Сергей Цыпляев, президент фонда «Республика»:

Ментальная сфера вообще-то не то, чем должны интересоваться военные, у них должны быть другие направления работы. Но для нас вообще характерно любой конфликт и противостояние немедленно представлять себе как «войну» и рассуждать о нём в терминах мобилизации, сплочённости и укрепления границ. И это заявление, в первую очередь, направлено просто на то, чтобы дополнительно подстегнуть и укрепить ощущение, что мы живём в осаждённой крепости. Хотя, несомненно, теперь у нас на долгие годы будет стоять вопрос, что же вообще такое «ментальная война», и об этом будет написано немало диссертаций.

Любая силовая структура всегда старается продемонстрировать свою полезность и показать, что без неё – никак. Военные также считают, что им требуется больше внимания и больше средств. Тем более что их запросы на то, чтобы быть равновеликими с Соединёнными Штатами, проявляющиеся в постоянных разговорах о «паритете» на фоне полного экономического деспаритета, требуют колоссального напряжения сил и выделения существенной доли ВВП на военные нужды. Но так военные понимают свою роль в мире.

Лев Пономарев, правозащитник, исполнительный директор движения «За права человека»:

В первую очередь напрашивается мысль, что это была провокация, устроенная людьми, которые сознательно пошли на это, как им представляется, в ответ на какие-то действия Голландии. Следственные органы, я надеюсь, там как-то работают. Провокации бывают двух видов. Спонтанной, когда некоему «патриоту» России голос свыше внушает, что ему это сделать необходимо. Голос свыше тут, как вы понимаете, фигура речи. А возможно, это делалось под контролем спецслужб. Не обязательно, чтобы этим руководил кто-то сверху, министр какой-нибудь. Таких мутных дел в России, особенно в 90-е годы, было полно. Известно, например, что первый взрыв в Москве, в первую чеченскую войну, подготовила группа, в которую входили сотрудники спецслужб. Это было реально установлено, поэтому надо понимать, что в провокациях очень многие могут быть заинтересованы.

Насколько я понимаю, там было нарисовано что-то гомофобское. Здесь так сложилось, наверное, что этот человек счёл дипломата геем. Я не знаю, гей он или нет, не интересуюсь этим и не собираюсь разбираться. Но так сложилось, и этот самый позыв для «патриота» совершить какой-то героический акт был, таким образом, ещё более весомым.

Андрей Солдатов, главный редактор сайта Agentura.Ru, обозреватель «Новой газеты»:

Такие структуры, как различные культурные фонды и программы конечно же могут, в принципе, использоваться для вербовки и шпионажа. Но проблема в данном случае в том, что фактом шпионажа является, по определению, передача секретных сведений и наличие завербованного агента. В нашей ситуации завербованных агентов нет, по крайнем мере, никаких сведений о том, что какого-то студента действительно завербовали, не было — это всё предположения и планы на будущее. Соответственно, нет и никаких данных о том, что какая-то секретная информация куда-либо передавалась. И это всё, честно говоря, меня очень настораживает, потому что понятно, что российские власти очень любят отвечать ударом на удар, и если они будут исходить из тех же принципов, что ФБР, то есть из того, что культурные программы потенциально могут быть полезными для вербовки будущих шпионов, то, учитывая, что в России применяются немножко другие методы, это может привести к тому, что очень многие западные программы для российских студентов сильно пострадают.

Проблема ещё и в том, что российские власти любят оставлять за собой последнее слово. Они не будут воспринимать нынешний шаг США как реакцию на закрытие USAID в сентябре 2012-го, а попытаются максимально жёстко ответить. У них есть такие возможности, и они не будут столь сдержаны в своих действиях, как американцы, которые пока даже не выдворили Зайцева за пределы США и, видимо, не собираются. Вот в этом проблема всего дела: когда ты обмениваешься ударами со странами, которые ведут себя менее сдержанно, у них больше арсенал средств и они могут жёстче реагировать.

Честно говоря, мне кажется, что ФБР в данном случае пытается использовать тактику сдерживания: мы «засвечиваем» какую-то ситуацию, и люди, работающие по этому направлению или в этой конкретной организации, будут вести себя осторожнее. Проблема в том, что эта тактика не очень работает с российскими спецслужбами и российскими властями, которые воспринимают событие как выход в публичное поле и должны не потерять лицо, ответить максимально жёстко.

Алексей Кондауров, депутат Государственной думы, генерал-лейтенант ФСБ в отставке:

Полагаю, что практика такого рода использования подобных учреждений — она существует. Ничего, как известно, в прошлом не остаётся. Она существует и применительно к разведкам зарубежных стран, Соединённых Штатов, Великобритании и кого угодно, кто позиционирует себя как некая значительная мировая держава, пытающаяся оказывать какое-то влияние на ход мировой истории. Разведки для того и существуют, чтобы собирать информацию, не доступную дипломатам, и проводить политику страны, используя специальные средства. Поэтому, конечно, я не исключаю, что наш соотечественник может иметь отношение к российским спецслужбам. Я это говорю, не осуждая и не приветствуя. Это общемировая практика крупных держав, которые имеют хорошие бюджеты, мощные спецслужбы и претендуют на ведущую роль в формировании мировой политики. Не думаю, что какая-нибудь Сербия в состоянии заниматься такого рода деятельностью, да и зачем ей это нужно. Но 15-20 государств, во-первых, могут себе это позволить, во-вторых, считают, что это способствует укреплению их позиций в мире.

Если уж американцы сделали это событие достоянием гласности, обеспечили утечку информации, то Зайцева скорее всего выдворят из страны. Они же не могут распространить такую информацию и продолжать терпеть его у себя. Если бы они чувствовали, что там есть что-то очень серьёзное, они бы его посадили до того, как эта информация просочилась в СМИ. Но это не тот случай, когда стоит усложнять отношения, и без того напряженные. У нас были куда более серьёзные прецеденты, связанные с американцами, когда людей целыми группами высылали, хотя они занимались куда более скрытной деятельностью.

Возможно, американцы действуют в ответ на историю с американским Агентством по международному развитию (USAID), когда им пришлось свернуть деятельность в России. Просто выждали время. Тут трудно судить, мы ведь располагаем только теми сведениями, что доносят до нас заинтересованные стороны. Поэтому есть два варианта: или была компрометирующая информация в том и в другом случае, или её не было и это просто пропагандистский ход с обеих сторон.

Ведь спецслужбы, коль скоро на них выделяют бюджет, должны же чем-то заниматься. И лучше, если они занимаются профессиональной работой. Я бы, например, предпочёл, чтобы наши спецслужбы, об американцах не говорю, переориентировались и тратили львиную часть бюджета на сбор информации, связанной с радикальным исламом, с угрозами, которые создают новые течения, как с точки зрения террора, так и с точки зрения любой другой безопасности. В США, конечно, нужно отслеживать что-то, но я лично не вижу, почему это должно быть приоритетом. Но мы идём по накатанному: вот была Америка противником номер один, мы и продолжаем так действовать. А потом ведь безопаснее шпионить в цивилизованных странах, нежели внедряться в структуры «Аль-Каеды». И безопаснее, и комфортнее.

С другой стороны, американцы вон и Меркель прослушивают, и своих союзников всех слушают. Я понимаю, когда они перехватывают электронные сообщения тотально и пытаются выявить террористические организации или людей, склонных к совершению такого рода преступлений. Но когда слушают Меркель, ближайшего партнёра, мне это не очень понятно. Однако бюджет выделен, и они его осваивают — я восхищаюсь их техническим уровнем. А госпожа Меркель никак не может его оценить, потому что они влезают в её частную жизнь. Таково специфика спецслужб — лучше получить большой массив ненужной информации, чем недополучить ту информацию, которая будет критична для принятия того или иного политического решения. Но повторю, это имеет отношение и к американцам, и к нашим. Мне кажется, лучше бы они не друг против друга работали, а решали бы всё на дипломатическом уровне, вели бы более открытую дипломатическую игру, а свои громадные усилия переориентировали на то, чтобы выявлять террористические угрозы, откуда бы те ни исходили.

Фёдор Лукьянов, журналист, политолог:

Армения — страна очень маленькая. Да, у России будут какие-то расходы, но, в общем, довольно несущественные, в пределах статистической погрешности. В данном случае существует один основной императив — императив безопасности. Армения находится с одним своим соседом, Азербайджаном, фактически в состоянии остановленной войны, с другим, Турцией — в состоянии замороженных отношений. Страна во многом изолирована и вынуждена полагаться на внешние гарантии своей безопасности, которые ей может и хочет дать только Россия. Ни одного другого государства, заинтересованного в том, чтобы брать на себя какие-то такие обязательства, просто не существует. Поэтому всё остальное, в том числе какие-то экономические соображения, подчинено этой главной задаче. Что касается того, что Армения получит снижение цен на газ — это уже не мало. Думаю, что она также получит некоторый приток инвестиций. Вряд ли существенный, потому что инфраструктурные объекты там и так уже в значительной степени принадлежат россиянам. Но, я думаю, что Россия будет сейчас заинтересована в том, чтобы на примере Армении продемонстрировать выгоды интеграции, показать всем остальным потенциальным членам Таможенного союза, что иметь с ней дело — значит получать прямые дивиденды. То же самое, что ЕС сейчас будет делать с Молдавией, которой в этом смысле повезло, потому что её, наверное, захотят сделать такой витриной, чтобы заставить украинцев кусать локти от того, как они много потеряли. Что касается ассоциации с Евросоюзом, которую Армения собиралась подписывать, кроме символического значения, там ничего не предусматривалась. Программа Восточного партнёрства, в рамках которой всё это происходило, большими средства не располагает, речь шла, скорее, о некотором символическом признании того, что Армения входит в сферу притяжения Евросоюза.

Для России экономические выгоды в данном случае не существенны, речь идёт о слишком маленькой стране. В первую очередь, этот договор — подтверждение традиционных связей и подтверждение присутствия на Южном Кавказе. В какой-то более длительной перспективе это, может быть, как-то повлияет на российско-грузинские отношения, поскольку Грузия, если Армения вступит в Таможенной союз, окажется внутри сферы российского влияния. Но каких-то больших материальных выгод Россия от вступления Армении не получит. И Россия, и Евросоюз сейчас политически заинтересованы в том, чтобы чисто статистически увеличить количество стран, которые на них ориентируются, вот и идёт такое перетягивание.

Кроме Армении, заявку на вступление в Таможенный союз уже подала Киргизия. Собственно, думаю, что в том или ином виде она вступит, хотя сейчас идёт активное утрясание различных вопросов. Бешкек ставит некоторые условия, Россия и, кстати, Казахстан, также обладающий некоторыми интересами в этой области, на что-то соглашаются, на что-то нет. Но, скорее всего, Киргизия стоит на прямом пути к вступлению. Вторая страна, которая формально имеет право как член ЕвразЭС, это Таджикистан, но с ним есть одна громадная проблема. Некоторое время назад он подписал договор о вступлении в ВТО на условиях, которые практически делают невозможным его участие в чем бы то ни было. То есть Таджикистан вступил в ВТО как развитая страна, отказавшись почти от любой защиты своего рынка, по каким причинам, не очень понятно. И для того, чтобы сейчас присоединится к Таможенному союзу, эту договорённость фактически надо будет пересматривать полностью. Насколько это возможно и насколько в этом заинтересованы Россия и Казахстан, основные инициаторы союза, сказать трудно.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора «Центра политических технологий»:

Армения — страна, которая исторически находится в довольно непростом положении. Она граничит с двумя довольно недружественными государствами, Турцией и Азербайджаном, помимо этого проблема Нагорного Карабаха вряд ли будет решена в ближайшие годы. И хотя Армения изначально была одной из стран, которые в первую очередь хотели уйти из СССР, потом возобладала историческая традиция. Армения — христианское государство, и её защитником в регионе традиционно была Россия. И сейчас возникает такая ситуация: значительная часть общества смотрит на Запад, но президент сделал другой выбор, обоснованный тем, что Запад не может предложить Армении защиту. Кроме этого, роль российских инвестиций в Армении достаточно велика. И исходя из этого армянская власть приняла решение вступить в Таможенный союз. Там была демонстрация, есть недовольные, это понятно, на последних президентских выборах кандидат от оппозиции, который подчёркивал свою ориентацию на Запад, получил довольно много голосов. Но с учётом исторической традиции, с учётом рисков для страны, эти протесты близко не подходят к украинскому Майдану. Поэтому, я думаю, что Армения интегрируется в Таможенный союз. Другой вопрос, что Россия, понятное дело, будет и дальше стараться балансировать между двумя направлениями своей политики в регионе — армянским и азербайджанским. Но с учётом этого соглашения, я думаю, что чаша весов буду склоняться в сторону Армении. Это не только Таможенный союз, это и российские инвестиции, и военный объект, который имеет там российская армия. Конечно, армянская интеллигенция в значительной своей части мечтает о Европе, но сейчас это было бы не очень реалистичным вариантом.

Это процесс и политического, и экономического характера. Армения получает преференции по закупкам российского газа, что немаловажно для её весьма уязвимой экономики. Но такие преференции Россия предлагает всем, не все на них соглашаются. Так что в данном случае геополитическим фактор, конечно, не является единственным, но, видимо, стал решающим.

Задача России — максимально сохранить влияние на территории СНГ. Поэтому борьба с Западом идёт здесь буквально за каждую страну. Мы видим это по Украине, мы видим это по Молдавии, которая сейчас идёт в Европу, и Россия, скорее всего, поддержит молдавскую оппозицию в следующем году на парламентских выборах. Россия традиционно считает СНГ зоной своих интересов, Запад с ней не согласен, и идёт борьба. В случае с Арменией по ряду причин, о которых я сказал, эту борьбу выигрывает Россия.

Алексей Арбатов, политолог:

Слухи о том, что «Искандеры» то ли уже размешены, то ли их планируют разместить, ходили давно, но если это всё-таки произошло, то никакое соглашение в принципе не запрещает это делать. «Искандеры» не являются предметом договора о ракетах о средней и меньшей дальности, радиус их действия менее 500 км. Хотя военную напряжённость это, конечно, не ослабляет. Такой шаг давно планировался как ответ на выполнение третьей фазы программы противоракетной обороны США, которая предполагает размещение перехватчиков в Польше. Этого, правда, пока не произошло, но в предварительном порядке там размещены наши ракеты с целью держать под ударом базы перехватчиков: радиолокационные станции, позиции размещения ракет.

Вот возможное объяснение происходящего, но вообще нельзя не отметить, что это всё — просто нагнетание напряжённости и абсолютно неадекватная реакция. Нельзя представить себе сценарий, при котором ракеты «Искандер» нанесли бы удар по стране НАТО с базами этих перехватчиков. Тем более что те ракеты, которые будут размещены в Польше после 2015 года, это не продвинутые системы, из-за которых в своё время шла паническая кампания и которые могли бы быть развёрнуты в Польше и на кораблях в Северных морях на четвёртом этапе, то есть ближе к двадцатому году, и создать потенциал для перехвата российских межконтинентальных ракет. Это перехватчики гораздо меньшего технического уровня, меньшей эффективности, и они уж точно никакой угрозы для российских дальнобойных ракет не представляют даже в чисто техническом плане. Хотя и те, которые планировалось разместить в ходе четвёртого этапа, не представляли для нас никакой существенной угрозы, но сейчас сам этот этап отменён.

Явно взят курс на обострение, президент снова очень жёстко высказался по поводу программы противоракетной обороны НАТО, привязал её к переговорам с Ираном по ядерным проектам, сказал, что эта система призвана подорвать российский потенциал сдерживания. Но это всё чисто политическая кампания, ни стратегической, ни технической основы под ней нет. Видимо, было принято решение и дальше нагнетать напряжённость на этом направлении.

Со стороны Запада это может привести к каким-то ответным мерам, посмотрим, как пойдёт дело. Это, конечно, зависит не только от «Искандеров», но и от того, как дальше будет развиваться ситуация в Украине, но в принципе Запад может ответить со своей стороны уже не оборонительными, а наступательными системами. Например, развернуть крупную группировку ударной авиации в Польше или в странах Балтики, которая с обычным и с ядерным оружием будет перекрывать всю европейскую территорию России. Могут создать системы аналогичные «Искандеру», это не составит большого труда, если возникнет желание. Не думаю, что это произойдёт в обозримом будущем, но в принципе Запад может на это пойти.

Ракеты, которые будут развернуты в Польше в ходе третьего этапа, предназначены для перехвата иранских ракет, пролетающих над Польшей, если они будут направлены в сторону Великобритания или в сторону США, а также ракет, которые могут быть направлены непосредственно на саму Польшу. В том числе, кстати, и «Искандеров». ПРО в Польше, конечно, размещалось не для этого, потому что решение было принято до появления слухов об «Искандерах», но теперь получается, что ракеты обрели объект для перехвата. Потому что как раз такие системы, как «Искандер», они и могут сбивать, они предназначены для таких задач. Наши конструкторы всё время хвастаются, что «Искандер» не перехватят никогда в жизни, но испытания не проводились, так что здесь не надо говорить раньше времени. Я бы предложил НАТО и России ради интереса провести на полигоне такие дуэльные испытания, посмотреть, могут перехватить или нет. Полагаю, что вполне, но проводиться такие испытания скорее всего не будут.

Аркадий Дубнов,  международный обозреватель газеты «Московские новости»:

Представляется, что самым главным в саммите было бы согласие Евросоюза и России с тем, что раскол Украины стал бы настоящей катастрофой для Европы и прежде всего — для самой Украины. Соответственно сохранение там единой государственности важно сегодня для всех основных акторов. Также у меня вызывают определённое удовлетворение гарантии Путина, что финансовая помощь, обещанная Украине, не будет зависеть от того, какое правительство будет сформировано в Киеве. Это важный залог того, что нынешний украинский кризис может быть урегулирован в позитивном русле.

Наконец, положительным итогом саммита было бы понимание сторон, что необходимо возобновить диалог относительно целей Восточного партнёрства, с которыми согласилась бы Москва, исходя из сформулированной по итогам референдума воли украинского народа. Сейчас позитивно выглядит уже само предложение начать трёхсторонние переговоры о создании зоны свободной торговли между ЕС и будущим Евразийским союзом, поскольку это могло бы стать завуалированным предлогом для трёхстороннего формата обсуждения будущего Украины, о чём шла речь ещё перед началом активной фазы кризиса. Нужно понимать, что слова о зоне свободной торговли сами по себе — это метафора, за которой скрывается готовность к трёхсторонним переговорам, и именно это я понимаю как позитивный итог. Сами по себе такие разговоры — фикция, потому что никакого Евразийского экономического союза на данный момент не существует.

Неукраинская повестка на саммите была чисто номинальной. Обе стороны, и Брюссель, и Москва, сохраняя своё реноме, старались избежать превращения Украины в основной контрапункт саммита, так как это умаляло бы их геополитические амбиции. Но реально речь шла только о ней, и с самого начало было ясно, что по срокам этот саммит поспел очень удачно, и если бы его не было, его следовало бы просто выдумать.

Фёдор Лукьянов, журналист, политолог:

Думаю, здесь совокупность политических и личных причин. Личных, поскольку он по своему роду занятий не дипломат и не госслужащий, а в Стэнфорде, где он всю жизнь работает, как и в любом крупном американском университете, существуют свои правила. И хотя для них, конечно, очень почётно, что их профессор занимает такие должности, но в какой-то момент он должен принять решение: либо возвращаться и подтверждать своё профессорство, либо лишиться этой возможности. Макфол никогда не демонстрировал намерения бросить науку, уйти с профессорско-преподавательской должности, поэтому его выбор не удивителен.

Политически за то время, которое прошло с момента его назначения — а Обама решил отправить его в Москву, по словам самого Макфола, ещё в начале 2011 года, — ситуация сильно изменилось. Макфол ехал в Москву как человек, который должен был продолжать линию, начатую в 2009-2010 годах, то есть новый этап, следующий за «перезагрузкой», и Обама предполагал, что президентом будет Дмитрий Медведев. Но потом всё изменилось, во главе России встал Путин, повестка дня, которая содержалась в «перезагрузке», стала невостребованной, и оказалось, что Макфолу здесь нечего делать. Потому что политическая составляющая его деятельности из-за этих перемен очень сократилась, а чисто дипломатическая рутина, которой занимается любой посол, для него не очень интересна, потому что он не является профессиональным карьерным дипломатом. И вот это отсутствие повестки, которая планировалась, свела работу Макфолу к гораздо более узким формам. С учётом того, что российско-американские отношения сейчас ограничивается, фактически, обсуждением и участием в урегулировании нескольких международных конфликтов — Сирия, Иран, может быть, Афганистан, на этом посту нужен просто очень профессиональный дипломат, который будет заниматься подобными вещами. А человек такого политического склада и направления, как Макфол, просто не требуется.

Сами изменения в политике с ним не связаны. Он же не тот человек, который определяет американскую или, тем более, российскую политику. Просто когда он сюда ехал, была одна ситуация, а потом, не по его вине и не по его воле, она изменилась. Какие-то вещи вначале явно мешали ему работать. Это было связано, во-первых, с какой-то излишней экзальтацией с нашей стороны по поводу его прибытия. Даже странно: при всём том, что он яркий, интересный человек, это просто ещё один посол США, которых было много и будет много. В этом смысле он попал в накалённую атмосферу, тем более что его приезд совпал с волнениями, которые были в России. А потом, на первом этапе его работы, в течение первого года, может быть, чуть меньше, была другая проблема — он просто не сразу адаптировался к роли посла. Поскольку он дипломатом никогда не был, то не сразу скорректировал то поведение, которое было нормально для публичного интеллектуала, но крайне неуместно для посла, и это создала ряд дополнительных сложностей. Позже были уже другие проблемы, связанные не с ним, а с тем, что российско-американские отношения трансформировались не так, как он предполагал.

Лев Пономарёв, правозащитник, исполнительный директор движения «За права человека»:

Думаю, что Лавров — достаточно образованный человек, чтобы не говорить о том, что воинствующий атеизм является «лицом» Запада, если иметь в виду Европу и США, так же как и гедонизм. Ни того, ни другого на Западе нет. Но если Лавров хочет общаться на языке пропагандистов Московской патриархии — то у него получается, он буквально повторяет Чаплина. Но мне, честно говоря, немножко за него обидно, потому что в моём представлении это интеллектуал, европейски образованный человек, и такие нелепости он говорит нечасто. Он что, выполняет чей-то заказ или пытается кому-то понравиться? Задача министра иностранных дел — быть объективным в отношении с Западом.

Вообще у нас есть о чём договариваться с Западом. Собственно, Россия с ним уже договорилась, подписав Европейскую конвенцию по правам человека и обязавшись её выполнять. Но Россия вызывающе её нарушает. Хотя, если быть объективным, то нельзя не отметить и положительное, и я должен сказать, что мы благодарны российской власти и лично Путину за то, что он не выносит на общероссийский референдум вопрос о смертной казни. В той атмосфере, которая сейчас доминирует в российском обществе, в обстановке ненависти и агрессии, фактически навязываемых властью через федеральные СМИ, процентов 70 проголосует за введение смертной казни. Если брать этот вопрос, Путин и правительство выступают европейцами, и я лично как правозащитник им благодарен.

При этом все остальные пункты Конвенции мы нарушаем вызывающе. Выборы идут у нас понятно как, особенно за пределами столицы. Если у нас единая страна, то не надо отчитываться «прозрачными» выборами в Москве. Да, действительно, здесь они были более-менее открытыми. А на Кавказе? 99%. Это что, России не касается? Распространено насилие и пытки. Откровенные пытки и убийства в системе наказания. Постоянные проблемы с массовыми манифестациями. Можно продолжить по всем пунктам Европейской конвенции.

То, что Запад не акцентирует внимания на этих вещах — уже диалог. Там понимают, что Россия не совсем Европа. Но нельзя же бесконечно игнорировать эти вопросы, надо же когда-то по-настоящему начать выполнять Европейскую конвенцию по правам человека.

Конечно, Запад не однолик. Там есть собственные консерваторы, и мы сейчас пытаемся выстраивать некоторую консервативную идеологию, ориентируясь на них. Но если говорить о Лаврове, то хочется вступить с ним в некий заочный диалог. Дело в том, что права человека — это не выдумка западных либеральных идеологов. Это выстраданные понятия, возникшие, прежде всего, из международных отношений в виде Декларации ООН по правам человека, потом Европейской конвенции и ряда других документов. Это результат обдумывания результатов мировых войн и общественных процессов. Надо помнить, что обе мировые войны начались именно в Европе, и произошло это из-за того, что руководство европейских стран было суперконсервативным, закомплексованным, жившим прежними обидами. Мировые войны начались в странах, которые мы считаем «золотым миллиардом», наиболее развитых, и унесли десятки миллионов жизней, потому что люди ковырялись в своём прошлом, «расчёсывали» обиды, которые нанесли им соседние страны. Так что права человека в международных отношений — это, прежде всего, предотвращение Третьей мировой войны. Понимает ли это Лавров, который, вообще говоря, занимается такими вещами профессионально?

Лилия Шевцова, политолог:

Майдан упорно продолжает стоять как упрек окружающему миру, напоминая о равнодушии одних и цинизме других. «Украинцы должны сами решить свои проблемы», — твердят все вокруг. Теоретически — да! Но как украинцы могут решить свои проблемы, если тупик, в котором оказалась Украина, во многом (а может быть, и в решающей степени) является следствием существования международного фактора, который беспрепятственно оперирует на украинском внутреннем поле. Да еще и претендует выступать в роли судьи и модератора! Я говорю, конечно, о Кремле. Не будь этого внешнего игрока на украинском поле и связанного с ним мощнейшего пророссийского лобби в Украине, события там, скорее всего, развивались бы по другому сценарию. Неужели Янукович продолжал бы цепляться за власть, не будь у него российской финансовой поддержки? Поэтому все, что сейчас происходит в Украине, включая и радикализацию Майдана, и неспособность политической элиты сформировать новое правительство, и приближающуюся экономическую катастрофу, и потерю управления страной — все это следствие не просто нависания над Украиной державы с вполне определенными и откровенно выражаемыми амбициями. Это и результат прямого внешнего влияния на украинские процессы. Недаром Сергей Лавров заявил: « Мы делаем все(!), чтобы стабилизировать ситуацию в Украине». Для тех, кто знает российско-советскую историю, не нужно чрезмерного воображения, чтобы понять, что это «все» может в себя включать.

Алексей Макаркин, политолог, заместитель директора «Центра политических технологий»:

Когда был назначен предыдущий посол, господин Макфол, то он оказался в крайне невыгодном, парадоксальном положении. Его назначали с расчётом на то, что как политолог и специалист по России он будет оказывать всемерную поддержку процессу «перезагрузки». Американцы тогда предполагали, что их партнёром будет Дмитрий Медведев, и подготовили для него наиболее удобного и совместимого человека. А получилось прямо противоположное. Пока Макфола утверждали — а республиканцы были против его назначения, считая его слишком пророссийским — выяснилось, что у нас будет другой президент, потом были выступления оппозиции, и когда Макфол наконец приехал в Москву, его стали рассматривать как специалиста по «оранжевым революциям», фигуру антироссийскую и опасную. В результате его пребывание на посту посла оказалось совсем не таким, как планировали, возникали ситуации, когда он оказывался фактически в изоляции, российская элита шарахалась от него как от персонифицированного образа Государственного департамента США, который якобы патронирует нашу оппозицию. Понятно, что такая ситуация для посла ненормальна, и он ушёл со своего поста раньше срока.

Сейчас США отправляет профессионального дипломата. Ни на какую «перезагрузку» расчёта нет, это уже давно история, ситуация сейчас очень конфликтная. Это связано и с Украиной, но не только, мы видим общую проблему двусторонних отношений, преодолеть которую в обозримом будущем вряд ли возможно. Россия не доверяет Америке, а Америка не доверяет России. Кремль не устраивает нынешний украинский режим, а Белый дом всячески его поддерживает, сегодня в Киев приезжает американский вице-президент. Поэтому в Москву направляется не просто профессионал, но человек, который раньше работал в СНГ, в частности в той же Украине, и который вызывает у нашей власти далеко не самое дружелюбное отношение. Однако американцам, видимо, уже всё равно, что об этой кандидатуре думают в России, они посылают наиболее твёрдого представителя. Это своего рода демонстрация, насколько можно понять, американцы думали, стоит ли так раздражать Москву или всё-таки выбрать какую-то нейтральную фигуру, не работавшую в странах, которые Россия считает сферой свои интересов. Но потом решили: а зачем идти навстречу России? В результате, нового американского посла встретят в Москве не очень дружелюбно, скорее, в стилистике «холодной войны», но американцы ничего другого и не ждут, они заранее понимают, на что идут.

Обязанности Теффта будут чисто официальными, никакого неформального общения с высшими государственными чиновниками не будет, они сами будут держаться от него подальше. И это не будет персональный представитель Обамы. Когда направляли Макфола, он позиционировался как человек Обамы, которому поручено поддерживать контакты с Медведевым. А новый посол — это дипломатический работник, кандидатура которого, помимо прочего, вряд ли вызовет сомнения и у республиканцев. Это будет типичный двухпартийный кандидат, которого поддержат представители обеих американских политических сил.

Алексей Арбатов, политолог:

Владимира Путина позвали во Францию не сегодня, приглашение было сделано некоторое время назад, а сейчас, скорее всего, было повторено. Его приглашают туда не в личном качестве, и даже не как президента России, а как главу государства, которое является правопреемником СССР, выступавшего в качестве союзника западных держав в годы Второй мировой войны. Что бы между нами ни происходило сейчас, история есть история и к ней надо относится с уважением. 9 мая — великая дата истории ХХ века в отношениях Востока и Запада, когда мы действительно были военными союзниками. Открытие второго фронта обозначило завершающий этап войны, не оставив никаких шансов для фашистского режима выжить и сохраниться.

При этом с нашей стороны ответа пока что нет. Вполне возможно, что вместо Путина туда отправится Лавров, или Шойгу, потому что это всё-таки был военный союз и военная победа. Президент поедет туда в том случае, если наметится какая-то стабилизация, деэскалация и новые соглашения по Украине. Сейчас все говорят о возможности «Женевы-2», Киев уже заявил о готовности проведения такой встречи в том же формате, что и «Женева-1». Если согласие будет достигнуто, безумная военная операция Киева на юго-востоке страны прекратится, будет достигнуто перемирие и введены международные наблюдатели, то, может быть, поедет и Путин. Но, безусловно, такого рода визит не может обеспечить соглашение, если оно не подготовлено заранее: ни одна встреча «в верхах» не может решить вопрос, если ей не предшествовала большая дипломатическая работа. Экспромтом такие проблемы не решаются.

Сергей Цыпляев, президент фонда «Республика»:

Конечно, подобные заявления недостойны уважающей себя и сильной страны. Это напоминает дискуссии в песочнице: а я завтра старшего брата приведу, он у меня пилот бомбардировщика, он вам покажет. Это стиль, который не украшает никакого политика.

Но что пугает гораздо больше, это то, что за такими «детскими» заявлениями и выкриками стоят большие опасности. Чаще всего подобную воинственную риторику включают люди, которые не понимают до конца, насколько всё сложно, как хрупок мир, и их заявления носят абсолютно безответственный характер. У них рождается желание бить себя в грудь, доказывать всем, какой я крутой, самый-самый и сейчас всем покажу. Но попытка зарабатывать себе очки таким образом в какой-то момент приобретает зловещий характер. Я к подобным заявлениям отношусь без всякого юмора. Потому что позже из-за них начинаются проблемы, когда вдруг встаёт необходимость принимать решения, а маска крутого бойца не позволяет сказать: стоп, дальше мы не пойдём, мы пониманием, чем это закончится и какая на нас лежит ответственность.

У людей во власти сейчас в принципе есть необходимость постоянно получать психологическую компенсацию, потому что реально проблема под названием «Украина» оказалась гораздо сложнее и непредсказуемее, чем представлялось изначально. Мы имеем тяжелейший кризис мирового масштаба, и те, кто принимал решения с самого начала, совершенно не представляли себе объём последствий, который только сейчас начинает прорисовываться. В результате у них начинается бравада пополам с истерикой, и мнение, которое выразил Рогозин, конечно, присутствует. Степень бесшабашности и готовности шагать вперёд, конечно, разная. Насколько я понимаю, исходно по Украине сценарий был «берём всё и привозим Януковича на броне в Киев», но постепенно размах снижался и ключевых, принципиальных решений не принято до сих пор, я надеюсь — из-за понимания тех последствий, которые могут наступить.

Алексей Арбатов, политолог:

У меня не сложилось впечатления, что российские политики часто грозятся войной, заявление Рогозина — скорее исключение, чем правило. Это человек достаточно эмоциональный, а с его полётом был связан некоторый инцидент, в результате он, видимо, не смог сдержаться и выступил с таким заявлением. Но что касается остальных политиков — насчет Жириновского всё понятно, он всегда упирает именно на такие способы разрешения проблем, — но в целом даже со стороны консервативных политиков или тех, кто имеет геополитические амбиции, связанные с приобретением новых территорий, нет особого энтузиазма по поводу применения силы. В том числе и на юго-востоке Украины, а именно это в настоящий момент является главным вопросом. По поводу сложившейся ситуации они смотрят на Кремль и ждут, какой курс там выберут. Если Кремль перейдёт к применению силы, согласно санкции Совета Федерации, полученной в начале марта, то политики немедленно в один голос это поддержат и бросятся впереди паровоза. Но пока что они выжидают.