты занимаешься прикладной наукой, и дальше есть возможность стать офицером или найти работу в военно-промышленном комплексе. Хотелось бы верить, что пользу получат и Вооружённые силы. Конечно, организационных проблем будет очень много: нужно комплектовать команды из конкретных вузов, направлять в конкретные части, по завершении трёхмесячного срока им на смену должна придти очередная группа. Всё это должно быть спланировано, рассчитано и организовано. Но если это будет сделано, то, думаю, выиграют все — и студенты, и армия.

Валентина Мельникова, ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей:

Текста постановления мы пока не видели, поэтому, что имеется в виду под этим военным образованием, как это будет выглядеть — непонятно. Также совершенно непонятно, почему надо в вузе готовить рядовых и сержантов, когда у нас есть государственно-общественная организация ДОСААФ, получающая в год триллион бюджета конкретно на то, чтобы обучать граждан по воинским учётным специальностям на должности рядовых и сержантов. Я допускаю, что за каким-то дьяволом понадобились офицеры запаса, хотя у нас уже есть военные кафедры, военно-учебные центры при вузах, которые и так их готовят. Трудно сказать, что они там напридумывали.

Продолжается двухлетняя бодяга, которую завели ректоры: давайте нашим ребятам больше военных кафедр, давайте нам бюджетные деньги! Нам не нужно дополнительное обучение в вузах ни на рядовых, ни на сержантов, ни на офицеров. Офицеров у нас достаточное количество для российской армии, 750 тысяч человек, и вполне достаточное количество выпускают военные училища и академии. Рядовых и сержантов должна готовить специальная организация, которую специально превратили из общественной в государственную именно для того, чтобы она выполняла эту работу, готовила так называемый мобилизационный резерв. Кто-то хочет для вузов ещё деньги. Ведь что такое это обучение, о котором они везде трезвонят? Это дополнительные помещения, дополнительные часы, дополнительные люди и так далее.

Они думают, что привлекут в эти группы студентов и за студентов тоже будет платить бюджет, но всё это туфта. Чтобы приступить к военному обучению в вузе, человек должен будет пройти военно-отчётную комиссию, как обычный призывник. А они все не годны. Тут вот в полный рост и встанет проблема неправильного определения категории годности. Там просто некому будет учиться. Думаю, что эта инициатива проявляет какие-то совместные интересы некоторых идеологических частей Министерства обороны, которые очень сильно хотят пристроить куда-то своих замполитов, уволенных в запас, часто — за негодностью, и ректоров, которые рассчитывают на то, что вузы получат кучу денег и будут процветать. Ничего этого не случится. Про студентов я даже не говорю. У них всё просто: студент проходит военно-врачебную комиссию, его признают ограниченно годным, он получает военный билет и забывает про эти инициативы на всю оставшуюся жизнь.

Потому что люди реально не годны. Я всем журналистам объясняю: у нас нет ни одного молодого человека 18 лет, который был бы годен к призыву. Хотите — мы покажем документы, покажем людей, приводите любого парня, и мы объясним, почему он не годен. Существуют официальные требования: положение о военно-врачебной комиссии. Эти требования профессиональные — как к лётчику, к машинисту, шахтёру, так и к рядовому солдату или офицеру. И у нас с 98-го года ни один человек, если строго соблюдать стандарты, посмотреть все документы, правильно определить тяжесть заболевания, не писать непонятным куриным почерком «годен», а сделать как положено, ни одного призывать по закону нельзя. Мы сталкиваемся с этим и когда к нам в комитеты приходят призывники, и когда к нам обращаются солдаты. Вот сейчас волны осеннего призыва: с язвой призваны, с гипертонией призваны, парень с регулярными обмороками попал в десантные войска. Из всех тысяч людей, которые призываются, процентов 50 к нам обращается либо до призыва, либо после. И лично я давно, с амнистии для солдат-«бегунков» в 98-м, не встречала парня, который был бы годен. Бывают иногда те, кого в принципе можно призвать, где-то там на грани, но в основной массе никто.

Виктор Литовкин, военный обозреватель, полковник в отставке:

Как изменится ситуацию, сказать сложно. Это покажет опыт, посмотрим, куда призывников направят и как они будут служить. Вряд ли многие командиры, получившие таких новобранцев, обрадуются, но главный вопрос в том, как пройдёт распределение. Возникнут ли группы, по два-три человека на часть, или их будут размещать по одному? Есть также возможность, что они будут нести службу на Кавказе, недалеко от своего дома, в частях, не требующих большой технической подготовки, например, в горных батальонах, там, где они могут использовать знания, опыт и умение владеть оружием, приобретённые «по жизни». Пока ответов на все эти вопросы нет.

Ранее уже были попытки призвать людей из Чечни, тогда это привело к конфликтам. Нужно понимать, что этих ребят с детства учили быть мужчиной, джигитом. Они не любят мягкотелых «маменьких сынков», недостаточно волевых ребят, к которым относятся свысока и заставляют служить на побегушках. Но если они встречаются с достойными, мужественными парнями, достаточно ответственными и сильными, то конфликты если и происходят, то ведут к тому, что кто-то становится ведущим, а кто-то ведомым.

Многое зависит и от того, какие у них будут командиры. Они также должны быть решительными и бескомпромиссными, настоящими военачальниками, причём на любом посту. Таким должен быть и командир роты, и командир взвода. Не исключено, что эти должности также могут занимать выходцы с Кавказа, которые знают психологию кавказских народов и сумеют руководить людьми оттуда.

Конечно, в армии по-прежнему есть люди, участвовавшие в чеченской войне, но тут нельзя всё однозначно предсказывать. Всё будет зависеть от конкретных случаев, у людей разные обстоятельства, разные жизни и соответственно — разные варианты поведения.

Игорь Коротченко, главный редактор журнала «Национальная оборона»:

Полагаю, что эта инициатива не имеет никаких шансов на успех. Она не будет поддержана ни Администрацией президента, ни правительством, поэтому рассматривать её стоит, скорее, как депутатский пиар. Любые предложения, касающиеся деятельности частных военных компаний, не будут сейчас признаны своевременными. Понятно, что этот законопроект пытаются «подтянуть» под ситуацию в восточной Украине. Но там всё уже решилось естественным путём, Донбасс сегодня — это территория, которую Киев фактически не контролирует, и расширять какой-либо силовой экспорт в регион никто в России не будет. Кремль привержен выполнению Минских соглашений, и, соответственно, идея частных военных компаний останется без поддержки со стороны власти.

При этом сама идея таких компаний в принципе возможна. Вопрос только в том, с каким функционалом. Совершенно очевидно, что те задачи, которые вкладываются в эти организации на Западе, где они выступают как структуры, готовые брать на аутсорсинг часть задач в области безопасности и обороны, не могут быть актуальны в нынешней военно-политической ситуации. Но то, что сегодняшнее положение не способствует реализации такого законопроекта, не означает, он в принципе не может существовать.

Элла Полякова, председатель организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга»:

Все последние месяцы нам говорят: «Русские военные на Украине? А докажите».

Сергей Кривенко, координатор движения «Гражданин и армия»:

На наши прямые вопросы о том, откуда взялись погибшие, военные делали круглые глаза и отвечали, что не будут об этом говорить.