В старый Новый год «Ежедневный журнал» предлагает читателям выборку из самых замечательных фраз, реплик и монологов, произнесенных государственными обвинителями в ходе второго процесса над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым.

Рекордсменом по количеству перлов является, конечно же, прокурор Валерий Лахтин. Это неудивительно — на его долю чаще всего выпадало чтение томов дела и допрос свидетелей. Иногда прокурор радовал слушателей такими проявлениями чистого гения:

«Ряд лиц скрывался, в Великобритании, в частности, на Кипре».

«Чтение  газет могло оказать на свидетеля  физиологическое давление». 

«Материалы не сфабрикованы, они прошиты и  пронумерованы!»

Иногда давал важные пояснения:

«Посмотрите  на Москальца гражданина». В ответ на недоуменный вопрос судьи «Там что, так и написано «Москалец-гражданин»?» прокурор с прямотой реагировал: «Написано — Москалец. Значит, гражданин. Москалец — это не название компании. Это фамилия».

Пояснения могли превращаться в своего рода дополнения к вопросам. Видимо, вопроса «Кто определял, где должны быть зарегистрированы компании?» оказывалось недостаточно, и Валерий Алексеевич спрашивал: «А по чьей инициативе регистрировались компании?» На сомнения судьи, не один и тот же ли это вопрос, отвечал:

«Нууу... он дополняет».

Проявлял ревностную заботу о свидетелях и экспертах: услышав вопрос, заданный Платоном Лебедевым эксперту Юрию Школьникову, о том, известно ли ему  было содержание закона «Об оценочной стоимости» во время составления заключения, прокурор заявил, что вопрос «оскорбляет эксперта и его личные достоинства», и пояснил:

«Он ссылается  на его интеллектуальный уровень…на его память!»

При этом легко мог подарить свидетелю свои собственные слова и мысли. «Имел ли Елфимов отношение, как вы говорили, к политике ценообразования?» — спрашивал он у свидетеля Георгия Тяна. Однако с протестом Лебедева, заявлявшего, что свидетель ни разу не произнес слова «политика», Лахтин легко соглашался:

«Правильно, это мое слово!»

Демонстрировал трепетное отношение к обвинительному заключению: когда Платон Лебедев заявил вслед уходящему эксперту Школьникову, что еще не задавал ему вопросов по «Апатиту», прокурор не преминул отреагировать, что это не относится к предъявленному обвинению; в ответ же на возражение Ходорковского, что «Апатит» в обвинении есть, парировал:

«Только на первой странице!» (Оказалось, что на восьми.)

Требовал от обвиняемых всегда ссылаться на документы:

«Когда Лебедев задает вопросы в стиле  «Правильно ли я понимаю…», то пусть  он сошлется, где свидетель это сказал! В каком допросе?! В каком  документе? Пусть он сошлется на готовый  протокол судебного заседания! Это профанация!» (Лебедеву пришлось объяснить, что речь о словах, произнесенных свидетелем две минуты назад.)

Последовательно проявлял уникальный подход к различению оригиналов и копий: когда выяснилось, что то, что он называл оригиналом, является копией, Лахтин перехватил:

«Это копия оригинала. Ну, бывает же, что копию делают с оригинала».

Если адвокат вдруг обращал внимание на какие-то исправления в тексте документа, прокурор бросался в бой:

«Нет никаких тут рукописных исправлений. Вероятно, защитники там что-то корректируют».

Особые отношения у Валерия Алексеевича сложились с иностранными языками. Для простоты он их сводил к одному и высказывался так:

«Перевод Зуевой, даже визуально видно, совпадает  с данными в документе на латинском  языке».

Когда же Лебедев указывал ему, что обнаруженный в документе «Михаил Сублин», на самом деле, является Мишелем Субленом, Лахтин, обиженный за переводчика, ответствовал:

«Прошу отметить, что Платон Лебедев не является профессиональным переводчиком и не может компетентно говорить о переводах».

Самого же Лахтина переводы явно сильно волновали. Свидетельницу Елену Атанову он спрашивал, как переводится название некоей фирмы, и получив неудовлетворительный ответ «Это не переводится», пытался все же добраться до истины:

«Ну, какую  смысловую нагрузку имеет это  название?»

И вообще Валерий Алексеевич стремился дойти до самой сути даже тогда, когда все говорило о том, что ему до нее не дойти. Трижды свидетельница Светлана Хитрова отвечала, что ей неизвестна компания Butler Enterprises Limited, но прокурор не отчаивался:

«Она неизвестна в рамках подписания конкретного  документа, может быть, она известна в рамках подписания другого документа».

Иногда прокурор так увлекался, что даже фактически брал на себя функции судьи. Когда настоящий судья Виктор Данилкин удивлялся, почему Валерий Лахтин прерывает начавшего отвечать свидетеля и тут же задает новый вопрос, прокурор объяснял:

«А я снял предыдущий вопрос!»

Похоже, дай Лахтину волю, и он привлечет к ответственности всех — и тех, кто находится в недосягаемости:

«Я бы хотел  видеть Невзлина здесь!» —

и даже свидетелей:

«Как вы можете с точки зрения законодательства объяснить свои голосования «за»?» — грозно наступал он и уточнял, что допрашивает свидетеля «как гражданина Российской Федерации», поскольку «незнание законов не освобождает от ответственности».

Приятно было познакомиться с чистосердечными откровениями прокурора. Так, сказав «Марс-23» вместо «Марс-22», он с прямотой, «от души» (по его же словам) признался:

«Меньше бы было компаний в стране —  легче бы жилось!»

Когда свидетель признавался, что ему не слишком нравится следователь, Лахтин неожиданно жаловался:

«Я тоже почти никому не нравлюсь».

Куда меньше можно было услышать от прокурора Дмитрия Шохина, который преимущественно помалкивал. Однако и его прорывало, когда негодные адвокаты (особенно возмущал его адвокат Владимир Краснов), например, смели жаловаться на прекращение трансляции из зала суда:

«Уж очень  хочется адвокатам, чтобы общественность увидела, как высокомерность Краснова улетучивается, как только возникает необходимость прогнуться и появляется угодливость. Или как Краснов показывает всем свою внушительную заднюю часть!»

Но как раскрывалась прокурор Гюльчехра Ибрагимова, выступая с ответами на ходатайства адвокатов и заявления обвиняемых! Когда тот же возмутительный адвокат Краснов спрашивал, сколько надо потратить средств налогоплательщиков, чтобы обвинители реализовали свою обязанность отказаться от абсурдного обвинения, она отвечала следующее:

«Трогательной представляется забота о налогоплательщиках со стороны адвокатов. Тогда почему адвокаты так боятся посвятить тех же налогоплательщиков, какие гонорары они получают по этому делу? Плевать они хотели на россиян и налогоплательщиков — о них надо было думать тогда, когда их клиенты Ходорковский и Лебедев разворовывали Россию. Так что нечего на зеркало пенять, если у кого-то кое-что кривое».

И совсем уж не до смеху становится, когда читаешь такие строки авторства прокурора Ибрагимовой:

«Еще раз повторю — для нас это очередной процесс. После Ходорковского и Лебедева будут другие подсудимые. Лично Лебедеву, который даже вслух обращается к Всевышнему, я скажу: «Не дождетесь!»

Впрочем, может быть, здесь лучше и посмеяться.