Ирина Левонтина, старший научный сотрудник Института русского языка РАН:

На НТВ сообщают, что закон внимательно рассматривали, все тщательно взвешивали, учли интересы академического сообщества, Путин встал на сторону ученых, — все это как параллельная реальность, звучит как насмешка. Сегодня больше тысячи человек, академики, ученые с мировым именем, директора институтов, научные сотрудники стояли перед зданием Думы, но на это никто не обратил внимания. Мы, гуманитарии, возможно, еще как-то выдержим, а вот тем, кто работает в области естественных наук, придется хуже. Им нужно дорогостоящее оборудование, реактивы, полевые исследования. Когда всем этим займутся менеджеры, боюсь, это добьет нашу несчастную науку. Все, кто еще может работать, разбегутся. Дело не в жадности — мы можем работать без зарплаты. Но когда нет реактивов и приборов, которые нужны людям, работать невозможно. Преемственность в науке очень легко разрушить, а восстановить практически невозможно. Нельзя восстановить здесь научную школу, просто отправив сто человек учиться за границу, чтобы они вернулись и все возродили. В науке должна быть непрерывная, длительная преемственность.

На какие-то уступки власть пошла, но они имеют косметический характер. По телевизору торжественно объявили, что директора институтов все-таки будут выбираться научными коллективами, а не назначаться. Но это одна видимость: выборность будет, но мнимая, в рамках чрезвычайно сложной системы, и без желания начальства директора института избрать будет все равно нельзя. В ситуации, когда не принята главная поправка — институты не остались в ведении академии, а будут управляться неким агентством, — все имеющиеся уступки уже не столь существенны.

Даже полицейские все понимают, они говорят: «Ну конечно, они все хотят себе оттяпать».

Дальнейшие наши действия сейчас обсуждаются, но их цель — только сохранить собственное достоинство и показать, что мы не согласны, что не надо пытаться делать вид, будто все происходит по доброму согласию и с учетом нашего мнения. Нет — наше мнение не только не учли, об него грубо вытерли ноги. Нам показали, что научное сообщество абсолютно не уважают и его мнение учитывать ни в коей мере не готовы. Депутаты заявляют, что больше всех рады сотрудники научных институтов, которым теперь не придется заниматься имуществом. Может быть, для несведущего человека это и выглядит правдоподобно, но для нас это звучит издевательски.

Михаил Гельфанд, профессор, доктор биологических наук:

Поскольку в законопроекте никаким образом не прописано, как будет учитываться мнение научного сообщества, ни вариант с подчинением агентства Министерству образования, ни вариант с подчинением агентства напрямую правительству не представляется приемлемым. Мы совершенно не застрахованы, например, от того, что руководителем этого чудесного агентства не назначат депутата Владимира Бурматова с фальшивой диссертацией или, если захотят кого-то попредставительнее, то депутата Ольгу Баталину — тоже с фальшивой диссертацией.

Саму по себе идею превращения Академии наук из министерства фундаментальной науки в научное общество я был бы готов одобрить. Эта идея не безумная, и представляется мне стратегически правильной. Но осуществляется она с полным невниманием к деталям, к возможным последствиям. Реформу не с того начали. Начинать нужно было не с переподчинения институтов другому ведомству и бардака, который за этим последует, а с создания нормальной конкурсной системы, прозрачной экспертизы — того, что составляет суть научного администрирования. Таким администрированием мог бы заниматься Российский фонд фундаментальных исследований, который до последнего времени был приличной организацией, пока нынешний директор Курчатовского института Михаил Ковальчук не наложил на него лапу, проведя в совет своих ставленников. Некоторые отделы РФФИ до сих пор осуществляют честную и квалифицированную экспертизу.

Анна Дыбо, лингвист, доктор филологических наук, член-корреспондент РАН:

К настоящему моменту сложилась некоторая правдоподобная гипотеза о том, что именно происходит. Скорее всего продолжается старая аппаратная игра, или спецоперация, являющаяся, в конечном итоге, рейдерским захватом. Известно, что на самом высоком уровне было принято решение о необходимости «вертикали» в Российской академии наук, в связи с чем президент академии должен не выбираться, а назначаться главой государства. Готовится соответствующий закон, но пока он ещё в работе, поэтому пришлось устраивать такую историю с несогласованием выборов.

А дальше идёт чистая конспирология. Это может быть продолжением спецоперации, начавшейся ещё в 2008-2009 годах, при Осипове. Тогда планировалось, что Ковальчука выберут в академики и тут же поставят на место президента. Видимо, с Осиповым удалось достигнуть договорённости, и отделение информационных и нанотехнологий даже выбрало Ковальчука в академики, но общее собрание решение не утвердило. В результате вся история накрылась. Причём про тот случай говорили, что это планировалось не только для того, чтобы почтить Ковальчука, но и для того, чтобы пустить через РАН деньги на нанотехнологии. Тогда не получилось, и их пустили другим путём.

Сейчас эта инициатива вроде бы возвращается. И все, кто хоть что-то знает о Ковальчуке, опасаются, что власти назначат именно его, и хотят этого избежать. Об этом человеке известны всякие нехорошие вещи. К примеру, когда он стал директором ряда физических институтов, то довольно неприятным образом провёл увольнения нескольких ведущих физиков. В этом не было никакой технической нужды, казалось, что он просто хочет поиздеваться. Помимо этого есть слухи о том, что зарплата в Курчатовском институте ниже, чем в других подобных учреждениях. Поэтому академическое сообщество очень боится его назначения.

Если происходящее сейчас — продолжение старой истории, то понятно, что начальство в своих намерениях будет упорствовать. Оно не намерено отступать от принятого решения. И в таком случае бороться с ним довольно сложно, и это предполагает борьбу не только в академической сфере. Причём само по себе назначение главы академии главой государства не является совсем непривычной вещью. В императорской академии было ровно так. Президентами назначались не только учёные, но и, например, великие князья. Это были просто кураторы научного направления от государства, к которым учёные должны были ходить и на пальцах объяснять, почему то или иное исследование важно. Это всегда приходится делать, всегда будет тот или иной начальник, которому это нужно объяснять. Но для понимания нужно, чтобы у объясняющего и слушающего были сходные системы ценностей, чего зачастую не наблюдается.

Если вся история останется в рамках академической среды, то некоторый акт борьбы на прошедшем собрании состоялся. Там сначала попытались утвердить решение о просьбе правительству продлить полномочия президиума секретарей региональных отделений и секретарей отделений по специальностям, а заодно попросить и о продлении полномочий президента. Это было бы формально нехорошо, потому что выводило бы академию из правового поля. Этого удалось избежать, и все разошлись с осознанием своей победы, пока не просочилась информация о том, что в перспективе могут отменить выборы как таковые.

Наука вообще зависит от государства, ей больше негде взять денег. У нас нет крупных феодалов, которые давали бы деньги на исследования. Они ведь как это делают? Приходит алхимик и обещает, что сделает философский камень, ему под это дело выделяют средства. А он развивает химическую теорию, при этом отписывая спонсорам, что уже почти удалось, уже жёлтый цвет, но атомный вес пока не тот. Это всегда так делалось. Интересы учёных всегда заключаются не в получении золота из свинца — наука занимается тем, чем может, исходя из внутренней логики развития науки, а не тем, что нужно с точки зрения спонсоров. Поэтому наука в обществе всегда будет висеть там же, где социалка. Выгода от науки возможна, но это настолько вероятностно, причём в отдалённой перспективе, что давать деньги на науку — это всё равно что давать деньги на бесплатное лечение и образование. То есть это делается, просто исходя из того, что людям будет так лучше жить. А то, что из этого проистекает некая далёкая выгода, — не гарантировано, и это нельзя предъявлять в качестве аргумента, начальник так далеко не думает.

Поэтому во время финансовых кризисов положение науки оказывается достаточно безнадёжным. На Западе тоже время от времени происходят сокращения университетов. В Австралии относительно недавно был скандал, когда профессоров санскрита хотели перевести с вечных контрактов на трёхгодовые, потому что у них не актуальная специальность. Вопрос тут только в степени, подчинённое положение науки не является специфическим свойством нашей страны.

Соответственно, научное сообщество будет искать свои источники дохода. Например, образует свою академию, где будет зарабатывать на жизнь сельским хозяйством, а на эти средства финансировать исследования. Лингвистические исследования таким образом, может быть, удастся поддержать, на них нужно не очень много денег, а вот физические или биологические — нет. Биологи могли бы торговать какими-то вещами, но штука в том, что продаваемые вещи у них делают одни люди, а фундаментальными исследованиями занимаются другие. И нужно обеспечить, чтобы первые делились со вторыми. Придётся организовывать научные кибуцы, чтобы не зависеть от государства.