Наталья Мавлевич, переводчик, доцент Литературного института, член УИК с правом решающего голоса:

Я уже второй раз ходила по адресам, первый раз это было на президентских выборах. Сейчас были призывы об отмене результатов надомного голосования. Если я правильно понимаю, это невозможно физически, потому что отдельных результатов надомного голосования нет — по закону бюллетени, заполненные в ходе надомного голосования, вынимаются, а потом считаются вместе с бюллетенями из основных урн.  Но закон построен как гарантия права каждого на участие в голосовании, в том числе тех людей, которые не могут сами добраться до участка. Предусмотрено, что они обратятся в участковую комиссию — именно участковую! — чтобы им принесли урну для надомного голосования. Обратиться можно устно, попросить родственника, соседа или соцработника, а можно обратиться письменно. Это должно быть занесено в специальный реестр. Но в итоге социальных работников, которые никакого отношения к избирательной системе, управа или их начальство обязывает обеспечить голосование своих старых подопечных вне зависимости от того, хотят они или не хотят, могут они или не могут голосовать. В этот раз было еще хлеще, чем в прошлый: например, в список был занесен человек, лежащий в коме, и заявление подписано будто бы им. Кроме того, у нас не соцработник подает список тех, кто ее попросил, а ей начальство выдало список всех ее подопечных. Дальше наблюдателям и даже более опытным людям показывают реестр тех, кто обратился с просьбой о надомном голосовании и говорят, что все заявления принесли из территориальной избирательной комиссии, куда их принес сотрудник социальной службы. А территориальная избирательная комиссия не имеет к этому отношения и не должна иметь!

Если у соцработника спросить, уверен ли он, что подписи в заявлениях о надомном голосовании подлинные, и напомнить, что за неподлинную подпись можно и привлечь, то заявлений становится вдвое меньше. Потому что подписываются под заявлениями все, кому не лень.

По большей части эти старики и сами не возражают проголосовать. Но есть ведь большая разница между «не возражать» и «хотеть». И когда я вижу глубоко больную женщину, которой впихивают бюллетень, дают ей в руку карандаш… Это производит впечатление какого-то циничного надругательства над людьми. Я вообще не думала, что у нас такое количество беспомощных стариков, зависящих от соцработника. Мы приносим плакат с портретами кандидатов — дежурный ответ: «Не надо, я знаю, за кого НАДО голосовать». И юридически здесь ничего не докажешь.

Есть немало свидетельств того, какой напор выдержали в этот раз социальные работники. На нашем участке был наблюдатель от ЛДПР, который сказал, что у него есть свидетельство от соцработника, что они получили задание обеспечить, чтобы все проголосовали, и талдычить, чтобы голосовали за Собянина. Были, конечно, и подарки, которые присылались, в основном, через советы ветеранов, — нельзя же сказать, что эти подарки незаконны.

Сейчас я хочу объединить жалобы и акт, составленный людьми, которые видели три вопиющих случая, когда подпись была явно подделана. Должна пройти прокурорская проверка.

На прошлых выборах было ощущение, что наблюдатели и члены комиссии находятся по разные стороны линии фронта и как будто говорят друг другу: «А вот мы вам сейчас покажем!» Сейчас этого ощущения не было, стороны сблизились. Процедура стала более открытой. И когда люди сидят сутки вместе и взаимодействуют, они начинают иначе относиться друг к другу, стереотипы, которые существуют с обеих сторон, уходят.

Дмитрий Орешкин, политолог: 

Я думаю, что избирательная комиссия притворится шлангом и все жалобы Навального будет отметать. Тем более они в значительной части имеют специфический характер, а юристы не обязаны знать арифметику. Но подача жалоб будет чрезвычайна эффективна в отношении воздействия на общественное мнение. Навальный, как мне кажется, выбрал абсолютно правильную стратегию — не устраивать майдан, а отойти на заранее подготовленные позиции и через свои информационные сети, в обычном своем блогерском стиле, публиковать данные расследования. Они будут очень убедительны. Можно построить кривые, распределения, посчитать критерии сходимости и несходимости и обстреливать противника долго и с удовольствием, а ему нечем будет ответить, потому что это все официальные данные. Таким образом получится замечательное подтверждение базового тезиса про жуликов и воров. Думаю, что этот вариант действий для Навального лучше, чем выход во второй тур. Во-первых, непонятно, какие будут раскладки во втором туре — может быть, они будут и не в пользу Навального. Во-вторых, если вдруг он победит, трудно представить себе, как он будет управлять многомиллионным городом в условиях финансовой, административной, силовой и прочей блокады со стороны федеральных властей. Думаю, он правильно взвесил варианты и выбрал самое правильное решение — опротестовывать, писать, сообщать, объяснять людям, как их в очередной раз "обули".

Леонид Гозман, политик, президент движения «Союз правых сил»:

Результат так называемых либеральных кандидатов 18 марта говорит не о том, что либеральный электорат маленький, а о том, что либеральному электорату трудно «впарить» то, чего он брать не хочет. Большинство этих людей не живёт по принципу «бери что дают». Григорий Алексеевича Явлинский позиционировал себя как человек прошлого. И ему некого в этом обвинять. Он напоминал партизана, который пускает поездка под откос спустя много лет после окончания войны. Он боролся с реформами Гайдара, он боролся с распадом Советского Союза. Конечно, он говорил много чего ещё, но главными были эти вещи.

Кроме того, его абсолютно аутичная реклама — что-то совсем запредельное. Дело даже не в том, что это плохо сделанные ролики. А в том, что люди, которые их делали, да и сам Явлинский, вообще не подумали, как это будет восприниматься. Возникает ощущение, что он не продаёт какой-то «товар», в данном случае себя, а стоит на сцене, такой красивый, и убеждён в том, что люди не могут не взять что-то столь прекрасное. И то, что у него стало меньше голосов, чем было раньше, означает, что его сторонники не хотят жить прошлым, и хотят, чтобы он их не «осчастливливал», а находился с ними в нормальном диалоге.

Что касается Ксении Анатольевны Собчак, то из 1,6 процентов тех, кто за неё проголосовал, далеко не все либералы. Кто-то голосовал за неё как за популярного человека в соцсетях, кто-то за эпатаж. Сотрудница её штаба Марина Литвинович говорила мне, что самое большое пересечение в плане электората у неё с электоратом Жириновского. Почему мало либералов за неё проголосовало? Потому что они ей не поверили, хотя она и говорила правильные слова. Они решили, что это имитация, игра, что она — «проект Кремля».

Так что из этого печального результата вовсе не следует, что либералов мало. Либералов много, но им надо давать качественный товар. А когда они его не получили, они его и не покупают.

В Москве либералов действительно очень много, в связи с чем кандидат необходим. И Гудков, и Яшин имеют моральное право претендовать на то, что быть единым кандидатом от демократических сил. Митрохин в меньшей степени. Не потому, что они хорошие, а он плохой, — я с большим уважением отношусь к его деятельности. Но Митрохин получил очень мало голосов на выборах мэра, когда конкурировал с Алексеем Анатольевичем, поэтому мне бы казалось, что сейчас ему не стоит идти.

Что касается Гудкова и Яшина, то они оба имеют право на это. У них у обоих есть большие достижения в Москве в «кредитной истории». У Яшина — понятно какие, но у Гудкова тоже, он провёл довольно много народу в мундепы. И хорошо, если бы они как-то договорились, а не дрались друг с другом. При этом надо понимать, что Кремль сделает абсолютно всё от себя зависящее для того, чтобы они сцепились и друг другу мешали. Но они должны иметь чувство ответственности и как-то договариваться.